Гегард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Гегард
Գեղարդ

Общий вид
Страна Армения
Провинция Котайкская область
Конфессия Армянская апостольская церковь
Тип Мужской
Дата основания IV век. Главное здание — 1215 год
Известные насельники Мхитар Айриванеци, Григор Грзик
Статус Действующий монастырь
Состояние хорошее
Координаты: 40°09′22″ с. ш. 44°47′56″ в. д. / 40.15611° с. ш. 44.79889° в. д. / 40.15611; 44.79889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.15611&mlon=44.79889&zoom=12 (O)] (Я)

Гега́рд (арм. Գեղարդ, [geghárd], дословно — «копьё»), также употребляется старое название Айриванк («пещерный монастырь»), реже Геха́рд — монастырский комплекс, уникальное архитектурное сооружение в Котайкской области, Армения. Расположен в ущелье горной реки Гохт (правый приток реки Азат), примерно в 40 км к юго-востоку от Еревана. Внесён ЮНЕСКО в список объектов Всемирного культурного наследия.

Более полное название — Гегардава́нк (арм. Գեղարդավանք, [geghárdavánkh]), дословно — «монастырь копья». Название монастырского комплекса происходит от копья Лонгина, которым пронзили тело Иисуса Христа на Кресте, и, как утверждается, привезённого в Армению апостолом Фаддеем в числе многих других реликвий. Сейчас копьё выставлено в музее Эчмиадзина.

Окружающие монастырь утёсы являются частью ущелья реки Гохт, которое, как и монастырский комплекс, включено в список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО. Часть храмов монастырского комплекса полностью выдолблены внутри скал, в то время как другие являются сложными сооружениями, состоящими как из обнесенных стенами помещений, так и с комнатами, выдолбленными глубоко внутри утёса. На территории монастырского комплекса имеются многочисленные вырезанные на каменных стенах и отдельно стоящие хачкары — традиционные армянские каменные памятные стелы с крестами. Гегард является одним из наиболее часто посещаемых туристами мест в Армении.





История

Монастырь был основан в IV веке на месте священного источника, берущего начало в пещере. Поэтому изначально он получил название Айрива́нк (арм. Այրիվանք), что означает «пещерный монастырь». Согласно преданию, основателем монастыря был Св. Григорий Просветитель.

Первый монастырь в IX веке был разрушен арабами. Из более ранних сооружений Айриванка не уцелело ничего. Согласно сведениям средневековых армянских историков, монастырский комплекс включал в себя помимо религиозных строений, также хорошо оснащённые жилые и служебные строения. В 923 году Айриванк очень серьёзно пострадал после захвата его Насром, вице-регентом арабского халифа в Армении, разграбившим все ценности, включая уникальные рукописи, и сжёгшим величественные монастырские сооружения. К менее значительным разрушениям привели землетрясения.

Несмотря на то, что имеются надписи, датируемые 1160 годом, главная часовня была построена в 1215 году под покровительством братьев Закаре и Иване Закарянов, военачальников грузинской царицы Тамары, отвоевавшей бо́льшую часть Армении у сельджуков. Гавит (притвор), частично свободно стоящий, частично вырезанный в скале, был построен ранее 1225 году, а церкви, высеченные в скалах, — в середине XIII века. После этого монастырь был приобретён князем Прошем Хахбакяном, являвшемся наместником Закарянов и представителем рода Хахбакянов. За короткий период Хахбакяны (Прошяны) построили пещерные сооружения, принёсшие Гегарду заслуженную славу — вторая пещерная церковь, родовая гробница, жаматун Папак и Рузакан, зал для собраний и обучения (обвалившийся в середине XX века), а также многочисленные кельи. Комната, протянувшаяся из северо-восточной части гавита, в 1283 году стала гробницей князя Проша Хахбакяна. Была также высечена смежная комната с гербом рода Прошьянов — орёл, держащий в своих когтях ягнёнка. Ступени на западе гавита ведут к погребальной комнате, высеченной в 1288 году для Папака Прошьяна и его жены Рузакан. В 1200-х годах Прошьяны оборудовали монастырский комплекс системой водоснабжения. В те времена Гегард был также известен как «Монастырь семи церквей» и «Монастырь сорока алтарей». Со всех сторон монастырь окружают скалы, пещеры и хачкары.

Некоторое время монастырь не был действующим, а главная церковь зимой использовалась как убежище от карапапахских кочевников до того, как был приведён в прежнее состояние несколькими монахами из Эчмиадзина после присоединения к Российской империи. До наших дней действующие церкви монастыря являются объектом паломничества и одной из главных достопримечательностей Армении.

