История Генерального штаба России

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Генеральный штаб (СССР)»)
Перейти к: навигация, поиск
Российский Генеральный штаб

Здание Главного штаба Российской империи на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге
Годы существования

1763—настоящее время

Страна

Российская империя Российская империя
СССР СССР
Россия Россия

Командиры
Действующий командир

В. В. Герасимов

Известные командиры

П. К. Сухтелен
П. М. Волконский
И. И. Дибич
А. И. Чернышёв
М. Н. Тухачевский
Б. М. Шапошников
Г. К. Жуков
А. М. Василевский

Российский Генеральный штаб (сокр. Генштаб, ГШ ВС) — центральный орган военного управления вооружёнными силами России.





История российского Генерального штаба

До Екатерины II выражение Генштаб имело значение общее, то есть это было сборное название для всех штабных чинов; самую же службу Генштаба исполняли квартирмейстерские чины, о которых впервые упоминается в воинском уставе Петра Великого (1698 год), составленном Адамом Вейде[1].

Первым генерал-квартирмейстером русской армии был князь Андрей Фёдорович Шаховской (†1705), назначенный в феврале 1702 года Петром I.

Штатами 1711 года определено 5 чинов квартирмейстерской части; позже число их то увеличивалось, то уменьшалось. Чины эти почти исключительно заведовали авангардами и передовыми партиями. При Екатерине II чины квартирмейстерской части были выделены в особое учреждение, наименованное Генштабом и поставленное в непосредственное ведение вице-президента военной коллегии (1763).

В 1772 году Генштаб, во главе с Захаром Чернышевым, был преобразован по проекту, поданному генералом Бауром; чинам Генштаба дано было положение, независимое от главнокомандующего армией. Это было причиной неуспеха реформы Баура, возбудив неудовольствие во многих военачальниках.

Император Павел по вступлении на престол упразднил Генштаб, вслед за тем, однако, возродившийся под названием свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части. Этот вспомогательный орган центрального военного управления выполнял некоторые основные функции прежнего Генштаба. Начальником её, со званием генерал-квартирмейстера был назначен генерал от инфантерии Иван Иванович Герман[2], а затем — Аракчеев. Состояние квартирмейстерской части при Германе было плачевным, в письме Павлу I[3] он описывал «бедное состояние» офицеров, которые «жалованья ещё не получают, ибо Коммисариатское Депо точно не знает, какое им отпускать во время мира».

В мирное время чины этого учреждения находились на «съёмках» в Финляндии и Литве, занимались в Собственной Его Величества чертёжной и, в небольшом числе, состояли при войсках, где в случае войны несли обязанности прежнего Генштаба.

Со вступлением на престол Александра I генерал-квартирмейстером был назначен инженер-генерал Сухтелен, управление которого (18011810), равно как и его преемника, князя П. М. Волконского (18101823), принесло весьма важные результаты, особенно в комплектовании Свиты вполне образованными офицерами и к дальнейшему их усовершенствованию. Состав Свиты увеличивался по мере усиления армии, так, что в 1825 году в ней состояло уже 317 офицеров, против 163 в 1812 году. Они назначались из колонновожатых, для подготовки которых в Санкт-Петербурге с 1811 г. было открыто училище колонновожатых — прообраз будущей Академии Генштаба, под руководством подполковника А. И. Хатова (будущего генерала от инфантерии), в Москве — «общество математиков», в дальнейшем преобразованное в частное училище генерала Н. Н. Муравьёва1815 по 1823 год. В 1812 году был организован Финдляндский топографический корпус в казённом геймате Гаопаньеши Куопиокской губернии, [4] преобразованный в Финляндский кадетский корпус1817), а затем — учреждённый в Могилёве 2-классной офицерской школы, существовавшей до 1832 года.

С 1815 г. в соответствии с указом Александра I был учрежден Главный штаб Его Императорского Величества и к нему перешло управление всем военным ведомством, в составе этого высшего управленческого органа начала функционировать (параллельно со Свитой) ещё и специальная канцелярия генерал-квартирмейстера Главного штаба.

Участие некоторых чинов Свиты в восстании декабристов бросило тень на всё ведомство, результатом чего явилось закрытие московского училища колонновожатых, а также воспрещение перевода в квартирмейстерскую часть офицеров ниже чина поручика. 27 июня 1827 года свита была переименована в Генеральный штаб. В 1828 г. руководство Генеральным штабом было вверено генерал-квартирмейстеру Главного штаба Е. И. В. С упразднением в 1832 г. Главного штаба как самостоятельного органа управления (название было сохранено за группой высших должностных лиц) и передачей всего центрального управления военному министру. Генеральный штаб, получивший наименование Департамент Генерального штаба, вошел в состав Военного министерства. B 1863 г. он был преобразован в Главное управление Генерального штаба.

