Гебре Селассие, Теодор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гебре Селассие»)
Перейти к: навигация, поиск
Теодор Гебре Селассие
Общая информация
Родился
Тршебич, ЧССР
Гражданство
Рост 181 см
Вес 71 кг
Позиция защитник
Информация о клубе
Клуб Вердер
Номер 23
Карьера
Молодёжные клубы
1993—1998 Велке-Мезиржичи
1998—2005 Высочина
Клубная карьера*
2005—2007 Высочина 18 (2)
2005—2006   Велке-Мезиржичи 8 (0)
2007—2008 Славия (Прага) 11 (0)
2008—2012 Слован (Либерец) 97 (8)
2012—н.в. Вердер 122 (8)
Национальная сборная**
2007—2008 Чехия (до 21) 6 (0)
2011—н.в. Чехия 38 (1)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 19 октября 2016.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию
на 19 октября 2016.

Теодо́р Ге́бре Села́ссие (чеш. Theodor Gebre Selassie; родился 24 декабря 1986 года, в Тршебиче, ЧССР) — чешский футболист эфиопского происхождения, правый защитник футбольного клуба «Вердер» и сборной Чехии.





Карьера

Клубная

Теодор родился в Чехословакии, в городе Тршебич, однако начал заниматься футболом в городе Велке-Мезиржичи, в одноимённом клубе в 1992 году. В 1998 году он переехал в Йиглаву, где продолжил футбольное образование в команде «Высочина». В 2005 году был отдан в аренду в «Велке-Мезиржичи», а в 2006 году вернулся обратно в «Высочину», за которую еще на протяжении двух сезонов выступал во второй чешской лиге. Осенью 2007 года Гебре Селассие подписал четырёхлетний контракт с пражской «Славией». Дебютировал в Гамбринус Лиге 19 октября, в матче с пльзеньской «Викторией» (0:3). По итогам сезона 2007/08 вместе со «Славией» стал чемпионом Чехии. В начале осени 2008 года Теодор заключил контракт со «Слованом» (Либерец). В команде дебютировал 21 сентября, в игре с пражским «Богемиансом» (0:2). 2 ноября, в матче с «Младой-Болеслав» (3:3), забил свой первый гол в составе «Слована». В сезоне 2011/12 Теодор вместе со «Слованом» стал победителем Гамбринус Лиги.

22 июня 2012 года Гебре Селассие подписал контракт с бременским «Вердером» на 4 года[1][2]. В дебютном матче за клуб, состоявшемся 24 августа, Теодор сумел забить гол дортмундской «Боруссии», а встреча завершилась победой соперников со счётом 2:1[3].

Национальная

В период с 2007 по 2008 год Теодор выступал за молодёжную сборную Чехии. В мае 2011 года был приглашён Михалом Билеком в первую сборную Чехии, в составе которой дебютировал 4 июня, в игре со сборной Перу (0:0). 29 мая 2012 года Теодор попал в окончательный список игроков, которые поехали в составе чешской сборной на Евро-2012[4]. Дебютировал на этом турнире 8 июня, в матче со сборной России (1:4)[5].

Гебре Селассие является первым темнокожим футболистом в истории национальной сборной Чехии.

Статистика выступлений за сборную

По состоянию на 19 октября 2016 года

Семья

Мать — чешка, отец — эфиоп.

Достижения

Напишите отзыв о статье "Гебре Селассие, Теодор"

Примечания

  1. [www.sports.ru/football/141591009.html?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter Гебре Селассие перешел в «Вердер»]
  2. [www.werder.de/de/profis/news/39568.php Gebre Selassie wechselt zum SV Werder]
  3. [www.sports.ru/stat/football/50/match/495675.html#stat Боруссия Д — Вердер]
  4. [www.sports.ru/football/141081692.html Сухи и Нецид попали в окончательный состав сборной Чехии на Евро-2012]
  5. [www.sports.ru/stat/football/544/match/455442.html#stat Россия — Чехия]

Ссылки

  • [www.werder.de/en/team/spieler/49869-theodor-gebre-selassie.php Профиль на официальном сайте «Вердера»]  (англ.)
  • [repre.fotbal.cz/hrac/hraci/1975 Профиль на сайте Футбольной ассоциации Чехии]  (чешск.)
  • [www.transfermarkt.com/theodor-gebre-selassie/profil/spieler/60632 Профиль на сайте transfermarkt.com(англ.)
  • [ru.uefa.com/teamsandplayers/players/player=1906131/profile/index.html Профиль игрока на сайте uefa.com]  (рус.)
  • [www.sports.ru/tags/27863454/ Профиль] на сайте Sports.ru
  • [eu-football.ru/_player.php?id=27321 Статистика на сайте eu-football.ru]


Отрывок, характеризующий Гебре Селассие, Теодор



В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.