Гегард известен также и реликвиями, которые хранились в нём. Самая важная из них — копьё, которым сотник Лонгин пронзил тело Иисуса Христа, распятого на кресте, как считается, привезённое апостолом Фадеем, отчего и произошло название монастыря, которое используется и по сей день — Гегардаванк, впервые записанное в документальном источнике в 1250 году. Это обстоятельство сделало монастырь популярным местом для паломничества армян в течение многих веков. Реликвии апостолов Андрея и Иоанна были подарены в XII веке. Благочестивые посетители в течение последующих веков одаривали монастырь землёй, деньгами, рукописями и т. д. В одной из пещерных келий в XIII веке жил известный армянский историк Мхитар Айриванеци. Кроме легендарного копья, в Гегарде не уцелело ни одного произведения прикладного искусства. На конце рукоятки копья имеется присоединённая к ней ромбовидная пластина, на которой вырезан греческий крест с расширяющимися концами. В 1687 году для копья, хранящегося сейчас в сокровищнице Эчмиадзина, был изготовлен специальный оклад из серебра, позолоченный снаружи, который является характерным для Армении XVII века изделием ручной работы.

Комплекс

Над главным (западным) входом расположены небольшие пещерные кельи, часовни, хачкары и иные сооружения, высеченные в склоне холма. Сразу после входа находятся крепостные валы, защищающие комплекс с трёх сторон, а также утёсы, которые защищают четвёртую. Пройдя через комплекс, можно увидеть второй (восточный) вход, за пределами которого находится плита для совершения ритуальных жертвоприношений животных — матаха, а также мост через ручей.

Одно- и двухэтажные служебные помещения, расположенные по периметру монастырского двора, со времён их постройки были дважды перестроены, впервые — в XVII веке, затем — в 1968—1971 годах. Известно, что большинство монахов жило в кельях, выдолбленных внутри скалы, за пределами крепостной стены. На всём своём протяжении скалы покрыты вырезанными в них хачкарами. Более двадцати различных по форме и размерам структур было выдолблено в прочном скальном массиве, окружающем главные пещерные сооружения. Те из них, что находятся в западной части комплекса, предназначались для служебных целей, остальные — прямоугольные часовни с полукруглыми апсидами, а также алтарь. Есть спаренные и тройные часовни с одним входом, некоторые из входов орнаментированы резьбой. Имеется много, часто богато орнаментированных, хачкаров, высеченных в скале и на стенах сооружений или установленных на земле, в пределах монастырского комплекса, установленных в память об умерших или в ознаменование празднований по случаю дарения.

Катогике

Катогике — это главная церковь в комплексе и традиционно наиболее почитаемая. Церковь построена прямо напротив неприступной горы. Внешние очертания плана напоминают равноплечий крест, вписанный в квадрат и покрытый куполом на квадратной основе. По углам расположены небольшие двухэтажные часовни с цилиндрическими сводами и лесенками, выступающими из стены. Внутренние стены содержат много надписей с упоминаниями о дарениях, принесённых монастырю.

На южном фасаде Катогике установлены ворота с великолепной резьбой. Тимпан украшен изображениями деревьев с плодами граната, свисающими с их веток, а также листьями, переплетающимися с гроздьями винограда. Изображения голубей располагаются между сводом и внешней несущей конструкцией. Головы голубей повёрнуты в сторону ворот. Над воротами изображена сцена со львом, нападающим на быка, символизирующая княжескую мощь.

Сводчатый верх барабана купола содержит обстоятельные рельефы, изображающие птиц, человеческие лица, головы животных и т. д.

Гавит

На западе от главного храма имеется закреплённая в скале ризница, построенная между 1215 и 1225 годами, которая связана с главной церковью.

Четыре массивных свободно стоящих в центре колонны поддерживают каменную крышу с отверстием, пропускающим свет, в центре. Периферийные помещения, получающиеся вследствие соответствующего расположения колонн, имеют различные крыши, тогда как центральное пространство увенчано куполом со сталактитами — лучший, чем где бы то ни было в Армении, пример подобной техники. Гавит использовался для обучения и собраний, а также для принятия паломников и посетителей.

Западные ворота отличаются от прочих ворот того времени формой кромок дверей, которые украшены великолепными растительными узорами. Орнаментация тимпана состоит из больших цветов с лепестками различной формы на сплетённых ветвях и продолговатых листьях.

Скальная церковь с родником

Первая пещерная церковь, Авазан (дословно — «водоём»), располагается на северо-запад от гавита. Она была высечена в 1240 годах на месте древней пещеры с родником (место поклонения во времена язычества).

Церковь целиком выкопана в скале, в плане представляет собой равноплечий крест. Особенностью внутренней части помещения являются два перекрещивающихся свода со сталактитовым куполом в центре. Надпись гласит, что эта церковь является работой архитектора Галдзака, который в течение сорока с небольшим лет также занимался строительством и других скальных церквей и жаматунов. Его имя вырезано на основании перекрытия, украшенном рельефами с изображениями гранатов.

