Гегельянство

Гегельянство
Основные понятия
Абсолютный дух Национальный дух Абсолютная идея Всеобщее, Диалектика Антитезис, Снятие Несчастное сознание
Тексты
«Феноменология духа» «Наука логики» «Энциклопедия философских наук» «Философия права»
Течения
Младогегельянцы Тюбингенская школа Русское гегельянство Актуальный идеализм
Люди
Штраус, Бауэр, Маркс Грин, Брэдли, Мак-Таггарт Кроче, Джентиле Кожев

Гегелья́нство (нем. Hegelschule: Гегельянская школа) — философское направление, опирающееся на наследие Гегеля. Зародилось в Германии в 30-х гг. XIX века и сразу разделилось на две партии, которые по аналогии с парламентскими фракциями периода Великой Французской революции были обозначены Давидом Штраусом как левое и правое гегельянство.

Правое гегельянство

Правые гегельянцы или, как их ещё называли, старогегельянцы (Габлер, Гинрихс, Гёшель, Дауб, а также Кейзерлинг) занимали консервативные позиции. Они прочитывали Гегеля через призму лютеранской ортодоксии и усматривали в его учении прежде всего абсолютный идеализм. Бог (Абсолютный дух) провиденциально и последовательно раскрывает себя в истории, а государственный порядок (немецкий, прежде всего) является подлинным выражением высшей справедливости. Успех и распространение гегельянства в Германии Поппер объясняет поддержкой со стороны Прусского государства, чиновники которого контролировали немецкие университеты. Впоследствии гегелевские идеи истории как борьбы наций (конкуренции национальных духов) и восприятие войны как диалектического момента истории будет воспринято немецким национал-социализмом.

Правым гегельянцам противостояли левые или, как их ещё называли, младогегельянцы.

Левое гегельянство

Левые гегельянцы за основу брали диалектический метод Гегеля. Бога они мыслили пантеистически и нередко уклонялись в откровенный материализм (Карл Маркс, Людвиг Фейербах), поскольку только в природе Бог обретает конкретность, а в человеке — самосознание. Отсюда антитезис применялся в том числе к государству и религии, которые воспринимались как исторические формы саморазвития человеческого духа. Левые гегельянцы были решительными радикалами в политике и вольнодумцами в религии (Бруно Бауер, Давид Штраус), которые хотя и не отрицали личности Иисуса Христа, но отвергали все чудеса, как противоречащие законам природы. Для литературного и теоретического оформления левых гегельянцев значительную роль сыграл Галлеский ежегодник по вопросам немецкой науки и искусства, издававшийся А. Руге и Т. Эхтермейером в 1838—1841 гг., а также редактируемый тем же А. Руге Немецкий ежегодник по вопросам науки и искусства (1841—1843). В конце 1841 г. берлинскими младогегельянцами основывается атеистический клуб «Свободных», куда входили, в частности, Буль, Мейен, Фаухер, с 1842 г. — братья Бруно и Эдгар Бауэры.

Русское гегельянство

Рассадником гегельянства в России стал кружок Станкевича, однако интерес к учению Гегеля носил поверхностный характер западнической моды на «европейскую философию» (прежде всего Шеллинга, но также Канта и Фихте). Первым в 1837 году познакомил кружок Станкевича с учением Гегеля Бакунин, который воспринял его как обоснование практики бунта (антитезис мирового развития). «Радость разрушения есть творческая радость», напишет он в 1842 году в немецком левогегельянском журнале. У Бакунина гегелианство воспринимается всецело, как учение об историческом бытии, о диалектике абсолютного духа в его историческом самопроявлении.

Ревностным гегельянцем на первых порах стал Белинский, хотя немецкого он не знал, а работы Гегеля в то время ещё не были переведены на русский язык. Белинский популяризовал тезис Гегеля о том, что «все действительное разумно». Имя Гегеля передавалось как «Егор Федорович» и осуществлялось шутовское поклонение его «философскому колпаку». Сам Станкевич так и не стал гегельянцем. Однако вскоре интерес к гегельянству в России угас из-за неприятия диктата всеобщего (нем. Allgemeinheit), который принижал фактор личности в истории.

Второе дыхание гегелянство в России обрело уже в начале XX века. Самостоятельное развитие гегельянских начал мы находим в философских сочинениях Б. Н. Чичерина. Известным русским гегельянцем был И. Ильин, написавший «Философию Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (1918). В рамках советского марксизма гегельянское направление развивали Деборин и Ильенков.

Первое время сочинения Гегеля были знакомы публике в пересказах. Первая статья о его философии была опубликована Редкиным в журнале «Москвитянин» за 1841 год («Обозрение гегелевой логики»). Первой из гегелевских сочинений была переведена работа по эстетике «Курс эстетики и наука изящного» (Модестов, 1860). Феноменологию духа впервые на русский язык перевел Радлов (1913), а Науку логики — Дебольский (1916).

Неогегельянство

Неогегельянство зарождается в Англии в 1865 году, после выхода в свет книги Стирлинга «Секрет Гегеля». В конце 19 века это направление получает широкое распространение и воспринимается как ответ засилью позитивизма и материализма. Его крупнейшими представителями в англоязычных странах были Т. Грин, Ф. Г. Брэдли, Дж. Ройс, Дж. Э. Мак-Таггарт, а также Коллингвуд. К концу 20-х годов XX века школа абсолютного идеализма (англо-саксконское неогегельянство) прекратила своё существование, не выдержав соперничества с развившейся в Великобритании аналитической философией и с американскими прагматизмом и неореализмом. Впрочем, гегелевский метод не ушел навсегда из общественных наук, так современным англоязычным неогегельянцем можно назвать Фукуяму.

В 19 веке учение Гегеля распространяется в Италии посредством Аугусто Вера. В 20 в. итальянское неогегельянство представляют имена Дж. Джентиле и Б. Кроче; направление распространяется также в Голландии и Франции (Ж. Ипполит, А. Кожев). В последнем случае гегельянство смыкается с экзистенциализмом.

В 1930 году в Голландии был создан центр Неогегельянства — Международный гегелевский союз, конгрессы которого прошли в Гааге (1930), Берлине (1931) и Риме (1934). События Второй мировой войны привели к распаду союза. В 1953 году в Германии (Берлин) было создано новое гегельянское общество (нем. Hegelgesellschaft), которое в 1983 году приобрело статус международного.

Литература

• Малинин В.Α., Шинкарук В. И. Левое гегельянство. К., 1983;
• Гегельянская школа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000005/st136.shtml Гегельянство: общая характеристика]
• [iph.ras.ru/elib/0727.html Гегельянство] (Новая философская энциклопедия)
• [anthropology.ru/ru/texts/nikonenko/kolesn.html «Левогегельянское» истолкование философии Гегеля в русской философии XIX века]
• [vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=211&Itemid=52 «Левое» гегельянство А. Кожева]
• [www.sedmitza.ru/text/431817.html В. П. Лега. Современная западная философия. Абсолютный идеализм]
• [iph.ras.ru/elib/2042.html Неогегельянство] (Новая философская энциклопедия)

Отрывок, характеризующий Гегельянство

– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…