Геллнер, Эрнест Андре

Эрнест Андре Геллнер
Ernest Gellner
Дата рождения:	9 декабря 1925(1925-12-09)
Место рождения:	Париж
Дата смерти:	5 ноября 1995(1995-11-05) (69 лет)
Место смерти:	Прага
Страна:	Великобритания
Научная сфера:	социальная антропология, социология, политическая философия, философия науки, история
Альма-матер:	Колледж Баллиол, Оксфордский университет
Известен как:	исследователь и критик национализма

Эрнест Андре Геллнер (англ. Ernest Gellner; 9 декабря 1925 — 5 ноября 1995) — английский философ и социальный антрополог, профессор философии, логики и научного метода Лондонской школы экономики Лондонского университета (1962—1984), профессор социальной антропологии Кембриджского университета (1984—1993), основатель и директор Центра по исследованию национализма при Центрально-Европейском университете в Будапеште (1993—1995).

Биография

Родился в Париже в семье германоязычных евреев из Чехии. До 13-летнего возраста воспитывался в Праге (Чехословакия) в англоязычной школе. В 1939 году, накануне гитлеровской оккупации Чехословакии, с семьёй эмигрировал в Великобританию. Высшее образование получил в Оксфорде. В 1944 году, после первого курса, он ушёл добровольцем в Первую чехословацкую отдельную механизованную бригаду и участвовал в осаде Дюнкерка.

В Лондонской школе экономики с 1949 года. В 1959 вышла в свет его первая книга — «Слова и вещи. Критический анализ лингвистической философии и исследование идеологии». В 1961 он становится доктором философии Кембриджского университета, в следующем году — профессором философии, логики и научного метода. С начала 1960-х активно занимается социальной антропологией и политологией, разрабатывает собственную теорию национализма, получившую отражение в работе «Нации и национализм» (1983). Считая основой общества культуру и организацию, Геллнер определил национализм как «политический принцип, согласно которому культурное сходство есть основа социальных связей». Национализм, по Геллнеру, продукт индустриального общества, так как необходимыми для его возникновения факторами выступают высокая степень развития культуры, её доступность широким массам населения (что порождает необходимость в культурном единообразии), активное экономическое развитие (как условие социальной мобильности) и порождаемую им необходимость культурной стандартизации. Национализм возникает в государствах с «титульной» нацией, при этом переход к нему для каждого государства индивидуален. Геллнер полагал торжеством национализма принцип самоопределения наций, провозглашенный после Первой мировой войны, и создание национальных государств на территории бывших империй.

В 1993 в Пражском университете по инициативе Геллнера и Дж. Сороса создается Центр по исследованию национализма, который учёный возглавлял до самой смерти.

Труды

• Слова и вещи. Критический анализ лингвистической философии и исследование идеологии. М, 1962.
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/gelln/12.php Нации и национализм]. М., 1991
• Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и национализм (сборник CEU). М., 2002.
• Условия свободы: Гражданское общество и его исторические соперники М., 2004
• Anthropology and politics: revolutions in the sacred grove. Oxford, 1995.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20130425061218/www2.lse.ac.uk/researchAndExpertise/units/gellner/Bio.html Biography]
• [scepsis.ru/authors/id_130.html В библиотеке журнала «Скепсис»]
• Специальный выпуск журнала Social Evolution & History [old.uchitel-izd.ru/index.php?option=content&task=view&id=18&Itemid=47#seh22«The Intellectual Legacy of Ernest Gellner»] (приглашенный редактор Peter Skalnik)

Отрывок, характеризующий Геллнер, Эрнест Андре

– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.