Гейтс, Роберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Гейтс
Robert Michael Gates
22-й министр обороны США
18 декабря 2006 года — 1 июля 2011 года
Президент: Джордж Буш-младший
Барак Обама
Предшественник: Дональд Рамсфелд
Преемник: Леон Панетта
15-й директор Центральной разведки
6 ноября 1991 года — 20 января 1993 года
Президент: Джордж Буш-старший
Предшественник: Уильям Х. Уэбстер
Преемник: Роберт Дж. Вулси
 
Рождение: 25 сентября 1943(1943-09-25) (80 лет)
Уичито (штат Канзас, США)
Супруга: Бэкки Гейтс
Партия: Республиканская партия США
Образование: Колледж Уильяма и Мэри (1965), Университет Индианы (1966)
Учёная степень: Доктор философии в области русской и советской истории (1974, Джорджтаунский университет)
 
Военная служба
Годы службы: 1967-1969
Род войск: ВВС США
Звание: Второй лейтенант ВВС США (1967)
 
Автограф:
 
Награды:

Ро́берт Ма́йкл Гейтс (англ. Robert Michael Gates; род. 25 сентября 1943, Уичито, штат Канзас) — американский государственный и военный деятель. Служил в ВВС США в 19671969 годах, в Центральном разведывательном управлении — в 19661993 годах. Директор Центральной разведки в 19911993 годах. Министр обороны США в 2006 — 2011 годах.





Детство и юность

Роберт Майкл Гейтс родился 25 сентября 1943 года в городе Уичита, штат Канзас в семье торговца автомобильными запчастями.[1] По его собственным словам, был «примерным сыном, любознательным, организованным, спортивным». В детстве мечтал стать врачом.[2] Окончил «Восточную высшую школу» (East High School) в родном городе в 1961 году с отличными оценками. В юности являлся бойскаутом и принимал активное участие в деятельности американского скаутского движения, где «дослужился» до высшего звания Eagle Scout («Орлиный скаут»).[2][3]

Образование

В 1961 году поступил на исторический факультет в Колледж Уильяма и Мэри в Вирджинии. Являлся членом студенческого братства ΑΦΩ («Альфа Фи Омега»), вступил в молодёжное отделение Республиканской партии. В колледже занимался выпуском журнала William and Mary Review, на карманные расходы зарабатывал вождением автобуса. Тогда же заинтересовался Советским Союзом и занялся изучением русского языка.[2] В 1965 году окончил колледж со степенью бакалавра искусств.

В 1966 году окончил Индианский университет в Блумингтоне со степенью магистра в области истории восточноевропейских стран.

В 1974 году защитил докторскую диссертацию в Джорджтаунском университете по теме «Советская синология как источник взглядов Кремля и полемики по поводу современных событий в Китае».

В ЦРУ и СНБ

С 1966 года работал в Центральном разведывательном управлении (ЦРУ), начал службу в качестве эксперта-аналитика. Работал членом штаба специального помощника директора ЦРУ по сокращению стратегических вооружений и одним из двух помощников офицера национальной разведки по стратегическим программам. В 1974—1979 годах в Совете национальной безопасности (СНБ). В 1979 году вернулся в ЦРУ, был назначен офицером национальной разведки по Советскому Союзу (то есть главным экспертом ЦРУ в данной области в ранге члена Совета национальной разведки).

Карьера Роберта Гейтса ускорилась после того, как президент США Рональд Рейган в 1981 году назначил директором Центральной разведки и главой ЦРУ Уильяма Кейси. В том же году Гейтс стал руководителем исполнительного штаба при директоре Центральной разведки. С января 1982 года — заместитель директора по разведке. С сентября 1983 года, одновременно, председатель Совета национальной разведки. С 1986 года — первый заместитель директора (до марта 1989). В период болезни Кейси, в декабре 1986 — мае 1987 года исполнял обязанности директора ЦРУ. Президент Рейган выдвинул его кандидатуру на пост директора Центральной разведки, однако во время процедуры утверждения его кандидатуры в Конгресс Гейтс взял самоотвод в связи с тем, что ЦРУ, в котором он занимал руководящую должность, в это время было вовлечено в скандал «Ирангейт».