Дальнейшие преобразования Генштаба, при генерал-квартирмейстере А. И. Нейдгардте, выразились в открытии в 1832 году Императорской военной академии и в учреждении департамента Генштаба; в состав Генштаба включён корпус топографов. Выход из Генштаба в другие ведомства был воспрещён, и только в 1843 году дозволено возвращаться в строй, но не иначе, как в те части, где кто прежде служил.

С преобразованием в 1836 году военного министерства, генерал-квартирмейстер был низведён на степень директора департамента Генштаба и, утрачивая прежнее строевое значение, постепенно приобрёл направление бюрократическое. Такое положение дел продолжалось с 1834 по 1855 год. Из работ Генштаба за это время первое место занимают статистические труды, предпринятые в 1836 году. Окончанию их помешала Крымская война, так что изданы были описания только 69 губерний.

В царствование императора Александра II Генеральному штабу дано широкое развитие; почин в этом деле принадлежал генерал-адъютантам Ростовцеву и Герштенцвейгу. Благодаря первому военная академия расширена и получила право принимать неограниченное число слушателей. Герштенцвейгу (занимавшему место дежурного генерала) принадлежит почин в деле сближения офицеров Генштаба с войсками путём службы в дивизионных штабах, командования ротами и батальонами и тактических занятий с офицерами, а также составления и издания для войск массы учебников, руководств и пособий.

В 1864 году Гвардейский Генеральный штаб слит с общим Генеральным штабом.[5]

31 декабря 1865 (12 января 1866) г. путём слияния Инспекторского департамента с Главным управлением Генерального штаба был образован Главный штаб, который ведал вопросами управления вооруженными силами, мобилизацией, делами по личному составу и комплектованию войск и военных учреждений, их устройством, службой, размещением, боевой подготовкой и хозяйством.

При содействии Военно-учёного комитета Главного штаба и Николаевской академии Генерального штаба изданы многие труды офицеров Генштаба по разным отделам военной истории и военного искусства. Менее значительно участие Генштаба, по сравнению с прежним, в съёмочных и картографических работах, которые перешли в корпус военных топографов.

В 1905 г. Генштаб под названием «Главное управление Генерального штаба» (ГУГШ) был выделен, по примеру Германии, в самостоятельный орган во главе с независимым от военного министра начальником (с правом, как и военный министр, личного доклада императору). За Военным министерством, как это уже имело место в 1815—1832 гг., было оставлено в основном решение административно-хозяйственных вопросов, включая использование кредитов, все же остальные стали прерогативой Генерального штаба. Рабочим органом начальника Генштаба (он же начальник ГУГШ) являлось управление генерал-квартирмейстера. В 1908 г. ГУГШ было возвращено в состав Военного министерства, а начальник Генерального штаба был подчинен военному министру.

В 1905 г. из Главного штаба в ГУГШ были переданы управления 2-го генерал-квартирмейстера (без Мобилизационного отдела), Военных сообщений и Военно-топографическое. В 1910 г. из Главного штаба в ГУГШ были переданы Генерал-квартирмейстерская часть по устройству, расквартированию и службе войск, а также редакции журнала «Военный сборник» и газеты «Русский инвалид», а в Главный штаб вошел Казачий отдел, созданный из Главного управления казачьих войск. По положению 1911 г. Главный штаб состоял из отделов: Дежурного генерала, Пенсионного, Казачьего и частей: Азиатской и Распорядительной (в 1914 г. переименована в Административный отдел).

Накануне Первой мировой войны Генеральный штаб состоял из 5 отделов (генерал-квартирмейстера, по устройству и службе войск, мобилизационного, военных сообщений военно-топографического) и 2 комиссий (крепостной и комитета Генерального штаба).

С началом Первой мировой войны была создана Ставка Верховного Главнокомандующего со штабом Верховного Главнокомандующего. Основное руководство боевыми действиями осуществлял этот орган.

Главное управление Генерального штаба было ликвидировано 8 марта 1918 г.

Генерал-квартирмейстеры:

Начальники (до утверждения в должности — управляющие) Главного штаба е.и.в.:

Начальники Главного штаба:

Начальники Генерального штаба:

Офицеры российского Генерального штаба

Офицерами Генерального штаба в вооружённых силах Российской империи (Русской Императорской Армии) в последней трети XIX века — начале XX века считались офицеры, окончившие полный курс Николаевской Академии Генерального Штаба и причисленные к Генеральному Штабу (то есть имевшие право со временем получить должность по Генеральному Штабу). Службу они проходили непосредственно в тех подразделениях, куда были откомандированы после окончания Академии, в основном в штабах частей и подразделений. При этом они числились в списках чинов как по Генеральному Штабу, так и по тому роду войск, где служили непосредственно.

В штабах (от военно-окружных — с 1864 г. до дивизионных), а также управлениях отдельных бригад, крепостей имелись специальные должности, которые должны были замещаться только чинами Генерального штаба. В обязанности офицеров генерального штаба входило ведение журналов военных действий (путевые, осадные, прочие).

