Гелиос (объектив)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Ге́лиос» — наименование семейства советских объективов различного назначения: фотографических, киносъёмочных, для аэрофотосъёмки, проекционных и др.

По оптической схеме представляют собой светосильные и особосветосильные анастигматы типа «Планар», обычно включающие шесть линз в четырех группах. Реже встречаются семилинзовые объективы.

Индекс в названии обычно указывает на порядковый номер расчёта оптической схемы в ГОИ.

Объективы семейства «Гелиос» использовались в качестве сменных и несменных объективов ряда советских фотоаппаратов общего и специального применения, в телевизионных камерах и киносъёмочных аппаратах, кинопроекторах и другой технике.

Ниже описаны наиболее распространённые объективы этого семейства.





Гелиос-1

Первые «Гелиосы» — линейка светосильных киносъёмочных (под 35-мм плёнку) объективов.

Гелиос-2

Фотообъектив производства КМЗ.

Гелиос-3

Гелиос-29

Специальный объектив производства КМЗ.

Гелиос-33

Киносъёмочный объектив производства КМЗ[1].

Гелиос-40

Аналог оптической схемы — объектив производства немецкой компании Карл Цейс (Carl Zeiss) «Биотар» (Biotar) 1,5/75 1938 г. (официальная версия с сайта производителя)[2].

Расчёт объектива «Гелиос-40» выполнил Д. С. Волосов в 1950 году. На КМЗ имел технологическое название «ГК-40» — Гелиос Красногорский.

«Гелиос-40» демонстрировался на Всемирной выставке в Брюсселе (1958) в качестве сменного объектива к дальномерной фотокамере «Комета», в варианте с байонетом Leica M и к зеркальной камере «Старт». Производился в качестве сменного для зеркальных камер «Старт» и «Зенит».

Диафрагма имеет 10 лепестков сложной формы, при закрывании принимает форму «циркулярной пилы»

Среди начинающих фотографов популярен в качестве «портретно-бокешного» объектива, хотя по своим характеристикам больше подходит на роль «ночного» телеобъектива. Впрочем, «ночная» съёмка данным объективом малоформатной камерой (в отличие от «Carl Zeiss Biotar» 1,5/75) при относительном отверстии 1,5 и 2 сильно ограничена из-за резкости только в центре поля.

Есть версия, что объектив изначально был разработан как «технический» — для пересъёмки чертежей, фотолитографии и съёмки с экрана осциллографа, основанная на том, что «Гелиос-40» имеет незначительную дисторсию, специфическую формулу цветности, а также «бритвенную» резкость при диафрагмах 5,6-8-11, что свойственно в основном репродукционным объективам.

Отзывы пользователей:

  • большие габариты и вес;
  • виньетирование на открытой диафрагме;
  • закручивание пёстрого фона на открытой диафрагме;
  • очень толстые линзы и большие воздушные промежутки между ними;
  • невысокое разрешение вне центрального пятна на открытой диафрагме;
  • плохая бликозащищённость и низкая устойчивость к контровому свету;
  • приятное боке.

Модификации:

  • «Гелиос-40» — первый вариант;
  • «Гелиос-40-2» — с креплением M42×1;
  • «Гелиос-40Т» — для использования на телевизионных камерах.

Гелиос-40

В первое десятилетие выпуска просветленной оптики в Советском Союзе объективы имели на оправе маркировку в виде красной буквы «П» («просветление»)[3]. Из-за просветления фиолетового цвета объектив на цифровых фотоаппаратах смещает баланс белого в жёлтую область (жарг. желтит).

Гелиос-40-2

Оснащался поворотным креплением для штатива, позволявшим фиксировать его на штативе под произвольным углом.

Гелиос-44

Создан на основе объектива производства немецкой компании Carl Zeiss Jena «Biotar 2/58»[5]. Первоначальное название — «БТК» (Биотар Красногорский)[6].

Оптическая схема была рассчитана в ГОИ в 1951 году.

Объектив выпускался с ирисовой диафрагмой на 7 и 13 лепестков в некрашеной оправе из алюминиевого сплава. Управление диафрагмой — ручное, с кольцом предварительной установки.

Под названием «Гелиос-44» имел присоединительную резьбу M39×1/45,2 и использовался:

Производился заводами КМЗ, БелОМО, Юпитер с 1958 по 1994 год[7]. Является одним из самых массовых фотообъективов в мире.

