Гелиополь (Древний Египет)

Иуну в иероглифах

Гелиополь, Гелиополис, Илиополь (греч. Ἡλίουπόλις, егип. Иуну, библ. Он) — один из древнейших и важнейших городов в Древнем Египте, расположенный к северо-востоку от современного Каира. Центр 13-го нижнеегипетского нома Хека-анджу. В Гелиополе находился главный центр поклонения верховному богу солнца (первоначально Атуму, затем Атуму-Ра) и циклу связанных с ним божеств — «Великой Девятки Иуну». Греки отождествляли Атума и Ра с Гелиосом, откуда и греческое название города — Ἡλίουπόλις («город солнца»). Древнеегипетское название, транскрибированное ỉwnw, чаще всего передаётся как Иуну или Он (Ὂν в эллинизированном варианте и אן или און в еврейском тексте Библии).

История

По Диодору город был основан А́ктием, сыном Гелиоса, вынужденным бежать с острова Родос после убийства брата. Город он назвал в честь отца.

Гелиополь известен с додинастического периода. В период Раннего и Древнего царства наряду с Абидосом и Мемфисом принадлежал к числу наиболее застраиваемых городов. Первоначально Гелиополь был основным центром почитания Атума, считающегося первым общеегипетским солярным божеством. Однако уже к началу Древнего царства Атум был вытеснен схожим гелиопольским богом Ра и отождествлён с ним в образе Ра-Атума (кроме Ра и Атума, в Гелиополе также был распространён культ быка Мневиса). Приход к власти V династии египетских правителей утвердил гелиопольское жречество в качестве наиболее влиятельной политической группировки при фараоне.

Несмотря на возвышение культа Амона в результате политического доминирования Фив, Ра сохранял своё значение и авторитет как древний верховный бог. Гелиопольское жречество адаптировалось к новым политическим условиям, развив представления о синкретических божествах Ра-Хорахте (Ра + Хор) и Амоне-Ра (Ра + Амон). Тем не менее, теологическое преобладание гелиопольской космогонии, с которой сопоставлялись другие мифологические схемы, не помешало фиванским жрецам стать главной опорой агрессивной внешней политики фараонов XVIII династии Нового царства. Последняя попытка восстановить былое политическое могущество Гелиополя была предпринята в начале правления Эхнатона, планировавшего проводить радикальные преобразования, используя недовольство жрецов Ра-Хорахте укреплением позиций жречества Амона-Ра. В это время в Гелиополе был воздвигнут храм Ведж-Атон, посвящённый солнечному диску Атону.

Гелиополь был хорошо известен древним грекам и римлянам. В 332 до н. э. в городе на короткое время останавливался Александр Македонский; храмы Гелиополя, известные своими успехами в астрономии и философии, неоднократно посещались Солоном, Пифагором, Платоном и другими выдающимися мыслителями античности. Манефон, по всей видимости, бывший верховным жрецом Гелиополя, в начале III века до н. э. на основании храмовых архивов подготовил «Египтику», считавшуюся в античном мире основным источником по истории Древнего Египта. Однако к I веку до н. э. интерес Птолемеев к гелиопольским древностям угас, и Страбон обнаружил храмы города заброшенными. После установления римского владычества по приказу императора Августа в 19-м году н. э. из Гелиополя были вывезены «Иглы Клеопатры» — пара обелисков, установленных перед храмом Ра Тутмосом III и бывших одними из высочайших в Египте. Многие храмы и остальные крупные постройки древнего Гелиополя впоследствии использовались как строительный материал для постройки Фустата, позднее переросшего в Каир.

Упоминания в Библии

Гелиополь был центром провинции Гесем. Был одним из трёх городов со складами пищи, во время семилетнего голода при Иосифе. Иосиф, ставший визирем и соправителем фараона в Древнем Египте, имел тестем жреца Гелиополя.

Септуагинта рассказывает, что Гелиополис вместе с городами Пифом и Раамсес, строили по приказу фараона порабощённые евреи, что и спровоцировало Исход евреев из Древнего Египта.

Во времена библейских пророков, Исаиа упоминал Гелиополис как один из 5 египетских городов, сообщавшихся с евреями. Но он сделал лингвистическую ошибку в слове «город солнца» (’ir hašemeš), записав его как ’ir haheres — «город разрушения». Эта игра слов позже утвердилась у Иеремии и Иезекиля. Еврейское слово Beth-shemesh, означающее «храм» (Beth) «солнца» (shemesh) использовал Иеремия. Он пророчил судьбу городу, заявляя что царь Вавилона Навуходоносор сокрушит обелиски (столбы, статуи) в Гелиополисе (Бефсамисе, «доме бога солнца») и сожжёт храмы египетских богов. Иезекиль, современник Иеремии, укрепил это сообщение, заявив что «молодёжь Она […] падёт от меча и будет порабощена». Иезекиль тоже играл словами используя топоним «Он» — библейское имя Гелиополиса во времена Иосифа; В других переводах Библии фигурирует в этой строке не топоним «Он», а слово иврита «Aven», означающее «безумие, несправедливость» и значит место называют «храмом жестоких сумасшедших».

Современный Гелиополь

Ныне Гелиополем также называют современный пригород Каира Миср аль-Джидида (араб. مصر الجديدة‎, «Новый Египет»), расположенный вблизи древнего города. Сам древний Гелиополь находился на территории современных окраинных каирских районов Аль-Матария и Айн Шамс (араб. عين شمس‎). В Матарийе сохранился обелиск Сенусерта I, вокруг которого организован небольшой музей под открытым небом (у площади эль-Массала).

Ссылки

• Илиополь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Он // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [ru-egypt.com/sources/26 Гелиопольское сказание о сотворении мира (Из Книги познания творений Ра).]

Отрывок, характеризующий Гелиополь (Древний Египет)

– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.