Гельцер, Анатолий Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гельцер, Анатолий Фёдорович (21 марта (2 апреля) 1852-1918), театральный художник. Брат артиста балета Василия Гельцера. Художественное образование получил в московском Строгановском училище, которое окончил в 1873. Работал в императорских московских театрах. В Большом театре он работал помощником художника К. Ф. Вальца, обучался декораторскому искусству у художника П. А. Исакова. Гельцер был сторонником реалистического направления в декорационном искусстве, продолжая традиции театральных художников М. И. Бочарова и М. А. Шишкова. В тот период развития декорационного искусства это требовало разрыва с существующими на театральной сцене штампами и условностями. Гельцер стремился к созданию достоверной в историческом и бытовом плане обстановки в декорациях и костюмах. С этой целью в нескольких поездках по России и европейским странам изучал памятники искусства и архитектуры. С 1888 работает декоратором в московском Малом театре. Одновременно оформлял оперы и балеты в Большом театре. В 1880-90-х гг. был одним из лучших театральных художников. При оформлении балетов Гельцер придерживался академически-романтического направления. Он стремился полностью использовать возможности сцены. Одним из первых стал использовать новые возможности появившегося в 90-х гг. электрического освещения. Для создания романтической, приподнятой атмосферы спектакля Гельцер использовал эффекты транспарантной (просвечивающей) декорации для передачи различных состояний природы. В работах Гельцера, созданных для Малого театра критика особенно отмечает декорации к сценам:

Из работ Гельцера, сделанных в Большом театре, выделяются декорации:



Источник

  • Театральная энциклопедия в 6 т. Гл. ред. П. А. Марков. — М.: Советская энциклопедия


Напишите отзыв о статье "Гельцер, Анатолий Фёдорович"

Отрывок, характеризующий Гельцер, Анатолий Фёдорович

Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал: