Геза I

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Геза I
венг. I. Géza<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Памятник Гезе I в Ваце</td></tr>

король Венгрии
1074 — 1077
Предшественник: Шаламон
Преемник: Ласло I Святой
 
Рождение: ок.1040
Смерть: 25 апреля 1077(1077-04-25)
Место погребения: Секешфехервар
Отец: Бела I Арпад
Мать: Рихеза (Аделаида), дочь Мешко II, короля Польши
Супруга: 1. Жофия, дочь герцога Арнульфа Лимбургского.

2. Синнадена, дочь Византийского патриция, племянница императора Никифора III Вотаниата

Дети: Кальман Книжник, Альмош

Геза I (ок. 1040 — 25 апреля 1077) — король Венгрии (10741077) из династии Арпадов. Старший сын короля Белы I.





Биография

Ранние годы (1040—1063)

Родиной Гезы была не Венгрия, а Польша, где его отец, принц Бела, c 1037 года скрывался от гнева первого короля Венгрии Иштвана (Стефана) I, казнившего деда Гезы, князя Вазула, за мятеж. Там же, в Польше, принц Бела женился на Рыксе (Рихезе) (по другим данным, её звали Аделаида), дочери приютившего его родственника, польского короля Мешко II Вялого, родившей ему сыновей — Гезу, Ласло (Владислава) и Ламберта.

Вернуться в Венгрию Беле и его детям помогло антихристианское восстание Ваты (1046), в результате которого был свергнут и ослеплен наследовавший Иштвану I венгерский король Петер (Пьетро Орсеоло). Бела был младшим сыном князя Вазула, поэтому новым королём Венгрии стал его старший брат Андраш (Андрей) I. Поначалу Андраш назначил своим преемником младшего брата Белу, но после рождения сына и наследника Шаламона изменил своё завещание в пользу последнего (1057). Бела был вынужден отречься от прав на престол, получив взамен, в качестве компенсации, Нитранское княжество, включавшее в себя треть Венгерской территории.

Не удовольствовавшись полученным княжеством, Бела, вместе со своей семьей вернулся в Польшу, где снова нашел радушный прием при дворе своего племянника со стороны жены, герцога Болеслава II Смелого. Вместе с Болеславом он начал войну против своего брата-короля и сверг его с престола (1060). Андраш I был смертельно ранен в бою, Бела I стал новым королём, а Геза — наследным принцем.

Однако династийные распри в Венгрии на этом не закончились, и права Гезы на венгерский трон, равно как и сама его жизнь, впоследствии ещё не раз оказывались под вопросом. Вдова Андраша I, дочь киевского князя Ярослава Мудрого Анастасия, обратилась за помощью к Германскому императору Генриху IV, и тот вторгся в Венгрию с войском. Накануне решающего сражения король Бела тяжко травмировался, упав с трона, и вскоре умер (1063). Войско Белы проиграло битву, и его сыновьям пришлось признать королём малолетнего Шаламона, ограничившись, по условиям мирного договора, территорией княжества, некогда принадлежавшего их отцу. Так принц Геза стал князем Нитры и третьей части Венгрии (Tercia Pars Regni).

Геза — князь Нитранский (1063—1074)

После примирения с Шаламоном Геза сам возложил на его голову корону во время празднования Пасхи в городе Пече (11 апреля 1064). Примерно к этому же времени относят женитьбу Гезы на дочери графа Гизельберта фон Лооза Жофии (Софии). Тогда Геза со всей очевидностью искренне желал восстановления гражданского мира в Венгрии и вместе со своими младшими братьями участвовал во всех военных кампаниях, которые предпринимал король.

