Гей-стрит
Поделись знанием:
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
| Улица Нью-Йорка | |
| Гей-стрит англ. Gay Street | |
 | |
| 40°44′01″ с. ш. 74°00′01″ з. д. / 40.7336194° с. ш. 74.0004000° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.7336194&mlon=-74.0004000&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 40°44′01″ с. ш. 74°00′01″ з. д. / 40.7336194° с. ш. 74.0004000° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.7336194&mlon=-74.0004000&zoom=14 (O)] (Я) | |
| Боро | Манхэттен |
| Район | Гринвич-Виллидж |
| Протяжённость | 0,085 км |
Гей-стрит (англ. Gay Street) — небольшая односторонняя улица в районе Гринвич-Виллидж в боро Манхэттен, Нью-Йорк.
На юге Гей-стрит ограничена улицей Вэйверли-Плейс, на севере — Кристофер-стрит. На востоке параллельно улице проходит Шестая авеню, на западе — поворачивающая к северу Вэйверли-Плейс. Гей-стрит имеет одну полосу движения.
Под одной версии, улица получила название в 1833 году в честь активиста борьбы с рабством и управляющего газеты New York Tribune Сиднея Говарда Гея (англ. Sidney Howard Gay),[1][2] по другой — в честь некоего Р. Гея (англ. R. Gay), жившего на Бауэри во второй половине XVIII века.[3]
В 1826—1833 годах Гей-стрит была застроена домами в федеральном стиле[en].[4] В те годы на ней проживало множество негров. Многие из них были кучерами.[5] По окончании застройки улица была расширена. Дома на её западной стороне остались нетронутыми, строения же на восточной стороне ныне представлены застройкой 1844—1860 годов в неогреческом стиле.[4] К 1920-м годам большинство негров переселилось на север Манхэттена, а в освободившиеся дома заселились итальянцы.[6]
В 1930-х годах на улице проживали писательницы Рут Маккинни[en] и Мэри Маккарти.[7]
Напишите отзыв о статье "Гей-стрит"
Примечания
- ↑ Cheri Revai. [books.google.ru/books?id=UlNH02wofTgC Haunted New York: Ghosts and Strange Phenomena of the Empire State]. — Stackpole Books, 2005. — С. 91. — 128 с. — ISBN 0811740722.
- ↑ Sanna Feirstein. [books.google.ru/books?hl=ru&id=7ourZIpRoJEC Naming New York: Manhattan Places and How They Got Their Names]. — NYU Press, 2001. — 207 с. — ISBN 0814727123.
- ↑ Henry Moscow. [books.google.ru/books?id=xOhzui9AObUC The Street Book: An Encyclopedia of Manhattan's Street Names and Their Origins]. — 2. — Fordham Univ Press, 1990. — С. 53. — 119 с. — ISBN 0823212750.
- ↑ 1 2 Joyce Gold. [books.google.ru/books?id=my9SPQAACAAJ From Trout Stream to Bohemia: A Walking Guide to Greenwich Village History]. — 2. — Old Warren Road Press, 1996. — 106 с. — ISBN 0961085843.
- ↑ Edwin G. Burrows, Mike Wallace. [books.google.ru/books?id=XW3nM-utGBYC Gotham:A History of New York City to 1898]. — N. Y.: Oxford University Press, 2000. — С. 480. — 1383 с. — (The History of NYC Series). — ISBN 978-0-19-514049-1.
- ↑ Federal Writers' Project (N.Y.). New York City Guide: A Comprehensive Guide to the Five Boroughs of the Metropolis: Manhattan, Brooklyn, the Bronx, Queens, and Richmond. — N. Y.: Random House, 1939. — С. 128. — 828 с.
- ↑ Penelope Green. [www.nytimes.com/2003/12/21/realestate/habitats-14-gay-street-act-i-scene-1-a-basement-in-the-village.html?pagewanted=all&src=pm Habitats/14 Gay Street; Act I, Scene 1: A Basement in the Village] (англ.). The New York Times (21 December 2003). Проверено 15 июня 2013. [www.webcitation.org/6HOVgr2Om Архивировано из первоисточника 15 июня 2013].
Отрывок, характеризующий Гей-стрит
– Ах как я рада, няня.– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