С марта 1989 года — заместитель помощника президента по национальной безопасности. С августа 1989 года — помощник президента Джорджа Буша-старшего и заместитель советника президента по национальной безопасности Брента Скоукрофта.

В 1991—1993 годах — директор Центральной разведки и глава Центрального разведывательного управления. В октябре 1992 года Гейтс стал первым директором, посетившим московский Кремль — во время своего визита в Россию он встречался с президентом Борисом Ельциным и директором Службы внешней разведки Евгением Примаковым.

После ухода с государственной службы

В январе 1993 года, после избрания президентом демократа Билла Клинтона, покинул государственную службу. Читал лекции в ряде американских университетов — Гарвардском, Йельском, Джона Хопкинса, Вандербильдта, Джорджтаунском, штата Индиана, штата Луизиана, штата Оклахома, в колледже Уильяма и Мэри (также вошёл в число попечителей благотворительного фонда, организованного при этом учебном заведении — своей alma mater). Автор книги «Из тени» (From the Shadows: The Ultimate Insider’s Story of Five Presidents and How They Won the Cold War. Simon & Schuster, 1997).

В 19992001 годах исполнял обязанности декана Школы администрирования и общественного управления имени Джорджа Буша-старшего при университете A&M в Техасе. С 1 августа 2002 года — президент университета A&M. Член совета управляющих Fidelity Investments, советов директоров NACCO Industries, Inc., Brinker International, Inc. и Parker Drilling Company, Inc.

Эксперт в области внешней политики

Является видным экспертом в области внешней политики, член Совета по международным отношениям. В 1996 году возглавлял созданную по инициативе республиканского руководства Конгресса США комиссию, которая должна была оценить степень угроз, исходящих от стран, способных стать обладателями ядерного оружия. Комиссия подтвердила мнение аналитиков ЦРУ, что должно пройти от 10 до 15 лет, прежде чем какая-либо держава, помимо России и Китая, сможет создать ракету, способную донести ядерный боезаряд до основной территории США. В выводах комиссии говорилось, что «имеющиеся данные ещё больше укрепляют её во мнении, что времени, чтобы подготовиться к неожиданностям, более чем достаточно». Эта точка зрения вызвала решительное несогласие Дональда Рамсфелда (в то время не занимавшего постов на госслужбе, но также бывшего видным экспертом), настоявшего на создании новой комиссии под собственным руководством, которая пришла к иным выводам — что угроза может наступить уже через пять лет, причём подготовка к нападению способна происходить втайне от США.

В 2004 году вместе со Збигневом Бжезинским подготовил доклад, в котором высказался за «мягкий» курс в отношении Ирана. В докладе говорилось, что «отсутствие контактов с Ираном наносит вред американским интересам в одном из наиболее важных регионов мира. Должен быть установлен прямой диалог с Тегераном по ряду вопросов, вызывающих взаимную озабоченность». Авторы полагали, что США не следует увязывать возобновление диалога с разрешением тогдашнего кризиса вокруг ядерной программы Ирана. Они считали, что сам факт такого диалога станет эффективным антикризисным средством. Предлагалось согласиться с предложением Евросоюза разрешить Ирану приобретать обогащённый уран по рыночным ценам при сохранении строгого контроля со стороны МАГАТЭ за иранской ядерной программой. Впрочем, эти рекомендации были даны до прихода к власти в Иране Махмуда Ахмадинежада, резко активизировавшего ядерную программу.

В 2004 году выступил в New York Times с критикой политики властей США по сокращению в целях безопасности количества виз, выдаваемых иностранцам, желающим учиться в Америке. Выразил уверенность, что

защита нашей страны требует не только мер безопасности. Мы должны выиграть войну ещё и на идейном уровне. Именно поэтому мы не имеем права спокойно созерцать, как визовая система не отличает студентов и учёных от лиц, представляющих опасность… Помимо того что под угрозой наши экономические, научные и политические интересы, мы рискуем ещё и потерять своих союзников в будущем.