Изготавливался с модификациями базовой модели:

  • Различные типы крепления к камере
  • Ручное или автоматическое управление диафрагмой
  • Разные виды просветления
  • Различная конструкция оправы

Гелиос-44 для фотоаппарата «Старт»

Объектив «Гелиос-44» выпускался в качестве штатного для фотокамеры «Старт» на Красногорском механическом заводе с 1958 года. Не может быть использован на других фотоаппаратах.

  • Однослойное просветление
  • Специфический механизм нажимной диафрагмы
  • Минимальная дистанция фокусировки 0,7 м
  • Масса 230 граммов
  • Оригинальное байонетное крепление к камере

Гелиос-44-2

Один из самых массовых вариантов объектива «Гелиос-44», выпущенный для фотокамеры «Зенит-Е». Штатный объектив для «Зенит-ЕТ», «Зенит-10». Объектив выпускался в огромных количествах, поэтому в настоящее время доступен для приобретения, несмотря на то, что его производство было прекращено в начале 1990-х годов. Имеет весьма неплохие для массового объектива оптические свойства.

Является также популярным исходным объективом для изготовления моноклей.

Стоимость объектива в 1980-х годах — 30 рублей.

Управление диафрагмой — ручное, с кольцом предварительной установки.

  • Предел диафрагмирования 1:16
  • Разрешающая способность (центр/край) 38/20 линий/мм
  • Минимальная дистанция фокусировки 0,5 м
  • Присоединительная резьба M42×1
  • Посадочная резьба для насадок М49×0,75
  • Габариты Ø60×52 мм
  • Масса 230 граммов
  • Однослойное просветление.

Гелиос-44-3

Модификация объектива «Гелиос-44-2», отличался изменённой конструкцией оправы.

Управление диафрагмой — ручное, с кольцом предварительной установки.

Объектив разработан и выпускался БелОМО.

  • Предел диафрагмирования 1:16
  • Разрешающая способность (центр/край) 38/20 линий/мм
  • Минимальная дистанция фокусировки 0,5 м
  • Резьба для светофильтров М52×0,75; посадочный диаметр для гладких насадок (бленды) — 54 мм.
  • Габариты Ø60×52 мм
  • Масса 230 граммов
  • Многослойное просветление зелёного оттенка

У некоторых экземпляров объектива «Гелиос-44-3» нижний край кольца фокусировки выходит за посадочную плоскость резьбового крепления. Если такой объектив соединить с байонетными камерами через переходник, то фокусировочное кольцо упирается в торец переходника и фокусировка будет затруднена. Требуется самостоятельная доработка оправы объектива (подрезка кольца фокусировки на 1 мм).

Гелиос-44-7

Объектив, предназначенный для камеры «Зенит-7». Из-за особой системы привода диафрагмы мог устанавливаться только на эти камеры.

Гелиос-44Д

Объектив «Гелиос-44Д» служил штатным для фотокамеры «Зенит-Д». Объективы с креплением для «Зенита-Д» могли использоваться также на камере «Зенит-7».

  • Однослойное просветление
  • Нажимная диафрагма
  • Байонетное крепление к камере

Гелиос-44М-4


«Гелиос-44М-4» и «Гелиос-44М-5» разработаны на Красногорском механическом заводе. Отличались друг от друга конструкцией оправы. На объективах «Гелиос-44М-4» поздних выпусков отсутствует переключатель режимов диафрагмы «А-М».

«МС Гелиос-44М-4» был пересчитан для использования многослойного просветления, что улучшило светопропускание и цветопередачу объектива. Конструктор объектива (и объектива «Гелиос-44К-4») — П. А. Лапин.

Объективы «Гелиос-44М-5», «Гелиос-44М-6» и «Гелиос-44М-7» — массового выпуска завода «Юпитер», разбивались на подтипы по фактически измеренному значению разрешающей способности. Минимальные значения разрешающей способности (по техническим условиям) следующие[8]:

  • «МС Гелиос-44М-5» — 40/20 линий/мм
  • «МС Гелиос-44М-6» — 45/25 линий/мм
  • «МС Гелиос-44М-7» — 50/30 линий/мм

Гелиос-44К-4

Производившийся на КМЗ объектив имел крепление байонет K.

  • Разрешающая способность (центр/край) 42/21 линий/мм
  • Резьба для крепления светофильтров М52×0,75
  • Многослойное просветление
  • Прыгающая диафрагма

Гелиос-53

Специальный объектив.

