Гейден, Логин Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Логгин Петрович Гейден
нидерл. Lodewijk van Heiden
Место рождения

Гаага

Место смерти

Ревель

Принадлежность

Нидерланды
Российская империя Российская империя

Род войск

Флот

Годы службы

1795—1850

Звание

адмирал

Командовал

катер «Христофор»,
бриг «Алексей»,
фрегат «Иоанн Златоуст»,
линейный корабль «Зачатие Святой Анны»,
флотилия гребных судов,
Свеаборгский порт,
2-я дивизия Балтийского флота,
эскадра,
Ревельский порт

Сражения/войны

Средиземноморский поход Ушакова
Русско-шведская война (1808—1809)
Война шестой коалиции:

Осада Данцига

Наваринское сражение
Русско-турецкая война (1828—1829)

Награды и премии

Знак отличия «За XX лет беспорочной службы» Иностранные награды:

Большой крест Королевского ордена Франциска I (Королевство Обеих Сицилий)

Граф Ло́гин (Логгин[1]) Петро́вич Ге́йден (нидерл. Lodewijk van Heiden; 6 сентября 1773 — 17 октября 1850) — русский адмирал (1833) голландского происхождения, который командовал русскими кораблями в знаменитом Наваринском сражении. Дед известного общественного деятеля П. А. Гейдена.





Биография

Из старинного вестфальского графского рода. Полное имя — граф Людвиг-Сигизмунд Густав фон Гейден (Graaf Sigismund Lodewijk Gustaaf van Heiden-Reinestein). Начал военную службу в голландском военном флоте, дойдя до лейтенантского чина. В 1795 году присягает России и начинает карьеру капитан-лейтенантом Черноморского флота[2].

В 1799 году с эскадрой Пустошкина прибыл на остров Корфу к Ф. Ф. Ушакову, доставив войска для гарнизона, в 1800 году высадил десант в Неаполитанском королевстве в городе Отранто, а затем вернулся в Очаков, где был назначен командиром фрегата «Иоанн Златоуст».

В 1803 году перешел на Балтийский флот и назначен в Морской кадетский корпус, а затем состоял в Адмиралтействе. В 1808 году назначен командиром отряда гребных судов в Финском заливе, неоднократно участвовал в боях со шведскими гребными судами, за отличие пожалован 26 мая 1808 года в капитаны 1-го ранга.

В 1812 году командовал флотилией гребных судов и перевозил войска из Финляндии в Ревель и Нарву. В 1813 году перешел с флотилией из Ревеля к Данцигу, участвовал в бомбардировках с моря французских батарей и укреплений и дважды (28 апреля и 12 августа) в боях с французскими и датскими кораблями, пытавшимися прорваться в крепость. За отличие в этих делах был награждён золотой шпагой с надписью «за храбрость» и 4 сентября 1813 года чином капитан-командора. В 1814 году находился с отрядом гребных судов в соединенной англо-шведской эскадре при очищении от французских кораблей и гарнизонов северо-германских портов.

20 мая 1816 года назначен военным губернатором и главным командиром Свеаборгского порта, 27 августа 1817 года пожалован в контр-адмиралы. 6 июня 1821 года награждён орденом Святого Георгия 4-го класса

за выслугу беспорочно от вступления в обер-офицерский чин 25 лет.

В 1823 году по анонимному доносу снят с должности и отдан под суд, в 1826 году был полностью оправдан и определен состоять при Адмиралтействе в Петербурге.

В июне 1827 года назначен командовать эскадрой из 9-ти кораблей и отплыл в Англию, соединился с англо-французской эскадрой и направился в Средиземное море к берегам Греции, где 8 октября находился в сражении при Наварине. 9 ноября 1827 года пожалован в вице-адмиралы и удостоен ордена Св. Георгия 3-го кл.

в воздаяние отличной храбрости, оказанной в морском сражении 8-го октября 1827 года при Наварине.

В адмиралы произведён 6 декабря 1833 года. Военным губернатором Ревеля стал с 1834 году, а с 1838 года стал ещё и главным командиром Ревельского порта. Похоронен в Домском соборе на таллинском Вышгороде[3].

Дети

Л. П. Гейден имел шестерых детей. Старший сын, Логин Логинович (1806—1901), также служил в российском флоте (адмирал с 1861) и так же, как отец, командовал Ревельским портом. Фёдор (1821—1900) — генерал, участник Кавказской войны, финляндский генерал-губернатор[4], дочери Мария (1808—1864; замужем за морским офицером бароном Е. А. Шлиппенбахом) и Луиза (1819—1887; благотворительница).

Память

Именем Л. П. Гейдена названы:

В 1927 г. к 100-летию Наваринского сражения в Греции была выпущена почтовая марка в память об адмирале Гейдене (5 драхм  (Михель #325; Ивер #374).

Напишите отзыв о статье "Гейден, Логин Петрович"

Примечания

  1. БРЭ, Т. 6, стр. 490: статья «Гейден Логгин (Логин) Петрович (Людвиг Сигизмунд Якоб)»; Шилов Д. Н. Члены Государственного совета Российской империи 1801—1906. СПб., 2007, стр. 185: «Логгин Петрович» в статье «Гейден Логгин Логгинович (Людвиг Генрих Сигизмунд фон)».
  2. Гейден, Логин Петрович, граф // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  3. [old.redstar.ru/2007/10/17_10/6_01.html 8 октября, в годовщину Наваринского сражения, усопшего героя в печальном торжестве со всеми его знаками отличия внесли в Домский собор для последнего прощального обряда...]
  4. [genealogics.org/descend.php?personID=I00066696&tree=LEO Graaf Sigismund Lodewijk Gustaaf van Heiden-Reinestein]
  5. </ol>

Литература

Ссылки

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_st12.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 353-354.
  • [www.bbl-digital.de/eintrag// Гейден, Логин Петрович] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital  (нем.)

Отрывок, характеризующий Гейден, Логин Петрович

Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.