Геккер, Фридрих Франц Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фридрих Франц Карл Геккер
Friedrich Franz Karl Hecker

1906
Дата рождения:

28 сентября 1811(1811-09-28)

Место рождения:

Ангельбахталь, Германия

Дата смерти:

24 марта 1881(1881-03-24) (69 лет)

Место смерти:

Саммерфилд, США

Фри́дрих Франц Карл Ге́ккер, редко Гекер (нем. Friedrich Franz Karl Hecker; 28 сентября 1811, Ангельбахталь — 24 марта 1881, Саммерфилд, Иллинойс, США) — немецкий революционер, руководитель баденской революции (апрель 1848), адвокат в Мангейме[1]. Эмигрировав в США, был агитатором аболиционистов[2], участвовал в Гражданской войне (1861—64).





Политическая деятельность

В Германии

Выбранный в 1842 году в баденскую палату, он примкнул к оппозиции. Впервые имя Геккера становится известным после высылки его прусским правительством в 1845 г. из Берлина, вследствие его агитации по шлезвиг-голштейнскому вопросу.[1]

В 1846—1847 годы Геккер в союзе со Струве открыто выступает руководителем крайней партии. Сделанное им предложение приостановить взыскание налогов впредь до изменения правительственной системы было отклонено палатой, вследствие чего он в 1847 г. сложил с себя депутатские полномочия, но скоро был вновь выбран в палату.[1]

Когда началось движение 1848 г., Геккер на собрании в Хайдельберге (5 марта) открыто объявил себя демократом и республиканцем. Как член «предварительного парламента» (de:Vorparlament), он старался добиться, чтобы это собрание было объявлено постоянным; когда же это не удалось, стал подготавливать восстание, думая застать врасплох южно-германские правительства.[1]

12 апреля Геккер и Струве из Констанца обнародовали призыв к восстанию. 20 апреля, при столкновении у Кандерна, Геккер потерпел неудачу и бежал в Швейцарию. Баденский избирательный округ дважды избирал его в национальное собрание, но эти выборы были признаны недействительными.[1]

В США

Геккер отправился в Северную Америку; после вспышки майской революции 1849 г. он на короткое время возвратился по приглашению временного правительства в Европу, но так как восстание было уже подавлено, снова отправился в Америку, где стал фермером в штате Иллинойс и с 1856 г. выступил агитатором республиканской партии.[1] В 1851 году написал предисловие к немецкому переводу "Прав человека" Томаса Пейна.

Когда в 1861 г. в Северной Америке вспыхнула междоусобная война, Геккер с набранным им 24-м пехотным полком, состоявшим из немецких, венгерских, чешских и словацких иммигрантов, в основном ветеранов революций 1848 года, примкнул к союзному генералу Фримонту. Потом командовал 82-й бригадой (включавшей, помимо немцев, европейских евреев и скандинавов) в армии генерала Ховарда, но, обойдённый чином, в 1864 году сложил с себя команду.[1]

Объединение Германии старый агитатор встретил с большим восторгом. В 1873 г. он на короткое время приезжал в Германию.[1]

Издания

Напечатал:

  • «Reden und Vorlesungen» («Neust. a. d. H.» 1872);
  • «Betrachtungen über den Kirchenstreit in Deutschland und die Infallibilitä t» (там же, 1874), где категорически высказывается в пользу прусских церковных законов.

Напишите отзыв о статье "Геккер, Фридрих Франц Карл"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Геккер, Фридрих Франц Карл

В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.