Геликон-опера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Геликон-Опера
Основан

1990

Здание театра
Местоположение

Москва, Россия

Руководство
Главный режиссёр

Дмитрий Бертман

Главный дирижёр

Владимир Понькин

Главный хормейстер

Евгений Ильин

Ссылки

[www.helikon.ru ikon.ru]

К:Театры, основанные в 1990 годуКоординаты: 55°45′04″ с. ш. 37°35′48″ в. д. / 55.7512° с. ш. 37.5966° в. д. / 55.7512; 37.5966 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.7512&mlon=37.5966&zoom=17 (O)] (Я)

Московский музыкальный театр «Геликон-Опера» — музыкальный театр в Москве, созданный в 1990 году. В год показывает московской публике более 200 спектаклей.

Открыт 10 апреля 1990 года по инициативе Дмитрия Бертмана (впоследствии заслуженный деятель искусств России).





Здание театра

Основная статья: Усадьба Шаховских—Глебовых—Стрешневых

История усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых на Большой Никитской улице восходит ко времени генерал-аншефа Ф. И. Глебова. В XIX веке здесь уже находился театр, где выступали французские и итальянские актеры, а также труппа Венской оперетты. В начале XX века здесь была открыта камерная сцена.

В 2000-х годах правительство Москвы приняло решение приспособить памятник архитектуры к нуждам театра «Геликон-опера». Проект «реставрации с приспособлением», согласно которому в распоряжении театра должно появиться два новых зала на 200 и 500 мест, был разработан в 2006 году группой архитекторов «Моспроекта-4» под руководством президента Союза архитекторов России Андрея Бокова. С 2007 года по адресу Большая Никитской, д. 19/16 стр. 1 и стр. 2 начались работы. Уничтожение исторических построек ради строительства нового здания подверглось жёсткой критике со стороны общественного движения «Архнадзор». Сама стройка получила название «ошибка ценою в миллиард рублей» после того, как заместитель Мэра Москвы в Правительстве Москвы по вопросам градостроительной политики и строительства Марат Хуснуллин заявил, что город не может отказаться от реконструкции усадьбы Шаховских—Глебовых—Стрешневых под размещение в ней театра «Геликон-опера», поскольку в стройку уже инвестировано более 1 млрд руб. бюджетных средств: «Я готов признать, что это было ошибочное решение, но не готов взять ответственность за списание в убыток миллиарда рублей»[1].

На время производства работ правительство Москвы передало «Геликон-Опере» во временное пользование театральный зал на 250 мест по адресу Новый Арбат, 11, где ранее размещался театр «Et cetera», переехавший в новое собственное здание.

Состав

Руководители

Труппа

В театре работают народные артисты РФ:

  • Дмитрий Бертман (художественный руководитель и главный режиссёр)
  • Владимир Понькин (главный дирижер)
  • Евгений Бражник (дирижер)
  • Наталья Загоринская (сопрано)

Солисты

Хор

Хор театра был организован в 1991 году Татьяной Громовой, выпускницей РАМ им. Гнесиных. В первый состав вошли выпускники Музыкальной академии имени Гнесиных и Московской консерватории П. И. Чайковского. С появлением в коллективе высокопрофессионального хора театр получил возможность перейти от камерных оперных постановок к более масштабным.

Сейчас хор насчитывает около 60 артистов в возрасте от 20 до 35 лет, репертуар которого весьма обширен. В программах хора можно услышать произведения как русских классиков (Алябьева, Даргомыжского, Чайковского, Рахманинова), так и зарубежных (Перголези, Вивальди, Моцарта, Форе, Верди).

Руководит хором  Евгений Ильин.

Оркестр

Оркестр театра состоит из более чем 100 профессиональных музыкантов. Сложился он более десяти лет назад под руководством народного артиста России профессора Кирилла Тихонова, который был первым главным дирижёром театра.

Свою лепту в слаженность и сыгранность коллектива в своё время внесли такие дирижёры, как Геннадий Рождественский, Мстислав Ростропович, Сергей Стадлер, Евгений Бражник, Джуллиан Галант, Ричард Брэдшоу, Доминик Руитс, Антонелло Аллеманди, Теодор Курентзис.

А в настоящий момент оркестром руководит народный артист России Владимир Александрович Понькин, назначенный на эту должность в 2002 году.

Ведущими дирижёрами являются народный артист России Евгений Бражник и Валерий Кирьянов.


Артистами руководят концертмейстеры: первой группой скрипок — Елена Железина, второй группой — Александр Макеев, альты под руководством Рашита Кабирова, виолончели — Виктора Козодова, контрабасы — Александра Сиротина, арфы — Валентины Борисовой, флейты — Дарьи Галочкиной, гобои под началом Майи Дорфман и Елизаветы Тузовой, кларнетами занимается концертмейстер Филипп Мархвинский, фаготами — Олег Медведев, валторнами Алексей Рынзин, трубы под руководством Андрея Икова, тромбоны — Юрия Доброгорского, тубы — Юрия Афонина и ударные под началом Вячеслава Баграша.

Репертуар

Награды

«Золотая маска»

«Геликон-Опера» восемь раз получал премию «Золотая маска» в разных номинациях.

