Генералиссимус Советского Союза
Генерали́ссимус Сове́тского Сою́за — высшее воинское звание в Вооружённых Силах СССР. Введено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1945 года на основании рассмотрения коллективного ходатайства рабочих, инженерно-технических работников и служащих Московского завода «Рессора» от 6 февраля 1943 г.[1] и записки командующих войсками фронтов, Генерального штаба Красной Армии, Военно-Морского Флота от 24 июня 1945 г.[2]
На следующий день, 27 июня, по предложению Политбюро ЦК ВКП(б) и письменному представлению командующих фронтами звание было присвоено И. В. Сталину «в ознаменование исключительных заслуг в Великой Отечественной войне». Кроме того, он был награждён орденом «Победа» и ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
История
По воспоминаниям современников, вопрос о присвоении звания генералиссимуса обсуждался несколько раз, однако И. В. Сталин неизменно отклонял данное предложение. И только после вмешательства Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского дал своё согласие, когда последний заявил: «Товарищ Сталин, вы маршал и я маршал, вы меня наказать не сможете!»[3].
Форма и погоны
Форма и знаки различия Генералиссимуса Советского Союза были разработаны службой тыла Красной Армии, но при жизни И. В. Сталина их не удалось утвердить официально, а после его смерти необходимость в этом отпала. В одном из вариантов на мундире имелись эполеты, на которых размещался герб СССР и большая пятиконечная звезда в венке из дубовых листьев. На утверждение также были представлены зимняя шинель и форма для верховой езды, напоминающие генеральскую униформу середины XIX в. Изготовленные образцы были отвергнуты И. В. Сталиным, который счёл их излишне роскошными и несовременными. В настоящее время они хранятся в Центральном музее Великой Отечественной войны в Москве на Поклонной горе.
Ниже представлены проекты погона генералиссимуса СССР
- Project of the Generalissimo of the USSR's rank insignia - Variant 2.png
- Project of the Generalissimo of the USSR's rank insignia - Variant 3.png
- Project of the Generalissimo of the USSR's rank insignia - Variant 5.png
- Project of the Generalissimo of the USSR's rank insignia - Variant 4.png
- Project of the Generalissimo of the USSR's rank insignia - Variant 1.png
- CCCP army Rank generalissimus CCCP infobox.svg
Этот погон присутствует на пошитом мундире генералиссимуса
Как-то прибыв на доклад в Кремль, мы с Антоновым встретили в приемной Сталина главного интенданта Красной Армии П. И. Драчева. Он был одет в пышную военную форму неизвестного нам покроя. Мундир был сшит по модели времен Кутузова с высоким стоячим воротником. Брюки же выглядели по-современному, но блистали позолоченными лампасам. Когда удивленные столь опереточным нарядом мы остановились и посмотрели на странный костюм, Драчев тихо сказал нам: «Новая форма для Генералиссимуса».
В кабинете у Сталина находились члены Политбюро. Докладывал начальник тыла генерал армии Хрулёв. Закончив доклад, он попросил разрешения показать присутствующим новую военную форму. Сталин был в отличном настроении и сказал: «Давайте, вот и Генштаб посмотрит».
Дали знак в приёмную. Вошел Драчев. Сталин окинул его беглым взглядом и помрачнел. Видимо, он догадался, что это была за форма.
— Кого вы собираетесь так одевать? — спросил он, слегка кивнув головой в направлении главного интенданта.
— Это предлагаемая форма для Генералиссимуса, — ответил Хрулёв.
— Для кого? — переспросил Сталин.
— Для вас, товарищ Сталин.
Верховный Главнокомандующий велел Драчеву удалиться. Формы Генералиссимуса так и не было создано. Сталин до конца своих дней носил маршальскую форму.— Штеменко С.М. Генеральный штаб во время войны. Кн.2. М., 1974. С.500
Фактически же генералиссимус Сталин носил стандартный по покрою форменный генеральский (до введения погон) китель с отложным воротником и четырьмя карманами, но уникального светло-серого цвета. Погоны на кителе — Маршала Советского Союза. Петлицы генеральские шинельные — красные с золотой окантовкой и пуговицами. Эта форма была официальной и изображалась на портретах и плакатах.
Дальнейшая судьба звания
По свидетельству В. М. Молотова, «Сталин жалел, что согласился на Генералиссимуса. Он всегда жалел. И правильно. Это перестарались Каганович, Берия… Ну и командующие настаивали»[4].
После И. В. Сталина звание Генералиссимуса Советского Союза не присваивалось, однако числилось в уставах до 1993 года.
Так, согласно пункту 9 Устава внутренней службы Вооружённых Сил СССР от 30.07.1975 г.:
[5].Данный Устав продолжал формально действовать в Российской Федерации до 1 января 1993 года, когда был введён в действие Временный устав внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации[6], в котором звание Генералиссимуса уже не упомянуто.
При этом в архивах сохранились письма, содержащие предложения о присвоении данного звания генерал-лейтенанту Н. С. Хрущёву и Маршалу Советского Союза Л. И. Брежневу:
Присвоить Н. С. Хрущёву звание генералиссимус за выдающиеся заслуги перед Родиной и за укрепление Вооружённых Сил СССР.
</td> | </td> </td></tr> | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
— Гвардии капитан Советской Армии, член КПСС с 1941 года Иванов.[7]</td> |
</td> </tr> </table>
|
Отрывок, характеризующий Генералиссимус Советского Союза
– Всё то же, – отвечала она мужу.Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.
Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.