Основное пространство церкви, прямоугольное в плане, увенчано кафедрой и соединённой с алтарём апсидой, а также двумя глубокими нишами, которые придают интерьеру форму незавершенного крестообразного купола. Две пары остроконечных перекрещивающихся сводов образующих основание перекрытия, остальная часть держится на полуколоннах стен. Так же как и в гавите, внутренняя поверхность перекрытия вырублена в грациозной форме сталактитов, которые также украшают капители полуколонн, а также полукруглый выступ апсиды алтаря. Композиционно наиболее интересны украшения южной стены. Вырезанные на ней тройные дуги с различными по форме апсидами вверху и внизу соединяются при помощи блестяще выполненных растительных орнаментов.

Жаматун

Усыпальница Прошьянов и вторая пещерная церковь Богоматери (Аствацацин) расположены в восточной части Авазана. Они были вырублены в 1283 году, предположительно, также Галдзаком. Они также являются проходами через гавит. Жаматун представляет собой практически квадратную выдолбленную в скале комнату с глубоко вырезанными рельефами на стенах. Интересен довольно старомодный для того времени рельеф на северной стене, над сводчатыми проходами: в центре — головы львов с цепью на шеях, их головы повёрнуты к наблюдателю; вместо пучков хвоста — головы смотрящих наверх драконов — всё это сближает рельеф с изображениями языческих времён. Между львами, над цепью — орёл с полураскрытыми крыльями и ягнёнком в когтях. Это, вероятно, — герб княжеского рода Прошьянов.

Рельефы восточной стены — не менее живописны. Входы в маленькую часовню и церковь Аствацацин украшены прямоугольными наличниками, соединёнными двумя рельефами с изображением крестов. На воротах часовни вырезаны изображения сирен, а на стенах церкви — человеческие фигуры с согнутыми в локтях руками, одетые в длинные платья, и с нимбами над головами. Возможно, это — члены княжеского рода.

Под полом находится усыпальница.

Скальная церковь за жаматуном

Путь через усыпальницу ведёт ко второй скальной церкви. Она, как указано в надписи, была построена в 1283 году на пожертвование князя Проша. В плане имеет крестообразную форму. Углы — кривые, а барабан купола отмечен полуколоннами, перемежающимися с глухими окнами. Купол украшен кругом. Поверхность стен содержит рельефы, изображающие животных, воинов, кресты, а также рельефы на растительные мотивы.

В отличие от сталактитов в форме трилистника и четырёхлистника, украшения церкви Аствацацин (Богоматери) включают орнаменты в виде розеток и различных геометрических фигур. Передние ворота кафедры алтаря украшены узорами в форме прямоугольников или ромбов. Реалистическое изображение козла найдено на стыке ступеней алтаря. На хачкаре, слева от апсиды алтаря, обнаружены человеческие фигуры. Человек с посохом в правой руке и в той же позе, что и фигуры на стенах жаматуна, может быть изображением князя Проша, основателя церкви. Другая фигура, держащая копьё в левой руке, опущенной вниз, и дующая в поднятый вверх духовой инструмент, изображена практически в профиль.

Верхний жаматун

Жаматун Папак и Рузакан был построен в 1288 году на втором уровне, к северу от усыпальницы Прошьянов, в качестве внешней лестницы (рядом с дверью в гавит). Верхний жаматун также вырублен в скале. Его форма повторяет форму гавита. В нём имеются гробницы князей Мерика и Григора, а также гробницы других принцев, ныне пропавшие.

В южной части коридора, ведущего в верхний жаматун, вырезаны многочисленные кресты. Колонны, вырубленные в цельном камне, держат гораздо меньшие по размерам полукруглые арки, умещающиеся в трапециевидные рамы, представляющие в плане квадрат. Они служат основанием сферического купола, из вершины которого проникает свет. Отверстие в нижнем правом углу позволяет увидеть нижний этаж усыпальницы.

Этот жаматун обладает ярко выраженной акустикой.

Часовня Св. Григория

Часовня Св. Григория Просветителя (прежде, Часовня Богоматери) построена не позже 1177 года. Расположена над дорогой, в ста метрах от входа в монастырь. Часовня частично вырублена в твёрдой скале, и, вероятнее всего, на её структуру повлияла форма имевшейся там пещеры. Часовня, прямоугольная в плане и имеющая подковообразную апсиду, с востока и северо-востока примыкает к коридорам и пристройкам, вырытым на различных уровнях и даже один над другим.

Следы штукатурки с остатками фресок указывают на то, что в часовне имелись образцы настенной росписи. Хачкары с различными орнаментами вставлены во внешние стены, а также вырезаны на поверхности прилегающей скалы.

См. также

Напишите отзыв о статье "Гегард"

Литература

  • Сапнян А., Гарни и Гегард, М., 1958.

Ссылки

  • [heritage.unesco.ru/index.php?id=166&L=9 Крогиус В. Р., Максаковский Н. В., Монастырь Гегард и верховья реки Азат — «ЮНЕСКО — Наследие»]
  • [www.armenica.org/cgi-bin/history/en/getCollection.cgi?=ba=1====baz0019=== Гегард на Armenica.org]

Отрывок, характеризующий Гегард

– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.