Гейкинг, Карл Александрович фон

Карл Александрович Гейкинг нем. Heinrich Karl Hermann Benjamin von Heyking <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб баронов фон Гейкинг</td></tr>
делегат курляндского рыцарства в Польше
президент Курляндской гражданской палаты
1795 – 1796
президент Юстиц-коллегии по делам Лифляндии, Эстляндии и Финляндии
1797 – 1798
сенатор Российской империи
1796–1797; 1806–1809
Рождение:	22 июля (2 августа) 1751(1751-08-02) имение Оксельн в Курляндии
Смерть:	18 октября (30 октября) 1809(1809-10-30) (58 лет) Санкт-Петербург
Род:	Гейкинг
Отец:	Вильгельм Александр фон Гейкинг
Мать:	Софья Доротея, урожд. фон Ренне
Супруга:	Ангелика де-Лафон
Деятельность:	мемуарист
Военная служба
Годы службы:	1753 – 1784
Принадлежность:	Польша, Литва, Российская империя
Род войск:	армия
Звание:	полковник

Карл Александрович Гейкинг, Генрих-Карл фон Гейкинг (нем. Heinrich Karl Hermann Benjamin von Heyking; 22 июля (2 августа) 1751, имение Оксельн в Курляндии — 18 октября (30 октября) 1809, Санкт-Петербург) — государственный деятель Российской империи. Сенатор, президент Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, действительный тайный советник.

Известен обширными воспоминаниями о дворе императора Павла, присоединении Курляндии к России, разделе Польши.

Биография

Детство и юность

Гейкинги — курляндский баронский род, происходящий из графства Юлих на Рейне. Около 1490 один из Гейкингов, Генрих, переселился в Курляндию, где ему были пожалованы поместья за военные заслуги. Род внесён в Курляндский дворянский матрикул. Отец Карла, Вильгельм Александр, пользовался расположением польского короля, который дал его двухлетнему сыну Карлу диплом на звание прапорщика полка королевы. Мать Карла, Софья Доротея, урождённая фон Ренне, была дочерью кавалерийского генерала русской службы.

Детство Карл провёл в Митаве, с 1763 — в Варшаве, где находился его отец, приверженец герцога Курляндского Карла (сына польского короля Августа III), изгнанного Россией из своих владений. В конце 1760-х годов Карл фон Гейкинг последовал за герцогом Карлом в Саксонию. Прожив некоторое время в Дрездене, он перебрался в Тешен, где участвовал в совещаниях тайной польской конфедерации как делегат герцога Карла. Карл поступил затем на службу к брату герцога Венцеславу, курфюрсту трирскому. Пять лет Карл провёл в Саксонии в чине подполковника литовской армии.

Затем он вернулся в Варшаву, и, после того, как амнистия утвердила его в офицерском звании, полученном от конфедерации, он поступил на службу в ряды польских войск. После этого утверждения, прослужив около 3-х лет, Карл отправился в Петербург для поступления на русскую службу.

При Екатерине II

В 1777 году, получив чин полковника, он выехал из Варшавы в Петербург, был представлен Екатерине II и поступил майором в кирасирский Её Величества полк. Несколько раз, исполняя обязанности фельдъегеря, он ездил в Варшаву и в Берлин, где был представлен Фридриху Великому. Во время Крымской кампании он пожелал добровольно принять в ней участие, но по прибытии в Херсон получил приказ вернуться в Варшаву.

В 1784 вернулся в Петербург и подал прошение о переводе его на гражданскую службу. В том же году он вступил в брак с Ангеликой, дочерью начальницы Смольного института Софьи де Лафон. Через два месяца после свадьбы (в апреле 1784) Гейкинг с женой отправился в Варшаву. Немного спустя состоялся указ об увольнении Карла Гейкинга от военной службы. После этого Гейкинг жил в Варшаве, ездил во Францию, Германию, Курляндию и Петербург; неоднократно делал попытки поступить на польскую, прусскую или шведскую службу; несколько лет состоял делегатом курляндского рыцарства в Польше.

