Гельфрейх, Богдан Борисович

Богдан Борисович Гельфрейх 1-й
эст. Gotthard August von Helffreich
Портрет Б.Б.Гельфрейха мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1776(1776)
Место рождения	м. Пургель Эстляндской губ.
Дата смерти	1843(1843)
Место смерти	Ревель
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Награды и премии	ордена Георгия 3-го кл., Владимира 2-й ст., Св.Анны 1-й ст. с алмазами; австрийский Леопольда 2-й ст., прусский Красного Орла 2-й ст.; крест за взятие Базарджика, золотая шпага «за храбрость» с алмазами
В отставке	1823

Богда́н Бори́сович Гельфре́йх 1-й (Готтгард Август фон Гельфрейх) (27 января 1776, м. Пургель Эстляндской губернии — 24 ноября 1843, Ревель) — российский военачальник, генерал-лейтенант, герой Отечественной войны 1812 года.

Происходил из старинного эстляндского дворянского рода.

Биография

• 1790 — Поступил на службу в лейб-гвардии Преображенский полк рядовым.
• Февраль 1793 — Произведен в сержанты.
• Январь 1796 — Уволен к статским делам в чине капитана.
• Июнь 1796 — Поступил на службу в Нарвский пехотный полк капитаном.
• Произведен в майоры.
• Март 1799 — Кизлярский гарнизон.
• Март 1800 — Гарнизон крепости св. Дмитрия Ростовского.
• Июнь 1803 — Тифлисский мушкетерский полк.
• Июль 1803 — Фанагорийский гренадерский полк.
• 6 декабря 1804 — Произведен в подполковники с назначением батальонным командиром.
• 20 ноября 1805 — Участвовал в сражении под Аустерлицем. Трижды атаковал неприятеля, захватив два артиллерийских орудия. Контужен в правый бок. Награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом.
• 1 января 1806 — Командир Фанагорийского гренадерского полка.
• Осень 1806 — Полк под его командованием включен в состав армии Михельсона (корпус Каменского), посланной для занятия Бессарабии, Молдавии и Валахии.
• 1807 — Получив известие о выступлении сильных турецких отрядов из Браилова и намерении их напасть врасплох на отдельные посты Каменского, выступил с частью Фанагорийского полка и Чугуевского батальона навстречу неприятелю.
  • 24 февраля — Разбил противника у Адал-Визиралу
  • 19 марта — Разбил противника у Дуденешти близ Дуная, овладев восемью кораблями.
  • 28 марта — Награждён орденом св. Георгия 4-й степени № 730

В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражениях против турецких войск 9 марта при занятии позиции на противоположном берегу Дуная и 17-го при сильной вылазке неприятеля из крепости Измаила.

23-24 марта 1807 — Отличился в сражении под Браиловом, за что получил орден св. Анны 2-й степени.

• 12 декабря 1807 — Произведен в полковники.
• 19-20 апреля 1809 — Участвовал в неудачном штурме крепости Браилов, был ранен картечью в правую руку.
• Июль 1809 — В составе корпуса генерал-лейтенанта Засса переправился на правый берег Дуная и участвовал в делах при Исакче и Тульче, в осаде и взятии крепости Кюстинджи.
• 20 сентября — 14 октября 1809 — Участвовал в осаде Силистрии.
  • 10 октября — Отличился при отражении вылазки турок, за что был награждён золотой шпагой с надписью «за храбрость».
• 22 мая 1810 — Участвовал в штурме крепости Базарджик.
• 16 июня 1810 — Произведен в генерал-майоры и награждён золотым крестом за Базарджик.
• Июнь 1810 — Участвовал в блокаде крепостей Варны и Шумлы.
  • 26 июня — Отличился при отражении вылазки турок из Шумлы, за что награждён орденом св Владимира 3-й степени и рескриптом.
• 16 августа 1810 — Участвовал в рекогносцировке гр. Каменского 1-го против 30 тысячного корпуса Никопольского паши Куманец-Аги.
• 26 августа 1810 — Участвовал в сражении с корпусом Никопольского паши при Батине, где взял приступом один из его редутов, за что был награждён орденом св. Анны 1-й степени.
• 26 октября 1810 — Участвовал во взятии Никополя.
• 17 января 1811 — Назначен шефом вновь сформированного Эстляндского пехотного полка.
• Март 1812 — Назначен начальником 2-й бригады 14-й дивизии (Тенгинский и Эстляндский пехотные полки).
• 18-20 июля 1812 — Отличился в Клястицком сражении, за что был награждён золотой шпагой с алмазами и надписью «за храбрость» и назначен начальником авангарда 1-го пехотного корпуса П. Х. Витгенштейна вместо убитого Я. П. Кульнева.
• 29 июля 1812 — Отличился в сражении у р. Свольны, за что получил алмазы к ордену св. Анны.
• 5-6 августа 1812 — Отличился в сражении под Полоцком с корпусами Удино и Сен-Сира, захватив 22 знамени, 8 орудий, много пленных и обоз, за что 4.IX.1812 награждён орденом св. Георгия 3-й степени № 233

В воздаяние отличных подвигов мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 5 и 6-го августа при Полоцке.

