Геза II

Геза II венг. II. Géza<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Король Геза II. Буквица из Иллюстрированной хроники.</td></tr>
Король Венгрии
13 февраля 1141 — 31 мая 1162
Коронация:	16 февраля 1141
Предшественник:	Бела II
Преемник:	Иштван III
Рождение:	1130(1130) Тольна (Венгрия)
Смерть:	31 мая 1162(1162-05-31)
Место погребения:	Секешфехервар
Род:	Арпады
Отец:	Бела II Слепой
Мать:	Илона Сербская
Супруга:	Евфросинья Мстиславовна (королева Фружина), дочь Мстислава Владимировича Киевского

Ге́за II (венг. II. Géza; 1130, Тольна, Венгрия — 31 мая 1162) — король Венгрии (с 13 февраля 1141 года) из династии Арпадов.

Начало правления

Отец Гезы II, король Бела II Слепец, рано умер от пьянства. И хотя Геза был его первенцем, ему было в то время лишь около 11 лет. Дабы пресечь претензии на Венгерский трон со стороны других родственников, Геза был коронован уже на третий день после смерти отца. Регентами при малолетнем короле стали его мать — королева Илона Сербская — и её брат Белош, служивший при Венгерском дворе.

Править самостоятельно Геза начал в 1146 году, когда шестнадцатилетний король лично возглавил венгерское войско, дабы отразить вторжение немцев, поддержавших наполовину русского претендента на Венгерский престол — непризнанного сына короля Кальмана Книжника Бориса Коломановича, враждовавшего ещё с отцом Гезы. Борис с немецкими наёмниками захватил Пожонь, но за 3000 марок серебром немцы согласились уйти. Тогда Борис обратился за помощью к маркграфу Австрийскому Генриху Язомирготту, но войско последнего король Геза разбил 11 сентября 1146 года на р. Лейте. Вскоре после победы Геза женился на сестре Великого князя Киевского Изяслава Мстиславича — Евфросинье, родившей ему впоследствии четырёх сыновей и четырёх дочерей. Впрочем, королева-мать и дядя Белош почти на всём протяжении правления Гезы оставались его первыми советниками, а Белош оставался главнокомандующим с титулом бана.

Крестовый поход

Весной 1147 года Конрад III Немецкий начал Второй крестовый поход против мусульман Малой Азии и Ближнего Востока. Необходимость мирного провода крестоносного войска через территорию Венгрии окончательно примирила немцев с королём Гезой. Борис Коломанович пытался спровоцировать конфликт между крестоносцами и королём, примкнув к армии Людовика VII Французского, но безуспешно. Хотя Людовик и отказался выдать Бориса Гезе, но обещал присматривать за ним, пока они оба не покинут пределы Венгрии. Более того, Людовик даже стал крёстным отцом родившегося в то время у Гезы первенца — будущего короля Иштвана III. Борис Коломанович остался в Византии, где продолжил свои интриги против Гезы II при дворе императора Мануила Комнина.

Походы на Русь

В XII веке соседняя с Венгрией Русь продолжала распадаться на уделы. Суздальский князь Юрий Долгорукий фактически приступил к созданию собственного удельного государства с центром во Владимиро-Суздальской земле. Однако желание оставаться Великим князем Киевским побуждало его вести беспрестанные войны за власть над Киевом со своим племянником Изяславом Мстиславичем, за что Юрий Владимирович получил своё прозвище — «Долгие Руки». Будучи зятем Великого князя Изяслава, король Геза оказался втянутым в эту междоусобную войну, в которой принимало участие также и Галицкое княжество, располагавшееся между Киевом и Венгрией и добивавшееся независимости от Киева. Летом 1150 года Юрий Долгорукий и князь Владимирко Володаревич Галицкий выгнали Изяслава из Киева. Юрий Долгорукий стал именоваться Великим князем Киевским, Галич получил независимость, а Изяслав призвал на помощь Гезу. Император Византии Мануил Комнин — союзник Владимирка Галицкого — напал на Венгрию и разорил комитат Серем. Венграм пришлось уйти, но в начале 1151 года 10 000 мадьяр снова приступили к Киеву, и Юрий Долгорукий оставил Киев без боя.

В 1152 году Геза снова отправил венгерское войско на Русь — на сей раз против Галича, союзника Юрия Долгорукого. Узнав о первой победе Изяслава над Владимирком, венгры устроили пир, затянувшийся до поздней ночи, и под утро мертвецки пьяное венгерское войско было вырезано воинами Владимирка. Месть последовала незамедлительно. 70 венгерских полков и дружина Изяслава киевского разбили Владимирка на р. Сан, и лишь благодаря хитрости, симулировав смертельное ранение, Владимирко смог вымолить у короля мир, вопреки возражениям Изяслава. После смерти Владимирка Володаревича (1153) его сын Ярослав Осмомысл продолжил конфликтовать с Киевом. Но в ноябре 1154 года Изяслав Мстиславич умер, и король Геза перестал вмешиваться в усобицы русских князей.