1789—1792 годы прошли в борьбе курляндского рыцарства с герцогом Петром Бироном, и Гейкинг принимал в ней участие в качестве делегата рыцарства в Варшаве. Затем последовало примирение герцога с рыцарством, а Екатерина II объявила, что берёт дворянство под своё покровительство. По соглашению (композиционные акты) казённые имения были сданы в аренду дворянам по списку, установленному русским двором. В этот список был включён и Гейкинг, которому, кроме того, курляндское дворянство увеличило жалованье на 100 дукатов в месяц за всё время пребывания его в Гродно во время сейма. В конце 1793 года состоялось окончательное примирение Бирона с дворянством, и Гейкинг, действовавший в Гродно как уполномоченный союзников, прибыл в Митаву; после представления отчёта сейм преподнёс ему награду в 15 000 талеров.

С этого времени началось сближение Гейкинга с герцогом, который поручил ему защищать его интересы при петербургском дворе. По поручению Бирона Гейкинг составил акт отречения от герцогств Курляндии и Семигаллии, поданный ко двору в 1795 году. Екатерина II, по принятии от курляндской депутации присяги, подарила Гейкингу табакерку, усыпанную бриллиантами. В особенности благоволил к Гейкингу великий князь Павел Петрович. Перед отъездом в Митаву Гейкинг получил от него украшенную бриллиантами цепочку для часов. Гейкинг был назначен президентом Курляндской гражданской палаты и получил чин статского советника.

При Павле I

Со вступлением на престол Павла I Гейкинг был вызван в Петербург и в 1796 году был принят государем, назначен сенатором временного апелляционного департамента с производством в тайные советники, а затем ему было повелено присутствовать в 3-м департаменте Сената. Император ценил способности Гейкинга и неоднократно прибегал к его советам. Так, восстановлению прежних судебных порядков в Курляндии очень способствовал Гейкинг. Гейкингу же совместно с генерал-прокурором было поручено заняться преобразованием управления Курляндии. В 1797 году Гейкинг был назначен президентом Юстиц-коллегии по делам Лифляндии, Эстляндии и Финляндии и членом вновь учрежденной комиссии для редактирования государственных законов. Из деятельности Гейкинга в Юстиц-коллегии известен его циркуляр, разосланный лютеранским пасторам, с запрещением нововведений в церковных порядках. Павел I поручил Гейкингу разработать проект семинарий, дабы избавиться от лиц, поступающих в духовное звание из немецких и вообще иностранных университетов. Поручая Гейкингу различные дела и расследования, государь наградил его орденом св. Анны, сказав при этом: «Это старый долг, который я с радостью уплачиваю». Это был первый русский орден Гейкинга. В это же время Павел I издал указ, по которому «католический департамент вверяется архиепископу Могилевскому». Этот указ Павла І явился результатом борьбы Гейкинга, приверженца нунция и иезуитов, с архиепископом Станиславом Сестренцевичем, президентом католического департамента. Борьба эта едва не погубила Сестренцевича, если бы за него не вступился Безбородко.

В 1798 году Карл Гейкинг составил для Павла I записку о евреях, под влиянием которой Сенат выработал сравнительно благоприятный для евреев законопроект, получивший позже силу закона (14 марта 1799 года). В своей записке Гейкинг, между прочим, остановился на молитве Кол-Нидрей, так как противники гражданского равенства евреев утверждали, будто эта молитва препятствует предоставлению им права свидетельствовать в судах и присягать. Гейкинг удостоверил нравственную основу молитвы.