Гелиос-65

Штатный объектив для ранних серий камеры «Киев-10» под названием «Гелиос-65-Автомат». Кольцо установки диафрагмы на оправе объектива отсутствует, управление диафрагмой только от камеры. Выпускался также и в других вариантах оправы для зеркальных и дальномерных фотокамер (в небольших количествах) и для телевизионных камер. Разработан и произведён ГОИ в 1957 году[9]. Просветление однослойное.

Был разработан как штатный нормальный объектив с уменьшенным до 52 мм фокусным расстоянием для замены «Гелиоса-44». «Гелиос-65-Автомат» из-за невысокой разрешающей способности (ниже чем у «Гелиос-44») производился недолго и был заменён на «Гелиос-81-Автомат» с линзами из лантанового стекла.

Гелиос-66

Гелиос-70

Опытный образец проекта Красногорского завода 1987 года, не достиг серийного производства из-за технологических проблем.[10]. Пластмассовый корпус.

  • Фокусное расстояние 52 мм
  • Относительное отверстие 1:1,9[11]
  • Разрешающая способность (центр/край) 48/28 линий/мм
  • Угол поля зрения 46°
  • Многослойное просветление
  • Двухлепестковая диафрагма
  • Крепление байонетное
  • Резьба светофильтров M52×0,75
  • Габаритные размеры Ø62,5×41,5 мм
  • Масса 150 граммов

Гелиос-77

Разработка КМЗ, производство заводов «Юпитер» и ВОМЗ. Выпускался с конца 1980-х в качестве сменного объектива к зеркальным фотоаппаратам типа «Зенит». К особенностям данного объектива следует отнести естественную цветопередачу и закрутку пёстрого фона, свойственную всем объективам со схемой «Планар».

Существуют модификации:

  • «МС Гелиос 77М»
  • «МС Гелиос 77М-4» — крепление M42×1
  • «МС Гелиос 77К-4» — крепление байонет K.

Гелиос-81

Был разработан для замены «Гелиоса-65», как штатный нормальный объектив для однообъективных зеркальных фотоаппаратов «Киев». Для повышения оптических характеристик в объективе использован новый сорт стекла класса «сверхтяжёлых кронов»[13]. Красногорским механическим заводом была выпущена опытная партия объективов «Гелиос-81» («ГК-81»).[14].

  • Фокусное расстояние 52 мм (опытные и предсерийные образцы маркировались как 52 мм, серийные до 1985 года как 53 мм, а после — все 50 мм)
  • Относительное отверстие 1:2,0
  • Однослойное или многослойное просветление оптики
  • Размер кадра 24×36 мм

Серийно выпускался заводом «Арсенал» в трёх модификациях:

Гелиос-85

Гелиос-88

Гелиос-89

Несменный объектив, устанавливавшийся на шкальный фотоаппарат «ФЭД-Микрон» с размером кадра 18×24 мм[16].

Гелиос-94

Штатный объектив для дальномерного фотоаппарата «Киев-5».

Крепление — наружный байонет Contax-Киев.

  • Фокусное расстояние 50 мм
  • Относительное отверстие 1:1,8

Гелиос-95 А-Т

Объектив для телевизионных камер с размером фотокатода 24×32 мм[17]. При фокусном расстоянии 51,6 мм обладает светосилой f/2.

Гелиос-97

Штатный объектив для однообъективных зеркальных фотоаппаратов с размером кадра 24×36 мм. Просветлённая оптика. Проект конца 1960-х.[18]

Гелиос-98

  • Фокусное расстояние 28 мм
  • Относительное отверстие 1:2,8

Несменный объектив, устанавливавшийся на шкальный фотоаппарат «Зоркий-12» с размером кадра 18×24 мм. На аппаратах ранних выпусков (опытная партия) можно встретить название объектива «А-4МУ 2,8/28».

Гелиос-101

Гелиос-103

Штатный объектив для дальномерных фотоаппаратов «Киев».

Крепление — внутренний байонет Contax-Киев.

  • Фокусное расстояние 53 мм
  • Относительное отверстие 1:1,8

Гелиос-107

Гелиос-123

Проект светосильного объектива. Имеет оптическую схему типичную для объективов этого класса — семь линз в пяти группах. В массовое производство не вошёл[19]. Выпускался на киевском заводе Арсенал и известен также как «Арсат» 1,4/50. Для него формула указана как 7 линз в 6 группах. Была выпущена небольшая партия в 1990-е годы с многослойным просветлением.