В начале 2005 году отказался от предложения занять пост директора национальной разведки США — координатора деятельности американских спецслужб (по мнению экспертов, этот пост связан с большой ответственностью при отсутствии реальной власти).

Министр обороны

После поражения республиканцев на выборах в Конгресс 7 ноября 2006 года президент Джордж Буш-младший принял отставку непопулярного из-за войны в Ираке министра обороны Дональда Рамсфелда. 8 ноября 2006 года он выдвинул кандидатуру Гейтса на пост министра обороны США. В декабре кандидатуру Гейтса одобрил Конгресс США, и он приступил к руководству Пентагоном.

Роберт Майкл Гейтс стал вторым специалистом по России и вторым бывшим помощником президента по национальной безопасности в составе правительства США (наряду с Кондолизой Райс).

1 декабря 2008 года года новоизбранный президент США Барак Обама объявил о решении оставить Гейтса на посту министра обороны в новой администрации. "Его (Гейтса) усилия последнего времени вызывали у многих желание, чтобы он остался на прежнем посту в администрации Обамы для создания моста между двумя администрациями", - отмечала днями ранее "Вашингтон пост"[4].

30 июня 2011 года ушёл в отставку.[5]

Награды

Награждён Медалью национальной безопасности (The National Security Medal), президентской Медалью Свободы[6], президентской Медалью Граждан (The Presidential Citizens Medal — вторая по значению гражданская награда Америки), дважды — Медалью Национального разведывательного агентства «За выдающиеся заслуги» (The National Intelligence Distinguished Service Medal), трижды — Медалью ЦРУ «За выдающиеся заслуги» (The Distinguished Intelligence Medal). Почётный доктор в области гуманитарных наук колледжа Уильяма и Мэри (1998).

Исторические факты

  • Будучи директором ЦРУ, Роберт Гейтс во время визита в Москву в октябре 1992 года, перед отлётом в США, прошел «парадным шагом» по Красной площади перед камерами телекорреспондентов, заявив: «Здесь, на площади, возле Кремля и Мавзолея, совершаю я одиночный парад победы» (в холодной войне). Данный сюжет не был показан по российскому телевидению — только на Западе.[7]

Критика

Будучи директором ЦРУ, Гейтс и его рабочее окружение подвергались обвинениям в неспособности точно определить период упадка и распада Советского Союза. В частности, Гейтса критиковали за предоставление ложных доказательств того, что СССР был сильнее, чем в реальности. Также в качестве заместителя директора ЦРУ Гейтс якобы поручился за полноту исследования, которое было представлено Сенату, о причастности Советского Союза к покушению на Иоанна Павла II в 1981 году. Внутренне расследование ЦРУ привело к признанию искажения фактов в исследовании, однако обвинения с Гейтса в поручительстве были сняты.

Напишите отзыв о статье "Гейтс, Роберт"

Примечания

  1. [lenta.ru/lib/14171350/full.htm Гейтс, Роберт]. Проверено 28 ноября 2010. [www.webcitation.org/65XG2fiBm Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
  2. 1 2 3 [www.tomdispatch.com/post/174812/roger_morris_the_gates_inheritance Tomgram: Roger Morris, The Gates Inheritance]. Проверено 28 ноября 2010. [www.webcitation.org/65XG4nPsf Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
  3. [www.mcclatchydc.com/2010/01/30/83376/defense-chief-robert-gates-still.html Defense chief Robert Gates: Still just a boy from Kansas]. Проверено 28 ноября 2010. [www.webcitation.org/65XG5rwbR Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
  4. [www.interfax.ru/politics/txt.asp?id=47392 Слабость Обамы? — В мире — Интерфакс]
  5. [rian.ru/politics/20110630/395418926.html Министр обороны США Гейтс попрощается с Пентагоном и уйдет на пенсию]
  6. [www.bbc.co.uk/russian/rolling_news/2011/06/110630_rn_obama_gates.shtml Обама наградил уходящего в отставку Гейтса]
  7. Рой Медведев. [2000.net.ua/2000/svoboda-slova/sudby/71382 «Борис Ельцин. От Ипатьевского дома до храма Христа Спасителя». 2011]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гейтс, Роберт

– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.