По отступлении от Полоцка отставлен от командования авангардом.

• 5-7 октября 1812 — Отличился в генеральном сражении и взятии приступом Полоцка, за что награждён орденом св. Владимира 2-й степени.
• 10-12 октября 1812 — Командуя авангардом в корпусе Штенгейля, отличился в преследовании неприятеля от Орехова до Кубличей, за захват восьми пушек ему назначена пенсия.
• После соединения графа Штейгеля с Витгенштейном находился в первой линии правого крыла и при отступлении Леграна за р. Лукомлю не позволил противнику сжечь за собой мост, принимал участие в делах при Чашниках и Смольной.
• Ноябрь 1812 — Возглавил 14-ю дивизию, сменив заболевшего генерал-лейтенанта Сазонова, участвовал в преследовании Виктора до реки Березины.
• 17 декабря 1812 — Во главе дивизии перешел за р. Неман в Пруссию.
• 31 декабря 1812 — Преследуя корпус Макдональда, вступил в г. Эльблинг, покинутый французами.
• 13 января — 5 февраля 1813 — Во главе дивизии участвовал в осаде Данцига.
• Февраль 1813 — Во главе дивизии участвовал в осаде Кюстрина
• Март 1813 — Во главе дивизии участвовал в осаде Шпандау.
• 11 апреля — Присоединившись к Витгенштейну, участвовал в отражении атаки Богарне.
• 20 апреля — Отличился в сражении при Люцене, за что награждён золотой шпагой с алмазами, которая по случаю получения им этой награды прежде, заменена Высочайшим благоволением, и прусским орденом Красного Орла 2-й степени.
• Участвовал в сражении при Бауцене.
• Августе 1813 года — Участвовал в сражении при Кульме, во время которого отряд под его командованием взял главную из Кульмских высот, захватив 21 орудие.
• 6 октября 1813 — В сражении под Лейпцигом был контужен в левую ногу, но не оставил дивизии; за что был награждён чином генерал-лейтенанта и австрийским орденом Леопольда 2-й степени.
• Декабрь 1813 — 5 января 1814 — Участвовал в блокаде крепости Кель.
• 5 февраля 1814 — Участвовал в сражении при Мормане.
• 15 февраля 1814 — Участвовал в сражении при Бар-Сюр-Об.
• 19 февраля 1814 — Участвовал в сражении при Лобрюсселе.
• 9 марта 1814 — Участвовал в сражении при Арсис.
• 13 марта 1814 — Участвовал в сражении при Фершампенуазе.
• 17 марта 1814 — Овладел лесом между Пантеном и Роменвилем.
• 18 марта 1814 — При содействии войск принца Евгения Вюртембергского взял Пантен, получив тяжелую контузию в голову. Несмотря на просьбу Барклая-де-Толли, вместо Александровской ленты был награждён высочайшим благоволением.
• Апрель 1814 — Возвратился с дивизией в Россию.
• Март 1815 — Подал в отставку
• 16 июня — Вновь возглавил 14-ю дивизию, которую повел за границу, однако окончание войны застало его в прусской Силезии.
• 20 июля 1814 — Произведен в генерал-лейтенанты со старшинством от 6 октября 1813 г.
• 16 февраля 1822 — Начальник 1-го пехотного корпуса.
• 19 декабря 1823 — Уволен со службы по состоянию здоровья с мундиром и пенсией в размере полного жалования.

Последние двадцать лет жизни провел в Ревеле, где и скончался 24 ноября 1843 года.

Награды

• Орден Святого Георгия 3-й степени
• Орден Святого Владимира 2-й степени
• Орден Святой Анны 1-й степени с алмазами
• Австрийский орден Леопольда 2-й степени
• Орден Красного орла 2-й степени (прусский)
• Крест «За взятие Базарджика»
• Золотая шпага «за храбрость» с алмазами

Ссылки

• Гельфрейх, Богдан Борисович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Гельфрейх, Богдан Борисович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [www.museum.ru/1812/Persons/RUSS/t_g11.html Русские биографии]
• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/Slovar/sl_g11.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 355-356.
• [www.museum.ru/1812/persons/vgzd/vg_g11.html Военная галерея Зимнего дворца].

Отрывок, характеризующий Гельфрейх, Богдан Борисович

Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.