Из внешних войн, которые в то время вела Венгрия, наиболее значительными были хорватский поход 1067 года против Венеции, разгром печенегов при Керлеше (Трансильвания, 1068), и война с Византией, закончившаяся взятием венграми Белграда (1071). Там же, под Белградом, союз князя Гезы с королём впервые дал серьёзную трещину. Комендант Белградского гарнизона Никита сдал крепость, но не королю, а Гезе, пообещавшему отпустить и не грабить сдавшихся греков. Король счел действия Гезы самоуправством и вычел из его доли военной добычи ту часть, которую, по его мнению, из-за глупости Гезы недополучила казна. После этого происшествия отношения Гезы с королём только ухудшались. В самом деле, действия греческого коменданта выглядят как преднамеренная провокация: зная о напряженных отношениях между королём Венгрии и его кузеном, трудно было найти лучший способ рассорить их между собой. Разумеется, Шаламона разозлила не упущенная выгода, а то, что греки сообщались с его двоюродным братом как с королём.

В 1072 году византийцы снова взяли Белград. Король Шаламон объявил новый поход, который проходил успешно (венгерское войско дошло до города Ниша в нынешней Южной Сербии) до тех пор, пока князь Геза не дезертировал, опасаясь, что в его отсутствие сторонники короля могут отнять у него княжество. Шаламон вернулся в Венгрию с намерением наказать Гезу за предательство, и лишь с огромным трудом венгерским епископам удалось уговорить родичей помириться (в 1073 году, на одном из Эстергомских островков на Дунае). На словах обе стороны стремились к примирению, на деле — готовились к войне.

И все-таки Шаламону удалось застать Гезу врасплох, когда он охотился в Игфанском лесу. Лагерь Гезы был разгромлен, сам он чудом спасся. Геза попытался прорваться на север, к своему брату Ласло, но 26 февраля 1074 года на Кемейской равнине (к северу от совр. Карцага) войско Шаламона настигло и почти полностью уничтожило его отряд. Правда сам Геза снова уцелел и смог соединиться со своим младшим братом Ласло, который привел с собой польские и чешские отряды. 14 марта 1074 года под Модьородом (в черте совр. Будапешта) армия сыновей Белы разгромила войско Шаламона. Шаламону пришлось бежать на северо-запад страны, а Геза был провозглашен королём Венгрии.

Король Геза I (1074—1077)

Правление Гезы было недолгим и неспокойным. Практически все его усилия были направлены на дальнейшее распространение в Венгрии христианства и на борьбу с двоюродным братом Шаламоном, не оставлявшим надежду вернуть себе отнятый престол. Причем первое удавалось Гезе гораздо лучше второго. Ему приписывают возведение собора в Ваце и глубокую, искреннюю личную набожность, за которую он был прозван Благочестивым.

Самая война с двоюродным братом вызывала у него моральные терзания и побуждала искать примирения с Шаламоном, но начатые мирные переговоры он так и не успел довести до конца. Свою коронацию он также долго откладывал, что было отчасти вызвано отсутствием короны, которую увез с собой и умудрился потерять при поспешном бегстве Шаламон (эта корона была найдена лишь несколько веков спустя на территории нынешней Словакии). Коронация состоялась только в 1075 году благодаря Византийскому императору Михаилу VII Дуке, который прислал Гезе новую корону — настоящее произведение искусства, составившее впоследствии (после добавления к ней венца Св. Иштвана) нижнюю часть знаменитой Священной Короны (Szent Korona) венгерских королей. Как видим, греки не забыли благосклонного отношения к ним Гезы, проявленного при взятии Белграда. Дружба короля с греками ещё более окрепла после того, как овдовевший к тому времени Геза женился на Синнадене — племяннице греческого патриция Никифора Вотаниата, ставшего впоследствии (в 1078 году) византийским императором. Римский папа Григорий VII также был сторонником Гезы, поскольку враждовал с императором Генрихом IV, родственником и союзником свергнутого Шаламона. И все же, несмотря на столь мощную внешнюю поддержку, Геза продолжал искать мира. На праздновании Рождества в Сексарде в 1076 году Геза собрал высших прелатов Венгерской Церкви и объявил им о своем намерении предложить Шаламону, в обмен на мир, 2/3 венгерской территории, сохраняя за собой лишь 1/3 и королевский титул. Шаламон либо не принял это предложение, либо не успел ответить на него.

