Гейзерих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гейзерих
ванд. Geisarîx; лат. Geisericus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Гейзерих на серебряной монете</td></tr>

Король вандалов
428 — 24 января 477
Предшественник: Гундерих
Преемник: Хунерих
 
Рождение: около 389
Смерть: 24 января или 25 января 477
Отец: Годагисл

Гейзерих (Гензерих; около 38924 или 25 января 477) — король вандалов в 428477 годах, создатель государства вандалов и аланов в северной Африке. В его правление вандалами и аланами был разграблен Рим в 455 году.





Биография

Происхождение

Гейзерих был вторым сыном короля вандалов Годагисла от наложницы, единокровным братом и преемником Гундериха.

Иордан в своём труде «О происхождении и деяниях гетов» писал о нём:
«Гизерих был невысокого роста и хромой из-за падения с лошади, скрытный, немногоречивый, презиравший роскошь, бурный в гневе, жадный до богатства, крайне дальновидный, когда надо было возмутить племена, готовый сеять семена раздора и возбуждать ненависть.»
По словам Прокопия, Гейзерих
«…прекрасно знал военное дело и был необыкновенным человеком.»[1]

Вторжение в Африку

К моменту вступления на престол Гейзериха в Северной Африке сложилась трудная для римского правительства ситуация, восстание военачальника Бонифация, вторжение берберских племен и другие затруднения. Этим воспользовались аланы и вандалы. Гейзерих с 80-тысячной армией в мае 429 года переправился через Гибралтар и, не встретив серьёзного сопротивления, прошёл меньше чем за год расстояние от Тингиса до Карфагена, то есть около 2 тысяч км. Вандалы захватили крупные и мелкие города, лишь Цирта и Карфаген успешно отразили их атаки. Римский полководец Бонифаций отошёл со своим войском в город Гиппон-Регий, где он в течение 14 месяцев, до июля 431 года выдерживал осаду. Затем он ушёл, предоставив город аланам и вандалам. Гиппон-Регий стал первой северо-африканской резиденцией Гейзериха.

Война с Византией за Африку

Около 432 года на территории, за которую шла борьба в Северной Африке, вступила восточно-римская армия под командованием Флавия Аспара, военачальника аланского происхождения. Обе стороны опустошали богатые провинции, но, по-видимому, избегали решающего сражения. За период до 435 года вандалы и аланы завоевали значительную часть римской Северной Африки. Мир был заключён в феврале 435 года в Гиппон Регии. Империя после переговоров предоставила вандалам и аланам статус федератов. Поскольку текст договора до нас не дошёл, можно лишь предположить, что Гейзерих, в свою очередь, обязался поставлять остро необходимые Италии оливковое масло и зерно, а также защищать границы от берберов.

Битва за господство в Средиземном море

Однако мир был непродолжительным. 19 октября 439 года Гейзерих, нанеся неожиданный удар, взял Карфаген и захватил оставшиеся у римлян области Проконсульской Африки и Бизацены. Овладев карфагенским флотом для перевозки зерна, он превратил его в военный флот. Таким образом, он стал господствовать над западным и центральным Средиземноморьем. В 440441 годы вандальский флот грабил побережье Сицилии и южной Италии. Контингент западно-римских войск и восточно-римский флот, призванный Валентинианом III на помощь, достигли, правда, немногого, но всё-таки воспрепятствовали немедленному захвату Сицилии. Однако когда в 442 году восточно-римский флот ушёл, Гейзерих занял всю Сицилию и принудил западно-римское правительство заключить с ним новый договор. Вандалы и аланы освободились от статуса федератов и признавались практически независимыми. Договор подтверждал также расширение границ государства Гейзериха, сюда же относилась и часть Триполитании. Империя сохранила обе западные провинции Мавретании, Нумидийскую область вокруг Цирта и Восточную Триполитанию. Сицилия некоторое время также принадлежала Западной Римской империи.

Укрепление власти короля

В 442 году родоплеменная аристократия вандалов подняла восстание против растущей личной власти Гейзериха, которое было подавлено, и в дальнейшем родоплеменная аристократия перестает играть какую-либо роль в политической жизни государства. Вместе с тем, повышается политическое значение зависимой от короля служилой знати. Не созывалось больше и народное собрание. Военные отряды вандалов, среди которых главную роль играла конница, были размещены вдоль южной границы и в портах. Военную службу несли, кроме мавров во вспомогательных отрядах, только вандалы и аланы.

Захват Рима и расширение границ Вандальского государства

Когда в марте 455 года был убит император Валентиниан III, Гейзерих воспользовался этим, чтобы расторгнуть мирный договор с империей 442 года. Дополнительным поводом послужило то, что новый император Петроний Максим выдал дочь Валентиниана Евдокию, которая в 446 году была обручена с сыном Гейзериха Хунерихом, за своего сына. Гейзерих сам возглавил свой флот и в последние дни мая 455 года высадился в устье Тибра. В Риме началась паника, в ходе которой был убит Петроний Максим.

После 14-дневного разграбления города Гейзерих со своим войском ушёл из Рима, уведя с собой вдову Валентиниана III Евдоксию и его дочерей Евдокию и Галлу Плацидию. Он также привёз на своих кораблях тысячи пленных горожан. Евдокия была сразу же выдана за Хунериха; лишь в 472 году ей удалось бежать в Иерусалим.

В результате этих событий Гейзерих укрепил своё господство в Западном Средиземноморье и захватил Сардинию, Корсику, Сицилию и Балеарские острова. Вскоре после 455 года вандалам вынуждены были подчиниться и те провинции Северной Африки, которые до этого момента ещё принадлежали Западной Римской империи. Влияние Вандальского государства на западе не выходило за пределы Нумидии. В мавретанских провинциях утверждались берберские племена. Господство вандалов распространялось только на города побережья к западу примерно до Сеуты.

