Генеральный секретарь ЦК КПК

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генеральный секретарь ЦК КПК
中国共产党中央委员会总书记

Должность занимает
Си Цзиньпин
с 15 ноября 2012
Официальная резиденция

Чжуннаньхай

Назначается

Центральным комитетом КПК

Срок полномочий

5 лет

Должность появилась

1921

Первый в должности

Чэнь Дусю

Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Китая (кит. трад. 中國共產黨中央委員會總書記, упр. 中国共产党中央委员会总书记, пиньинь: Zhōngguó Gòngchǎndǎng Zhōngyāng Wěiyuánhuì Zǒngshūjì, палл.: Чжунго Гунчаньдан Чжунъян Вэйюаньхуэй Цзуншуцзи) — высший пост в Коммунистической партии Китая. Генеральный секретарь ЦК КПК также одновременно занимает посты главы Секретариата ЦК КПК и Политбюро ЦК КПК.

До 1982 года существовал пост Председателя ЦК КПК. Обычно генеральный секретарь ЦК КПК занимает пост главы государства (см. Председатель КНР).



Генеральные секретари

  • Чэнь Дусю, генеральный секретарь в 1921—1922 и 1925—1927
  • Цюй Цюбо, генеральный секретарь в 1927—1928
  • Сян Чжунфа, генеральный секретарь в 1928—1931
  • Ли Лисань, и. о. генерального секретаря в 1929—1930
  • Ван Мин, и. о. генерального секретаря в 1931
  • Бо Гу, генеральный секретарь в 1932—1935
  • Ло Фу, генеральный секретарь в 1935—1943

В 1943 году высшим постом в партии стала должность председателя ЦК КПК.

В период с 1943 по 1956 и 1966 по 1980 годы должность генерального секретаря партии оставалась вакантной.

С 1956 по 1966 годы пост генерального секретаря занимал Дэн Сяопин.

В 1982 году должность генерального секретаря вновь стала высшей в партии:

См. также

Напишите отзыв о статье "Генеральный секретарь ЦК КПК"

Отрывок, характеризующий Генеральный секретарь ЦК КПК

– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.