Гендель-Шютц, Генриетта
| Генриетта Гендель-Шютц | |
| Henriette Hendel-Schütz | |
 | |
| Имя при рождении: |
Johanne Henriette Rosine Schüler |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
Генриетта Гендель-Шютц (нем. Henriette Hendel-Schütz; 1772—1849) — немецкая театральная актриса, ставшая известной благодаря своим пантомимным выступлениям на мифологические и исторические темы, в подражание знаменитым произведениям искусства различных стилей и эпох.
Содержание
Биография
Родилась 13 февраля 1772 года в Дёбельне (Курфюршество Саксония) в театральной семье. Училась пению и танцу у Иржи Бенда и Антона Швейцера. С детства выступала на сцене вместе с отцом. В 1781 году, в возрасте девяти лет, начала участвовать в балетных спектаклях одного из берлинских театров (возможно, Придворной оперы). В 1785 году, после окончания ангажемента, переехала в Шведт, где выступала в придворном театре маркграфа Фридриха Генриха.
В 1788 году, в возрасте 16 лет, вышла замуж за тенора Фридриха Эунике[de] (1764—1844). Вместе с мужем гастролировала по Европе: супруги выступали в Бонне и Майнце (1789), в Амстердаме (1792—1794), во Франкфурте-на-Майне (1794).
Во Франкфурте Генриетта познакомилась с художником Фридрихом Регбергом[en], рисовавшим знаменитые позировки леди Гамильтон в неоклассическом стиле и в том же 1794 году опубликовавшем альбом из 12 гравюр Томаса Пироли (англ. Thomas Piroli), исполненных по его рисункам. Возможно, именно тогда она увлеклась новым исполнительским жанром, вошедшим в моду — живыми картинами.
В 1796—1806 годах Генриетта вновь работала в Берлине, в труппе Национального театра (нем. Königliches Nationaltheater), которым тогда руководил Август Иффланд. В следующем, 1797 году, она развелась со своим первым мужем.
В 1807 году работала в Городском театре в Галле. Здесь она начала сотрудничать с археологом Карлом Бёттигером: вместе они создавали костюмы и оформление для живых картин на тему мифологии и истории искусств, которые Генриетта Гендель-Шютц с успехом демонстрировала начиная с 1810 года.
В 1817 году она приехала в Париж, где начала давать свои представления в театре «Одеон» а также на специально оборудованной частной сцене[1]:32. Драматург Теофиль Дюмерсан оставил описание одного из её выступлений:
перед «обществом, состоявшим из первоклассных учёных и художников... одетая в лёгкую тунику и окутанная просторным покрывалом из тончайшей шерсти, она объявила, что представит произведения скульптуры начиная от её истоков... С покрывалом, стянутым на лбу и ниспадающим ровными длинными складками до полу, она изобразила Изиду, таинственную эмблему природы». Изида превратилась в лежащего сфинкса, за ним последовали позы кариатид. «Египетский стиль сменила прекрасная пора Греции, и г-жа Шютц сумела сообщить бóльшую грацию своим движениям и позам». Появились элементы сюжета: мраморная Галатея обретала жизнь и способность чувствовать, Ниобея пыталась спасти от гнева Аполлона своих дочерей, роли которых исполняли три девушки. Образы скульптуры сменила живопись. Представляя Магдалину, Шютц переходила «от выразительности фигуры, призванной соблазнять и нравиться, к передаче раскаяния». Изысканная публика сочла, что искусство Шютц «свидетельствует о глубоком и даже утончённом изучении различных школ скульптуры и живописи»— T. Dumersan. Annales encyclopédiques[1]:34.
Начиная с 1824 года она жила в Кёзлине (Пруссия), где и скончалась 4 марта 1849 года, была похоронена на Старом кладбище.
Личная жизнь
В 1788 году Генриетта вышла замуж за певца Фридриха Эунике[de]. Развелась с ним менее чем 10 лет спустя, в 1797 году. Затем ещё трижды выходила замуж: двое из её мужей были врачами, третий — профессор-историк.
Напишите отзыв о статье "Гендель-Шютц, Генриетта"
Примечания
Ссылки
- [www.deutsche-biographie.de/sfz29673.html Генриетта Гендель-Шютц] на сайте Deutsche Biographie (нем.)
- [encyklopedia.szczecin.pl/wiki/Henriette_Hendel-Sch%C3%BCtz Генриетта Гендель-Шютц] на сайте Encyklopedia Pomorza (польск.)
|
Это заготовка статьи об актёре или актрисе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Гендель-Шютц, Генриетта
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