Милость Павла І продолжалась недолго. Жена его была дружна с фавориткой Екатериной Нелидовой, и изменение отношения государя к последней отразилось и на Гейкене. В 1798 году Гейкинг был вызван к Петру Палену, который объявил ему желание государя, чтобы он немедленно подал в отставку. Гейкен покинул Петербург и отправился в Митаву. Затем Гейкен получил приказ государя переселиться в своё имение Бранденбург. Здесь в 1799 году Гейкинг написал «Mes réminiscences» (Мои воспоминания). Часть этих записок, под названием: «Aus den Tagen Kaiser Pauls, Aufzeichnungen eines Kurlandischen Edelmanns», вышли в Лейпциге в 1886 году. Они проливают некоторый свет на явные и тайные пружины государственной деятельности в эпоху Павла І. Позже в Берлине появилась другая часть воспоминаний Гейкинга: «Aus Polens und Kurlandes letzten Tagen», посвящённая подчинению Курляндии и крушению Польши. Издатель этой книги, родственник автора барон Альфонс Гейкинг, в своем предисловии сообщает, что мемуары, написанные на французском языке, составляют четыре рукописных тома. Мемуары эти написаны живым языком и богаты рассказами из жизни петербургского и варшавского обществ, суждениями и поступками лиц, посвящённых в тайны важнейших политических событий того времени. Мемуары Гейкинга представляют много интересного для истории второй половины XVIII века вообще и Польши с её вассальным княжеством Курляндией — в частности. Несмотря на то, что Гейкинг писал свои мемуары, будучи личным свидетелем и участником в описываемых событиях, в его «Записках» встречается несоответствие чисел и событий.

При Александре I

После восшествия на престол императора Александра I Гейкинг предпринял большое путешествие за границу, по возвращении был призван на службу, в 1806 был назначен снова присутствовать в Сенате, в 3-й департамент Сената. В 1807 году Гейкинг был произведён в действительные тайные советники, в 1809 году определён во II отделение 3-го департамента, но в том же году уволен, согласно прошению, в отпуск по болезни и осенью того же года скончался в Петербурге, 57-ми лет от роду.

Семья

Был женат на Ангелике де-Лафон, дочери первой начальницы Смольного монастыря (1764—1797). Женитьба на дочери де-Лафон сблизила его с Нелидовой. Быть может, о его семейных отношениях и участии в курляндском вопросе идёт речь в одном из писем императрицы Екатерины II к П. А. Зубову.

Библиография

• Первая часть записок Гейкинга (за исключением главы о смерти Павла І) напечатана в «Русской Старине» 1887 г. («Император Павел І и его время»).
• Отдельное полное издание её вышло в Петербурге в 1907 г. под заглавием: «Дни Императора Павла І».
• Глава о смерти Павла І напечатана в издании Суворина: «Цареубийство 11 марта 1801 г.» (СПб., 1907) и в издании «Русской Были»: «Время Павла І и его смерть» (М., 1908).
• Русский перевод второй части записок («Из последних дней Польши и Курляндии») помещён в «Русской Старине» 1897 года.
• Aus Polens Und Kurlands Letzten Tagen: Memoiren Des Baron Karl Heinrich Heyking, 1752—1796 (издание 1897) Репринт: Kessinger Publishing, 2010. ISBN 1168141931 ISBN 9781168141934

Литература

• А. Ельницкий. Гейкинг, Карл Александрович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
  • «Русская Старина», 1887 г., т. 56, стр. 365—394, 783—815; 1888 г., т. 57, стр. 801—804; 1897 г., т. 91, стр. 291—308, 517—537; т. 92, стр. 121—138, 405—424, 591—614; 1906 г., т. 125, стр. 346.
  • «Исторический Вестник», 1897 г., т. 70, стр. 770—784.
  • «Полное собрание законов», т. 23, № 17319, стр. 671, т. 24, № 18234, от 5 ноября 1797, № 17978, 17836, 17870, 18345; т. 25, № 18560.
  • «Русский Архив», 1871 г., (Памятные записки Ржевской), стр. 7, 9—13, 16, 21, 26 и 29.
  • «Сборник Рус. Историч. Об-ва», т. XXXIII, стр. 491, т. X, стр. 159; т. XIII, стр. 212, 338—342. — «XVIII век», изд. Бартенева, т. III, стр. 217, 434.
  • «Русский Вестник», 1870 г., № 5, стр. 26—60.
  • «Сенатский Архив», т. І, указы Павла І.
  • М. Морошкин, «Иезуиты в России в цар. Екатерины II и до нашего времени», т. I, стр. 289—298.
  • Руммель В. В. Гейкинг // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Гейкинг, Карл Александрович фон

Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.