Характеристики наиболее распространённых объективов «Гелиос»

Модель Крепление Фокусное
расстояние
Относительное
отверстие (макс.)
Относительное
отверстие (мин.)
Угол поля
зрения
Крепление
фильтра
Гелиос-40 M39×1/45,2 85 мм ƒ/1,5 ƒ/22 28° M66×0,75
Гелиос-40-2 M42×1/45,5 85 мм ƒ/1,5 ƒ/22 28° M67×0,75
Гелиос-44
с модификациями
M39×1/45,2,
M42×1/45,5,
K
58 мм ƒ/2,0 ƒ/16 40° Гелиос-44 (Старт) — M40,5×0,5

Гелиос-44 — M49,5×0,5
Гелиос-44-2 — M49×0,75
Гелиос-44-7 — M49×0,75
Гелиос-44М-× — M52×0,75

Гелиос-65 Автомат 52 мм ƒ/2,0 ƒ/22
Гелиос-77 M42×1/45,5, K 52 мм ƒ/1,8 ƒ/16 44° М52×0,75
Гелиос-81 Автомат, Н 52 мм ƒ/2,0 ƒ/16 М52×0,75 или М49×0,75
Гелиос-89 «ФЭД-Микрон»
несъёмный
30 мм ƒ/1,9 ƒ/16 52°
Гелиос-98 «Зоркий-12»
несъёмный
28 мм ƒ/2,8 ƒ/16
Гелиос-103 Байонет Contax-Киев 53 мм ƒ/1,8 ƒ/16 45° M40,5×0,5
Гелиос-123 Н 50 мм ƒ/1,4 ƒ/16 49° М52×0,75

Источники

  1. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-33.html Описание «Гелиос-33»]
  2. Существует также другая, ничем не подтверждённая, версия, согласно которой объектив был якобы скопирован с объектива Leica «Summarex» 1,5/85. Однако, хотя объектив «Summarex» 1,5/85 действительно имеет некоторое внешнее сходство с объективом «Гелиос-40», его оптическая схема существенно отличается — имеет семь элементов в пяти группах.
  3. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-40.html «Гелиос-40»]
  4. [www.zenit-foto.ru/produkt/fototekhnika/11-produktsiya/358-gelios-40-2 «Гелиос 40-2С» для Canon и «Гелиос 40-2N» для Nikon]
  5. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-44.html Описание «Гелиос-44»]
  6. [www.musashichan.com/objectifs/helios/helios-44-58mm-f-2 Helios-44 58mm f/2] (фр.). Vintage is not Dead. Проверено 19 января 2016.
  7. [www.zenitcamera.com/mans/zenit-automat/zenit-automat.html Krasnogorsky zavod — НТЦ — Руководства — «Зенит-Автомат»]
  8. [www.jupiter-optics.com/helios.htm Объектив Гелиос (М-5, М-6, М-7)]
  9. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-65.html Описание «Гелиос-65»]
  10. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-70.html Описание «Гелиос-70»]
  11. [photohistory.ru/index.php?pid=1207248188484522 «Гелиос-70»]
  12. [photohistory.ru/index.php?pid=1207248188487640 «Гелиос-77»]
  13. Волосов, 1978, с. 508.
  14. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-81.html Описание «Гелиос-81»]
  15. [photohistory.ru/index.php?pid=1207248188492734 «Гелиос-81»]
  16. [photohistory.ru/index.php?pid=1207248188582886 «Гелиос-89»]
  17. Волосов, 1978, с. 485.
  18. [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-97.html Описание «Гелиос-97»]
  19. [photohistory.ru/index.php?pid=1207248188604538 «Гелиос-123»]

Напишите отзыв о статье "Гелиос (объектив)"

Литература

  • Д. С. Волосов. Фотографическая оптика. — 2-е изд. — М.,: «Искусство», 1978. — С. 360—422. — 543 с.

Ссылки

  • [www.zenitcamera.com/archive/history/baklanov-about-helios.html И. Бакланов. «Создание „Гелиосов“».]
  • [www.zenitcamera.com/catalog/lenseslist.html Каталог объективов КМЗ.]
  • [www.photohistory.ru/1207248187299134.html Г. Абрамов. Этапы развития советского фотоаппаратостроения. Объективы для 35-мм фотокамер.]
  • [www.zenitcamera.com/archive/lenses/helios-33.html Описание «Гелиоса-33».]
  • [si.pp.ru/goi-63-51.html Фотографические и проекционные объективы, разработанные в ГОИ]

Отрывок, характеризующий Гелиос (объектив)

– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его: