Генеральная консистория

Генеральная консистория — принятое в исторической литературе название высшего коллегиального органа управления евангелическо-лютеранскими консисториями в Российской империи — Генеральной евангелическо-лютеранской консистории (с 1832 года).

История создания

После победы в Наполеоновских войнах император Александр I под влиянием религиозно-мистических идей задался целью объединения всех протестантских (лютеранских и реформатских) церквей на территории Российской империи. Указом от 7 января 1818 года все протестанты империи объединялись в единую Евангелическую церковь с епископальным управлением, имеющую апостольскую преемственность от Церкви Швеции. В помощь епископу 20 июля 1819 года была учреждена Государственная евангелическая генеральная консистория с равным числом членов из мирян и духовенства. На неё возлагалось «производство духовных дел сего исповедания», руководство всеми протестантскими консисториями, наблюдение за исполнением церковных уставов и деятельностью протестантского духовенства, а также духовная цензура. Генеральную консисторию возглавлял светский президент, которому подчинялись вице-президент, два светских и три духовных члена (епископ и два обер-консисториальрата). Первым президентом Генеральной консистории был назначен попечитель Дерптского учебного округа Карл Андреевич Ливен, вице-президентом — статский советник Павел Петрович Пезаровиус (оба числились на своих постах лишь номинально, поскольку указ не был реализован). Духовным главой Евангелической церкви назначался епископ, кандидатуру которого утверждал император. Епископ Боргоский Закариас Сигнеус, переехавший в Санкт-Петербург по приглашению Александра I, в 1820 году был назначен епископом Санкт-Петербургским, возглавив реорганизованную Лютеранскую церковь России.

Реакция на указ и развитие церковно-административного управления протестантами при Николае I

Введение епископского управления вызвало протест многих протестантских консисторий на местах, остзейского дворянства, а также последователей кальвинизма, отстаивавших систему общинного церковного самоуправления. Планы Александра I по созданию в Российской империи протестантской церкви с епископальным управлением постигла неудача, прежде всего из-за кончины императора.

Реорганизация Лютеранской церкви затянулась на долгие годы. Лишь в конце 1820-х годов комиссией, составленной из сотрудников Министерства духовных дел и народного просвещения и Генеральной консистории, был разработан новый устав Евангелическо-Лютеранской церкви в России. 28 декабря 1832 года он был утверждён императором Николаем I и стал законом, закрепившим включение управления протестантскими церквями в систему государственно-административного управления. Этим уставом определялся штат и полномочия нового коллегиального органа церковно-административного управления — Генеральной евангелическо-лютеранской консистории, которой передавались функции упразднённой Юстиц-коллегии Лифляндских и Эстляндских дел. В составе Генеральной консистории, подчинявшейся через посредство министра внутренних дел императору, было и так называемое «Особое заседание» для реформатских общин.

Все лютеранские общины объединялись в единую церковь. Вся территория Российской империи была разделена на 8 консисториальных округов, шесть из которых располагались в Остзейских провинциях, а остальные два — Петербургский и Московский — охватывали практически всю империю: первый — запад Европейской части России и Украину, а второй — территорию от Москвы до Тихого океана.

Генеральная консистория имела светского президента (с 1833 по 1845 гг. — граф Павел фон Тизенгаузен) и духовного вице-президента (с 1832 по 1840 г. — И. Ф. А. Фольборт). Обновлённая Генеральная консистория состояла, в свою очередь, из двух консисторий, находившихся в Москве и Санкт-Петербурге.

Все дела решались на общих заседаниях Генеральной консистории (т. н. юридиках), которые проходили дважды в год. Кроме того, при Генеральной консистории была учреждена должность прокурора.

«Закон о Евангелическо-Лютеранской церкви в России» дал российским лютеранам единые правовые основы существования и общие богослужебные правила. Новый закон обеспечивал лютеранской церкви государственную поддержку, а также способствовал развитию форм солидарной поддержки со стороны сильных общин слабым. Он дал мощный толчок в строительстве церковных зданий, образовательных и благотворительных учреждений лютеран. В этом же направлении действовала основанная в 1859 году «Вспомогательная касса для Евангелическо-лютеранских общин в России», которая также обеспечивала жалованье и пенсии духовенству и их семьям в отдалённых и бедных общинах.

Президенты Генеральной консистории

• Граф Павел Иванович Тизенгаузен (1833—1845)
• Барон Егор Фёдорович Мейендорф (1845—1879)
• Гирс, Фёдор Карлович (1888—1891)
• Барон Александр Александрович Икскуль фон Гильденбандт (1891—1896)
• Эмилий Васильевич Шольц (1897—1913)
• Барон Юлий Александрович Икскуль фон Гильденбандт (1914—1917)

Вице-президенты Генеральной консистории

• 1832 — 1840 — Иоганн Фридрих Август Фольборт (1768—1840)
• 1840 — 1856 — Фридрих Николай фон Пауфлер (1778—1856)
• 1856 — 1868 — Карл Христиан Ульман (1793—1871)
• 1868 — 1892 — Юлий Иванович фон Рихтер (1808—1892)
• 1892 — 1918 — Конрад Раймунд Фрейфельд (1847—1923)

Литература

• Вишленкова Е. А. Религиозная политика: официальный курс и «общее мнение» России Александровской эпохи. — Казань. — 1997.
• [www.skatarina.ru/library/lutvros/spbep.htm Ээро Сеппонен. Как в Санкт-Петербурге появился лютеранский епископ]

Отрывок, характеризующий Генеральная консистория

Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.