Попытки Рима и Константинополя вернуть утраченные территории

Западно-римский император Авит предполагал начать крупные военный действия против Вандальского государства. Однако незначительные успехи римлян в Сицилии и в морском сражении у Корсики не изменили положения дел, и господство вандалов на море осталось прежним. При императоре Майориане вновь начались ещё более серьёзные приготовления к войне с вандалами. Римский флот должен был напасть на них с Сицилии, а армия из Испании. Совершив смелый набег на гавань Картахены, где был сконцентрирован римский флот, вандалы захватили часть кораблей. Тем самым рухнул план, на который императорский двор в Равенне и западно-римская аристократия возлагали такие надежды. Теперь вандальский флот год за годом опустошал италийское побережье, захватывая торговые корабли и нагоняя ужас на жителей Западно-Римского государства.

При императоре Антемии были вновь предприняты серьёзные усилия, направленные на уничтожение Вандальского государства. Благодаря союзу с Византией против вандалов был выставлен сильный флот и большое войско — к этому времени вандальский флот стал грабить и побережье Восточного Средиземноморья. Под начальством комита Марцеллина, которому были подчинены Западно-римские воинские части, удалось провести успешные операции в Сардинии и Сицилии. В 468 году византийские армии под командованием Гераклия и Марса высадились в Триполитании и двинулись на Карфаген. Византийский флот во главе с Василиском в ряде сражений разбил вандальский флот и стал у мыса Меркурия (мыс Бон). Тем самым, византийская армия находилась уже в 60 км от Карфагена. Василиск медлил с решающим сражением. Марцелин с западно-римским флотом находился уже у берегов Сицилии, а византийская армия лишь медленно продвигалась из Триполитании к Карфагену. Гейзерих стремился выиграть время, чтобы привести свой флот в боевую готовность, он обманул Василиска, выражая готовность начать переговоры, и достиг пятидневного перемирия. Однако после завершения переговоров Гейзерих неожиданно напал на византийский флот. Нападением брандеров была уничтожена большая часть византийских кораблей. Оставшиеся отошли к берегам Сицилии. Именно в это время был убит Марцеллин. Предполагают, что это было инспирировано его соперником Рикимером, высшим военачальником Западной империи. Не исключено, что некоторую роль в этом сыграл и Гейзерих. Флот и армия были отозваны в Византию. Столь широко задуманное предприятие рухнуло. Гейзерих вновь подчинил Сардинию и Сицилию, а его флот появился в Восточном Средиземноморье.

В том же году Гейзерих достиг и дипломатического успеха, когда после смерти Антемия императором Западной Римской империи стал угодный ему и поддерживаемый им кандидат — Анций Олибрий (472). Олибрий был мужем дочери Валентиниана III Плацидии и, тем самым, зятем наследника вандальского престола Хунериха. Правда, уже в ноябре этого года Олибрий умер, однако эта попытка Гейзериха влиять на политику Западной империи, использую родственные связи, свидетельствуют об изменившемся соотношении политических сил.

Последующие незначительные императоры Западной Римской империи уже не представляли опасности для Вандальского королевства. Дипломатия вандалов сохраняла свой активный характер, в 475 году они даже заключили союз с Римом, надеясь в будущем, в случае необходимости, использовать его в борьбе с Византией. А в 474 году Византия была вынуждена заключить мир с Гейзерихом. В мирном договоре Византия должна была гарантировать неприкосновенность Вандальского государства и признать его полную независимость.

Когда в 476 году пала Западная Римская империя и новым властителем Италии стал Одоакр, Гейзерих сумел завоевать и его расположение, уступив ему за ежегодную дань всю Сицилию, кроме Лилибея. Тем самым, Гейзерих упрочил своё политическое влияние и на государство Одоакра.

Гейзерих был одним из значительных деятелей, который, наряду с Эйрихом и Одоакром, сыграл важную роль в падении Западной Римской империи. Гейзерих правил 49 лет и умер 24 января 477 года.

Гейзерих в культуре

  • Король вандалов Гейзерих — главный герой рассказа «Delenda est» американского писателя Роберта Говарда. По просьбе императрицы Рима Гейзерих со своим флотом отправляется в Италию, но в пути от явившегося к нему призрака Ганнибала узнаёт о ловушке римлян и решает разграбить Рим[2].
  • Осада Гиппона вандалами под руководством Гейзериха показана в итальяно-немецком фильме «Святой Августин» (2010).
  • Русским художником Карлом Брюлловым в 1836 году написан маслом эскиз картины «Нашествие Гензериха на Рим» (художник назвал Гейзериха Гензерихом). Эскиз находится в экспозиции Государственной Третьяковской галереи (Москва).

Напишите отзыв о статье "Гейзерих"

Примечания

  1. Прокопий Кесарийский, «Война с вандалами», кн. 1.3
  2. Оффут, Эндрю «Глаз Эрлика: сборник» пер. с англ. СПб: Азбука — Терра — ISBN 5-7684-02225.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/VANDALS,%20SUEVI,%20VISIGOTHS.htm#_Toc179360428 Foundation for Medieval Genealogy. Гейзерих]
  • [www.vostlit.info/Texts/rus/Isidor_S/vand.phtml?id=582 Исидор Севильский. История Вандалов]
  • [www.vostlit.info/Texts/rus/Iordan/text2.phtml?id=577 Иордан. О происхождении и деянии гетов]
  • [www.vostlit.info/Texts/rus/Prokop/framevand11.htm Прокопий Кесарийский. Война с вандалами]
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Отрывок, характеризующий Гейзерих

«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.