Геенно, Жан

Геенно, Жан
Jean Guéhenno
Мемориальная доска на доме на улице Пьер-Николь (Париж) где Жан Геенно проживал последние 20 лет жизни
Имя при рождении:	Марсель-Жюль-Мария Геенно
Род деятельности:	писатель, литературный критик
Дата рождения:	25 марта 1890(1890-03-25)
Место рождения:	Фужер, Иль и Вилен, Франция
Дата смерти:	22 сентября 1978(1978-09-22) (88 лет)
Место смерти:	Париж, Франция

Жан Геенно (фр. Jean Guéhenno, 25 марта 1890, Фужер, Иль и Вилен, Франция — 22 сентября 1978, Париж, Франция) — французский педагог, эссеист, писатель и литературный критик

Биография

Жан Геенно рассказал о своём бедном детстве в своей книге «Изменить жизнь»: сын швеи и сапожника промышленного городка Бретани, он вынужден был оставить школу в четырнадцать лет, чтобы работать служащим на фабрике галош, но продолжал учиться во внерабочее время. Он сумел получить степень бакалавра. Во время Первой мировой войны он служил пехотным офицером и был серьёзно ранен в сентябре 1915 года. После окончания войны Геенно выдерживает конкурс в Высшую нормальную школу. В 1920 году он назначен преподавателем в Лицей Лаканал и впоследствии в Лицей Генриха IV и Лицей Людовика Великого. Он заканчивает свою карьеру в народном образовании как генеральный инспектор. Жак Геенно посвящает себя литературной критике, в частности углублённому изучению творчества Жан-Жака Руссо. Им написаны книги «Жан-Жак за пределами Исповедей» (1948), «Жан-Жак: роман и правда» (1950), «Жан-Жак: величина и нищета разума» (1952) и «Жан-Жак: история сознания» (1962)

В 1927 году Жан Геенно подписал вместе с Луи Гийу, Жюлем Ромэном, Каролиной Реми и другими писателями петицию против закона об общей организации нации для военного времени, закона, который отменяет, по мнению подписавших, любую интеллектуальную независимость и любую свободу мнений. Эта петиция была напечатана 15 апреля 1927 года в журнале «Европа», главным редактором которого Жан Геенно станет в 1929 году. Он занимал эту должность до мая 1936 года. В 1930 году Жан Геенно вместе с другими французскими и немецкими интеллигентами принял участие в преподавании на Академических курсах в Давосе. Он активно сотрудничал с журналом «La Nouvelle Revue française»

Жан Геенно тайно продолжил свою литературную деятельность в годы нацистской оккупации Франции под псевдонимом Cévennes. В своём дневнике Геенно вёл хронику нарушения правительством Виши традиционных французских прав и ценностей и своём участии в Движении Сопротивления. Этот дневник был издан во Франции в 1947 году под названием «Дневник Темных Лет, 1940—1944».

С 1945 года Геенно сотрудничал с газетой «Le Figaro». 25 января 1962 года он был избран во Французскую академию (Кресло 9). В 1973 году ему была присуждена Премия Чино дель Дука.

В 1916 году Жан Геенно женился на Жанне Маурелл. С нею у него была дочь Луиза. Жанна умерла в 1933 году от тяжёлой болезни. В 1946 Жан сочетается браком с Анни Роспабе, которая рожает в 1949 сына Жана-Мари.

Награды

• Командор Ордена Почётного легиона
• Крест за боевые заслуги 1914—1918 (Франция)
• Медаль Сопротивления (Франция)

Ссылки

• [www.academie-francaise.fr/les-immortels/jean-guehenno?fauteuil=9&election=25-01-1962 Биография на сайте Французской академии]

Отрывок, характеризующий Геенно, Жан

В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.