  • Лауреаты премии за 1998 год в номинациях:
    • Лучшая работа режиссёра: Дмитрий Бертман — «Кармен» Ж. Бизе
    • Лучшая женская роль: Наталья Загоринская (Кармен) — «Кармен» Ж. Бизе
  • Лауреаты премии за 1999 год в номинациях:
    • Лучший спектакль: «Царская невеста» Н. А. Римский-Корсаков
    • Лучшая работа режиссёра: Дмитрий Бертман — «Сказки Гофмана» Ж. Оффенбах
  • Лауреаты премии за 2000 год в номинациях:
    • Премия «НОВАЦИЯ (музыкальный театр)» — «Голоса незримого» И. Барданашвили, А. Щетинский, В. Кобекин
  • Лауреаты премии за 2001 год в номинациях:
    • Лучший спектакль: «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостакович
    • Лучшая работа дирижера: Владимир Понькин — «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостакович
    • Лучшая работа режиссёра: Дмитрий Бертман — «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостакович
    • Лучшая женская роль: Анна Казакова (Екатерина Измайлова) — «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостакович
  • Лауреаты премии за 2003 год в номинациях:
    • Лучшая работа дирижера: Владимир Понькин — «Лулу» А. Берг

«Гвоздь сезона»

  • «Гвоздь сезона» 2003:
«Хрустальный гвоздь» — «Средство Макропулоса» Л. Яначек
  • «Гвоздь сезона» 2004:
Главный приз «Большой хрустальный гвоздь» — «Диалоги кармелиток» Ф. Пуленк
  • «Гвоздь сезона» 2005:
«Хрустальный гвоздь» — «Упавший с неба» С. Прокофьев

Другие награды

2013

Благодарность ОАО «Международный аэропорт Внуково» 
коллективу Московского музыкального театра «Геликон-опера»  и его художественному руководителю Дмитрию Бертману  за участие в Первом ежегодном музыкальном фестивале «Серебряные птицы»

2010

Благодарность Президента Российской Федерации Д. А. Медведева
за большой вклад  в развитие отечественного музыкального искусства  и достигнутые творческие успехи  коллективу государственного учреждения культуры города Москвы «Московский музыкальный театр «Геликон-опера» под руководством Дмитрия Бертмана 

2010

Благодарность Мэра Москвы Ю. М. Лужкова
коллективу государственного учреждения культуры города Москвы «Московский музыкальный театр «Геликон-опера» под руководством Дмитрия Бертмана  за большие творческие достижения в развитии музыкального искусства

В 2000 году театр «Геликон-Опера» стал лауреатом Московского оперного фестиваля.

Международное признание

Дмитрий Бертман, руководитель театра, ставил множество спектаклей как в России, так и за рубежом. Его знают в Эстонии, Испании, Франции, Германии, Дании, Ирландии, Австрии, Швеции, Канаде и даже Новой Зеландии. Вместе с ним популярность приобретал и театр. 23 февраля 2008 года Дмитрий Александрович Бертман получил эстонский Орден Земли Святой Марии (Крест Маарьямаа) IV степени за постановку в таллинском театре «Эстония» антифашистской оперы «Валленберг» Эркки-Свен Тюйра. Дмитрий Бертман также является лауреатом Государственной премии Эстонии и премии Эстонского театрального союза.

Геликоновская «Летучая мышь», поставленная Мстиславом Ростроповичем в Эвиане в 2000 году, стала настоящим событием в мире театра и музыки. Были представлены публике «Аида» в Страсбурге на фестивале Дж. Верди (2001), «Норма» в Сантандере (2004), «Набукко» в Париже и Дижоне (2004).

«Геликон-Опера» часто выступает на сцене парижской «Опера де Масси», в разные годы там были показаны спектакли «Пиковая дама» П. И. Чайковского (2000), «Евгений Онегин» П. И. Чайковского (2001), «Фальстаф» Дж. Верди (2003), «Набукко» Дж. Верди и «Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова (2004), «Борис Годунов» М. П. Мусоргского и «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Д. Шостаковича (2007), «Аида» Дж. Верди и «Средство Макропулоса» Л. Яначека (2008), «Любовь к трём апельсинам» С. С. Прокофьева и «Распутин» Дж. Риза (2010).

C 2005 года практически ежегодно «Геликон-Опера» принимает участие в международных фестивалях Bartok+[en] (Венгрия, Мишкольц) и Birgitta (Эстония, Таллин).

В гастрольной карте театра также Армения, Азербайджан, Болгария, Грузия, Израиль, Кипр, Китайская Народная Республика, Ливан, Оман, Чехия, Южная Корея и др.

Гастроли по городам Австрии, Великобритании, Франции, Испании, США и других стран нашли отклик в рецензиях крупных мировых изданиях, таких как «The Financial Times», «Le Monde», «The Independent», «Washington Post», «Le Figaro», «Herald Tribune».

Напишите отзыв о статье "Геликон-опера"

Примечания

  1. ↑ [www.rbcdaily.ru/market/562949985174800 ФСО не разрешают строить комплекс зданий рядом с Кремлём.] // «РБК», 21 ноября 2012.

Ссылки

  • [www.helikon.ru. Официальный сайт театра «Геликон-Опера»]
  • [itar-tass.com/kultura/1392299 Московский театр «Геликон-опера» отпразднует юбилей на своей исторической сцене]
  • [www.mk.ru/culture/theatre/interview/2014/02/21/988672-gelikonu-dan-zelenyiy-svet.html «Геликону» дан зеленый свет]
  • [www.rg.ru/2010/11/30/gelikon-poln.html Бездомный театр с мировым именем. Мировые оперные звезды встревожены судьбой «Геликона». Российская газета. Письмо в защиту театра]
  • [www.rg.ru/2010/11/19/gelikon.html Давайте создадим оперу. Вернется ли в свой дом театр «Геликон»?]
  • [www.radioblago.ru/vremyakultury/carskaya-nevesta-kolomna Опера «Царская невеста» театра «Геликон-Опера» в Коломне в формате open-air]


<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 Для улучшения этой статьи желательно?:

Кирилл Тихонов (1990—1998) • Владимир Понькин (2002—наст.вр.)

Отрывок, характеризующий Геликон-опера

«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Геликон-опера&oldid=80908356»