Коптос
| Город
Коптос
قفط
Показать/скрыть карты
|
Кифт (араб. قفط; егип. Гебту; др.-греч. Κοπτός; рим. Юстинианополь) — небольшой город в Кене, расположен где-то на 43 км севернее Луксора, на восточном берегу Нила.
История
Древний Египет
В Древнем Египте, Кифт, известный тогда как Гебту, был важным правительственным, религиозным и торговым центром. Из Гебту и Куса были проведены торговые пути к Красному морю. Гебту был отправным пунктом для двух больших караванов, направляющихся к побережью Красного моря, один по направлению к порту Миос Хормос, а другой южнее, к порту Береника.
При местных фараонах вся торговля южного Египта с Красным морем проходила по этим двум путям.
Гебту был важным религиозным центром в области. Его главным богом был Мин, небесный бог, чьим символом был удар молнии. Его культ очень возрос во времена Среднего царства. В то время он стал отождествляться с Хором, как бог, Мин-Хор.
Исида и её младенец, Хор, были богами связанными с Гебту, который переименовали в Коптос во времена греко-римского периода.
Город был столицей V верхнеегипетского нома Нечеруи. Храмы Коптоса получали льготные грамоты от царей Египта. Так, при Пиопи I и Пиопи II, а также при их преемниках храмы Коптоса были освобождены от обязательств государственных поставок и обществ, работ.[1]
Эллинистический Египет
При Птоломеях (IV—I века до н. э.), также как в римские и византийские времена, купцы следовали теми же дорогами, чтобы производить товарообмен на побережьях Занзибара и в Южной Аравии, Индии и Дальнем Востоке.
В VI веке Кифт был назван римским именем — Юстинианополь. Этот век считается концом Античности в Европе, после чего следовали Тёмные века.
В X веке арабский историк и географ Аль-Масуди в трактате «Промывальни золота и россыпи драгоценных камней» описал россыпи золота и изумрудов, расположенные между Красным морем и Нилом: «Изумрудная россыпь находится на юге Верхнего Египта в округе города Кифт, местность, где находятся изумруды, называется Ал-Харба. Это пустыня и горы, и ал-буджа стерегут это место, а тот, кто желает добыть изумруды, платит им за покровительство».[2]
В XVI веке Коптос был разрушен Османской империей.
Текст ЭСБЕ
Копт (греч. Κόπτος) — главный город 5-го верхнеегипетского нома (Панополь, по-египетски Кебти), стоявший у поворота Нила и бывший самым восточным из всех египетских городов. Находясь у входа в пустыню - на дороге, ближайшей к Вади-Хаммамату и Красному морю - он скоро сделался одним из самых оживленных и богатых и центром торговли с кочевниками. Культ Мина, ифифаллической формы Гора и Амона. При Диоклетиане город был разрушен как центр возмущения. Будучи затем вновь отстроен и сделавшись резиденцией епископа, не смог подняться до прежнего значения; при Абульфеде (XIV в.) здесь был только маленький рынок. Впоследствии жители перебрались на час пути к западу, где теперь деревня Кефт.
Напишите отзыв о статье "Коптос"
Примечания
Отрывок, характеризующий Коптос
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
