Гед, Жюль

Жюль Гед (фр. Jules Guesde; настоящее имя и фамилия — Матьё Базиль; Basile; 11 ноября 1845, Париж — 28 июля 1922, Сен-Манде) — французский политик-социалист.

Биография

Жюль Гед родился в 1845 году в мелкобуржуазной семье. С 1864 г. служил в префектуре департамента Сена. Со второй половины 1860-х годов был радикальным журналистом республиканских изданий, критикующих режим Наполеона III. В 1870 году отсидел несколько месяцев в тюрьме и был освобождён благодаря Сентябрьской революции 1870 г. В июне 1871 г. за статью в газете „Droits de l'homme“ в поддержку Парижской коммуны был осужден на 5 лет тюрьмы, но успел бежать через Швейцарию в Италию, где и прожил до 1876 г., когда смог вернуться по амнистии.

Вместе с Лафаргом был одним из первых провозвестников марксизма во Франции и остался безусловным его последователем. За марксистскую пропаганду в основанной им в 1877 г. газете «L’Egalite» вновь отсидел 6 месяцев в тюрьме. Он постоянно читал лекции рабочим, устраивал диспуты, ведя борьбу за идеи последовательного социал-демократизма и против анархизма, прудонизма, бланкизма, поссибилизма.

В 1879 году он вместе с Лафаргом, Малоном и Бруссом на съезде в Марселе был одним из основателей «Коллективистической рабочей партии»; при помощи Карла Маркса написал с Лафаргом программу партии и был избран генеральным секретарём на съезде в Гавре в ноябре 1880 г. После раскола партии в 1882 г. вместе с Лафаргом учредил «Рабочую партию». В 1883 г. он вместе с Лафаргом выпустил подробное изложение доктрины своей партии: „Le programme du parti ouvrier, son histoire, ses consid é rants“. Впоследствии эта партия называлась партией гедистов. В 1893 году Жюль Гед выбран в палату депутатов и часто выступал в ней по разным вопросам, всегда стремясь переводить вопрос на почву борьбы социализма с буржуазным строем.

Речи Геда были всегда серьёзны и проникнуты страстным пафосом. Для Геда социализм — своего рода церковь, которую он считал нераздельной, несмотря на все противоречия и разногласия внутри неё. В отличие от других социалистических лидеров, Гед не обладал особенно широким образованием; незнание иностранных языков часто мешало ему; но он был силен глубиной убеждения и страстной ненавистью к угнетению и эксплуатации. Являясь представителем интересов пролетариата, Гед, однако, слово пролетариат понимал шире, чем большинство социал-демократов, понимая под ним всех тех, «от каменотёса до Клода Бернара или Пастера, которые состоят в распоряжении капитала». Он являлся сторонником включения в социал-демократическую программу аграрных реформ на пользу земледельческого населения, интересы которого он всегда отстаивал.

Сперва в палате Гед шел за Жоресом, признавая его, хотя и неохотно, лидером партии; но в 1898 году он разошелся с ним из-за дрейфусовского дела. В отличие от убеждённого дрейфусара Жореса, Гед высказал мнение, что дело Дрейфуса — внутреннее дело буржуазных обществ и групп, в которое социалистам мешаться незачем. Этот взгляд сильно повредил гедистам, и в 1898 году сам Гед был забаллотирован, так же, как и в 1902 году. Свои речи в палате Гед издал в сборнике: „Quatre aus de lutte de classe à la chambre. 1893—98“ (Париж, 1901). Когда возникло бернштейнианство, проникшее во все социалистические партии, Гед явился его ожесточенным противником, отстаивая ортодоксальный и радикальный марксизм. Отдельно издал: „Essai de cat é chisme socialiste“ (1878); „Collectivisme et r évolution“ (1879); „La loi des salaires et ses conséquences“ (1879); „Services publiques et socialisme“ (1885); „Le collectivisme au collège de France“ (1886).

Был одним из вождей Второго Интернационала, а с 1905 года — одним из лидеров французской Объединённой социалистической партии (Французской секции Социалистического интернационала, СФИО), занимал в ней центристские позиции и считал приоритетными экономические требования рабочего класса вроде 8-часового рабочего дня. В августе 1914 года, с началом Первой мировой войны, занял социал-шовинистические позиции и даже вошёл во французское правительство в качестве министра без портфеля в кабинетах Рене Вивиани и Аристида Бриана. Отрицательно отнёсся к Октябрьской революции. Когда Социалистическая партия в 1920 году распалась на две (Социалистическую и Коммунистическую), Гед с меньшинством остался в Социалистической партии. Позиция Жюля Геда была осуждена В. И. Лениным. Жюль Гед умер 28 июля 1922 года в Сен-Манде.

Источники

• Гед, Жюль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1905. — Т. доп. Ia. — С. 515.

Отрывок, характеризующий Гед, Жюль

И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.