Войны с Византией

Родство Гезы II с жупанами Рашки (Сербия) по материнской линии и подрывная деятельность Бориса Коломановича привели к очередной пограничной войне между Венгрией и Византией. Попытка Сербии выйти из-под власти Византии в 1149 году закончилась военным походом Мануила Комнина против сербов и разгромом соединённого войска сербов и союзных им мадьяр (1150). Жупан Рашки Урош II Примислав — дядя Гезы II со стороны матери Илоны Сербской — снова признал себя вассалом Византии. Византийское войско вторглось в пределы Венгрии и разорило Темеш и Серемшег (о чём упоминалось в главе «Походы на Русь»). При этом сильнее всего разбойничал всё тот же Борис Коломанович. В начале 1151 года было заключено перемирие, а в 1152 году венгры вернули Серемшег под свой контроль.

В 1154 году Геза попытался отомстить византийцам за поражение четырёхлетней давности с помощью императорского кузена Андроника Комнина, бывшего в то время наместником в приграничных с Венгрией областях — Белграде, Баранче и Нише. Пообещав Андронику помощь в войне за императорский престол, Геза II осадил Баранч, но император Мануил Комнин посадил своего кузена в тюрьму, и Геза снял осаду. Несмотря на неудачу кампании, Геза II всё-таки мог быть доволен её результатами, так как в её ходе был убит в одной из незначительных пограничных стычек вечный возмутитель внутреннего и внешнего спокойствия Венгрии Борис Коломанович. В 1155 году Геза II и Мануил Комнин вновь заключили перемирие.

Венгрия между двумя империями

Уже в 1152 году Геза объявил своим соправителем старшего сына — 5-летнего Иштвана. Сделано это было для того, чтобы закрепить права Иштвана на престол. Младшие братья Гезы — Ласло и Иштван — получили номинальные герцогские титулы, не подкреплённые ни собственной военной силой, ни соответствующими земельными пожалованиями. В 1156 году герцог Иштван составил заговор против своего брата-короля. В заговоре участвовал королевский дядя Белош, к тому времени уже носивший, помимо титула бана, ещё и титул надора (nádor) — второй по значению после короля. Заговор был раскрыт. Иштван бежал в Германию к Фридриху I Барбароссе. Белош нашёл убежище при дворе своего брата Уроша II Сербского. Не желая приобрести нового «Бориса Коломановича» в лице своего младшего брата, Геза начал переговоры с Фридрихом, в результате которых Иштван вынужден был бежать в Византию, а 500 венгерских лучников приняли участие в походе Фридриха на Милан (1158).

В 1160 году к Иштвану в Византии присоединился средний брат — Ласло — также уличённый в государственной измене. Впоследствии оба брата оспаривали трон у своего племянника Иштвана III и даже преуспели в этом на короткое время. Но при жизни короля Гезы император Мануил Комнин ничем не мог помочь разоблачённым заговорщикам, и хотя женил герцога Иштвана на своей племяннице Марии, предпочёл заключить с Гезой 5-летний мир (1161). Таким образом, хотя внешние войны короля Гезы II были малоуспешными, само Венгерское королевство в его правление оставалось, несмотря на свой пёстрый национальный состав, внутренне стабильным. Отчасти это объясняется постоянной военной угрозой со стороны двух могущественнейших европейских империй — Германской и Византийской, все попытки которых превратить Венгрию в своего вассала так и не увенчались успехом.

В 1159 году умер папа римский Адриан IV. Новым Папой был избран Александр III, утверждавший приоритет церковной власти над светской. В противовес ему император Фридрих Барбаросса добился избрания папой Виктора IV, своего ставленника. Католическая церковь, а вслед за ней и вся католическая Европа оказалась расколотой. Геза II Венгерский принял в этом конфликте сторону папы Александра, и даже отказался — хотя бы на словах — от права инвеституры, дабы обрести союзника в противоборстве с Фридрихом и его империей.

Дети

• Иштван III (1147 — 4 марта 1172), король Венгрии (1162, 1163—1172)
• Бела III (1148 — 23 апреля 1196), король Венгрии (1172—1196)
• Эржебет (ок. 1149 — после 1189), жена Фридриха (Бедржиха) Чешского
• Геза, герцог (ок. 1150 — до 1210)
• Арпад (умер подростком)
• Одола (1156—1169), жена князя Чехии Святополка
• Илона (ок. 1158 — 25 мая 1199), жена герцога Леопольда V Австрийского
• Маргит (1162 — 1208), посмертнорожденная. 1-й муж — Исаак Макродука; 2-й муж — Андраш, обергешпан Шомодя.

Предки

Геза II — предки

Бела I               Геза I                       Аделаида (Рыкса) Польская               Альмош Венгерский                             София                       Бела II Слепой                                   Изяслав Ярославич Киевский               Святополк Изяславич Киевский                       Предслава Святополковна Киевская                             Геза II                                         Урош I Сербский                             Илона Сербская                                   Роман IV Диоген               Константин Диоген                       дочь Алусиана               Анна Диогенисса                             Иоанн Комнин               Феодора Комнина                       Анна Далассина             </center> </div></div> Напишите отзыв о статье "Геза II" Примечания Источники Карамзин Н. М. [kulichki.com/inkwell/text/special/history/karamzin/kar02_12.htm Великий князь Изяслав Мстиславович (1146—1154)]. / История государства Российского. — Т. II. — Гл. XII. Контлер Ласло. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. — М.: Изд-во «Весь Мир», 2002. Макк Ференц. [www.historia.ru/2008/01/makk2.htm К вопросу о хронологии венгерско-византийских столкновений во время правления Гезы II (1141—1162)]. предшественник правление преемник Бела II Геза II Иштван III 1131—1141 1141—1162 1162—1172

Отрывок, характеризующий Геза II

– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам: