Гельфман, Геся Мировна

Геся Мировна Гельфман
Имя при рождении:	Геся Мировна Гельфман
Дата рождения:	1855(1855)
Место рождения:	г. Мозырь, Минская губерния, Российская империя
Дата смерти:	1 февраля (13 февраля) 1882(1882-02-13)
Место смерти:	г. Санкт-Петербург, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Вероисповедание:	иудаизм
Партия:	Народная воля
Основные идеи:	народничество
Род деятельности:	профессиональная революционерка

Ге́ся Ми́ровна (Мееровна) Ге́льфман (часто отчество ошибочно пишется Мироновна; 1855, Мозырь — (1(13) февраля 1882, Санкт-Петербург) — российская революционерка, агент Исполнительного комитета «Народной воли». Одна из первомартовцев.

По мнению многих историков, Геся Гельфман родилась в 1852 или 1853 году. 1855 год рождения принят исходя из её показаний на допросе.

Биография

Геся Гельфман родилась в белорусском городе Мозыре, в еврейской семье. Её отец торговал лесом, а мать владела мануфактурной лавкой. Мать рано умерла, а мачеха мало внимания уделяла Гесе. Однажды родители отправили её в Бердичев на свадьбу к родственникам. Там она провела несколько  месяцев. Когда она вернулась в Мозырь, то узнала, что её собираются выдать замуж за единственного сына лесопромышленника, знакомого отца. В последнюю ночь перед свадьбой она бежала. В 1871 году она приехала в Киев, где нанялась помощницей к портнихе. В этом же году она поступила на акушерские курсы при Киевском университете, которые закончила в 1874 году. В это время начала принимать участие в революционной деятельности. Она участвовала в собраниях нелегальных социалистических кружков, оказывала различные мелкие услуги революционерам-пропагандистам.

Весной 1875 года в Киев приехали представители московского кружка революционеров для налаживания связей  с местными рабочими. Геся Гельфман примкнула к этой организации и приняла активное участие в её деятельности в Киеве  (на её имя приходили письма, денежные переводы, её квартира служила явкой для революционеров). 9 сентября 1875 года она была арестована. Полтора года провела в доме предварительного заключения в Санкт-Петербурге.

В 1877 году осуждена на «процессе 50-ти» и приговорена к двум годам принудительных работ. Наказание отбывала в Литовском замке в Санкт-Петербурге.

В этот период она познакомилась с народовольцем Николаем Саблиным (по другим данным — с Николаем Колодкевичем), ставшим впоследствии её фактическим мужем, с которым она проживала под именем Елены Григорьевны.

После отбытия наказания, 14 марта 1879 года, Гельфман выслали под надзор полиции в г. Старая Русса (Новгородская губерния), откуда она в сентябре этого же года бежала в Санкт-Петербург. Здесь она примкнула к «Народной Воле». Она вела пропаганду среди молодёжи, много работала в Красном Кресте «Народной Воли», стала хозяйкой, последовательно, трёх конспиративных квартир. В феврале 1881 года Гельфман вместе с Н. Саблиным сняла квартиру на Тележной улице. В этой квартире сначала находилась подпольная типография, а затем динамитная мастерская «Народной Воли». Рано утром 1 марта 1881  года на этой квартире метальщики получили бомбы, одной из которых был смертельно ранен император Александр II.  2 марта 1881  года, после обыска, во время которого были найдены  2 бомбы и много нелегальной литературы, полиция арестовала Г. М. Гельфман. При аресте Саблин покончил жизнь самоубийством. На допросе Гельфман призналась, что состоит членом «Народной воли», но отрицала своё участие в организации покушения на царя, несмотря на имеющиеся неоспоримые факты. Наряду с пятью активными участниками покушения была приговорена к повешению, однако по вынесении приговора она заявила о своей беременности. Последнее было подтверждено медицинским обследованием и исполнение приговора было отсрочено, так как согласно действовавшим на тот момент законам, казнить беременных женщин запрещалось ввиду невинности ребёнка. В Англии, Франции, Швейцарии была организована кампания за отмену смертного приговора Гесе Гельфман. Открытое письмо к императору Александру III опубликовал известный французский писатель Виктор Гюго. Подобная кампания была и в самой России.

После родов смертная казнь Гельфман была заменена пожизненными каторжными работами. Однако роды протекали тяжело, с осложнениями, в отсутствие медицинской помощи.
Ребёнок был отнят у Гельфман 25 января 1882 года (он вскоре умер в воспитательном доме; согласно источникам, это была девочка).

Вскоре после рождения ребёнка, так и не получив помощи врача, Гельфман умерла в тюрьме от гнойного воспаления брюшины, развившегося в результате нелеченного послеродового осложнения.

Адреса в Санкт-Петербурге

• 09.1880 — 01.1881 года — Троицкая улица, 25;
• февраль — 03.03.1881 года — Тележная улица, 3, кв. 18.

Литература

• Иохельсон В., Кантор Р. [saint-juste.narod.ru/Gelfman.html Геся Гельфман]. Материалы для биографии и характеристики. — Пг.-М., 1922.

• Кантор Р. М. Г. М. Гельфман. — М., 1930.

• Суд над цареубийцами. Дело 1-го марта 1881 года. Под редакцией В. В. Разбегаева. Tт. 1 и 2. — СПб.: Изд. им. Н. И. Новикова, 2014. — ISBN 978-5-87991-110-7 ; ISBN 978-5-87991-112-1

Отрывок, характеризующий Гельфман, Геся Мировна

– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.