Смерть Гезы

Геза I умер 25 апреля 1077 года. В венгерских хрониках содержатся самые противоречивые объяснения причин его смерти: от неведомой продолжительной болезни, постепенно сведшей в могилу короля, которому не было ещё и сорока лет, до явного отравления доселе совершенно здорового и энергичного венгерского монарха (об этом писал настоятель монастыря Св. Спасителя Виллермус). Впрочем, большинство источников настаивает на естественной смерти Гезы, что также вполне естественно для официального венгерского историописания, поскольку принятие версии отравления поставило бы вопрос об отравителях, и тогда оказалось бы, что скорая смерть Гезы была выгоднее его «друзьям», нежели его врагам. В самом деле, Шаламону было гораздо удобнее иметь дело с Гезой, не раз доказывавшим, что восстановление гражданского мира в отечестве для него важнее личной власти, нежели с его младшим братом Ласло I, предпочитавшим силовое разрешение конфликта. Согласись Шаламон на мирные предложения Гезы, и в его руках сосредоточились бы ресурсы двух третей венгерского королевства, которые позволили бы ему начать новую — и на сей раз более успешную — войну за корону. Однако в разгар мирных переговоров Геза умирает. Его наследники — принцы Кальман и Альмош, рожденные первой супругой Жофией — ещё малы, но придворная знать, большинство которой составляют сторонники сыновей Белы, даже слышать не желает о реставрации Шаламона, и корона переходит ко второму сыну Белы I Ласло (Владиславу), который не был столь же щедр на обещания своему кузену. В итоге мирные переговоры прекращаются, Шаламон ещё пытается сопротивляться, но через 4 года капитулирует.

Пояснение к миниатюре

Изображений короля Гезы I сохранилось немного. Изображен он, как правило, не на портретах, а в каких-либо исторических сценах, подобных этой. Данная миниатюра иллюстрирует рассказ о том, как приближенные короля Шаламона, большинство которых составляли немцы, постоянно натравливали его на сыновей короля Белы, провоцируя ссоры и конфликты. Главным провокатором — настоящим злым гением короля Шаламона — история Венгрии называет герцога Вида — немца, погибшего в конце концов под Модьородом. На миниатюре король Шаламон изображен сидящим на троне. Князь Геза, в желто-зеленом плаще, изображен на заднем плане. Перед ним Византийские послы, вручающие ему письмо с благодарностями от своего императора. Перед королём — герцог Вид. Он вложил два меча в одни ножны, насмехаясь над двоевластием, которое вынужден терпеть король, обделенный вниманием и почтением послов.

В кинематографе

«Священная корона» («Sacra Corona») (Венгрия, 2001). В роли короля Гезы I — Паль Оберфранк. Фильм начинается с последних лет правления венгерского короля Андраша I и провозглашения его сына Шаламона наследником престола; далее — начало правления Шаламона, примирившегося со своими двоюродными братьями Гезой и Ласло (коронация Шаламона в 1064 году, победные сражения объединённых сил трёх братьев с печенегами под Керлешем в 1068 году), затем — период ссор и военных столкновений короля Шаламона с объединёнными силами братьев Гезы и Ласло, завершающийся свержением Шаламона и провозглашением Гезы королём Венгрии. Оставшаяся часть фильма посвящена событиям, времён правлений Геза I и Ласло (женитьба Ласло на дочери герцога Швабии Рудольфа; коронация Геза I в 1075 году короной, присланной византийским императором Михаилом VII Дукой; жизнь Шаламона в изгнании и его заключение под стражу; смерть короля Гезы и воцарение Ласло; канонизация и вскрытие гробницы первого короля Венгрии Иштвана, извлечение его короны из гробницы; освобождение королём Ласло Шаламона из заключения; изготовление Священной короны венгерских королей путём соединения извлечённой из гробницы короны Иштавана с коронационной короной Гезы I; коронация Ласло этой короной).

Предки


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Геза I"

Отрывок, характеризующий Геза I

Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.