Офицеры Генштаба были большей частью не знакомы со строевой службой; только на Кавказе находилось всегда значительное число офицеров Генштаба (30—40). В 1851 году в военную академию поступило всего 7 офицеров; для привлечения большего числа лиц офицерам Генштаба предоставлены были разные льготы, после чего в академию стало поступать средним числом по 36 человек.

Генеральный штаб в Советской России и СССР

8 мая 1918 был создан Всероссийский главный штаб (Всероглавштаб) (начальники — Стогов Н. Н. (18.5 — 2.8.1918 г.), Свечин А. А. (2.8 — 22.10.1918 г.), Раттэль Н. И. (22.10.1918 г. — 10.2.1921 г.)).

Органом оперативного руководства 6 сентября 1918 стал Штаб Реввоенсовета Республики, а с 8 ноября — Полевой штаб РВС Республики (начальники — 6.09.1918 — Н. И. Раттэль, 21.10.1918 — Ф. В. Костяев, 18.06.1919 — М. Д. Бонч-Бруевич, 22.07.1919 — П. П. Лебедев).

Приказом Революционного военного совета Республики (РВС) от 10 февраля 1921 года Всероглавштаб был объединён с Полевым штабом и получил название Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). Штаб РККА стал единым органом управления вооружёнными силами РСФСР и являлся исполнительным органом РВС Республики, с 1923 года — РВС СССР.

Начальниками Штаба РККА были:

П. П. Лебедев, февраль 1921 — апрель 1924.

М. В. Фрунзе, апрель 1924 — январь 1925.

С. С. Каменев, февраль — ноябрь 1925.

М. Н. Тухачевский, ноябрь 1925 — май 1928.

Б. М. Шапошников, май 1928 — июнь 1931.

А. И. Егоров, июнь 1931 — сентябрь 1935.

Комиссаром Штаба РККА до 1924 года был И. C. Уншлихт, заместитель Председателя ОГПУ. С назначением Начальником Штаба Михаила Фрунзе должность Комиссара Штаба была упразднена — таким образом в руководстве штаба установилось единоначалие, а контроль большевистской (коммунистической) партии над Штабом РККА осуществлялся другими методами.

Реорганизация 1924 года

В 1924 году Штаб РККА был реорганизован и создан новый военный орган с более узкими полномочиями под тем же названим. Так как были созданы Главное управление РККА (Главупр РККА) и Инспекторат РККА, ряд функций и полномочий были переданы из Штаба РККА в новые стрктуры высшего военного управления Российской республики.

В марте 1925 года решением НКВМ образовано Управление РККА (с января 1925 года — Главное управление РККА), куда из ведения Штаба РККА были переданы функции административного руководства текущей деятельностью Вооруженных сил Республики: боевой подготовкой, войсковой мобилизацией, коплектованием и ряд других функций.

Структура Штаба с июля 1926 года

Приказом НКВМ от 12 июля 1926 года Штаб РККА был утвержден в составе четырёх Управлений и одного Отдела:

Первое (I Управление) — Оперативное;

Второе (II Управление — с июля 1924 года) — Организационно-мобилизационное;

Третье (III Управление) — Военных сообщений;

Четвёртое (IV Управление) — Информационно-статистическое (Разведывательное);

Научно-уставной Отдел.

Штаб РРККА подчинялся НКВМ и являлся его структурным подразделением.

Органзационно-мобилизационное управление (ОМУ) было создано в ноябре 1924 года путём слияния Организационного и Мобилизационного управлений Штаба РККА. ОМУ возглавлял начальник и военком бывшего Оргуправления С. И. Венцов. С июля 1924 года Организационно-мобилизационное управление стало носить название II Управление Штаба РККА. В 1925—1928 годах II Управление возглавлял Н. А. Ефимов.

Создание Генерального штаба РККА

22 сентября 1935 Штаб РККА был переименован в Генеральный штаб РККА. Начальниками Генерального штаба были:

А. И. Егоров, сентябрь 1935 — май 1937.

Б. М. Шапошников, май 1937 — август 1940.

К. А. Мерецков, август 1940 — январь 1941

Г. К. Жуков, январь 1941 — июль 1941

Подготовка к Большой войне и создание фронтовых управлений

В связи с ускоренной милитаризацией СССР и интенсивной подготовкой РККА к Большой войне Иосиф Сталин в январе 1941 года во главе Генерального штаба ставит молодого выдвиженца Георгия Жукова, который занимал этот пост до июля 1941 года. Назначение было связано как с личными симпатиями Сталина, так и с учетом итогов советско-японского вооруженного конфликта в районе озера Халхин-Гол, где Г. К. Жуков руководил подготовкой и ведением боевых действий.

В июне 1941 года Начальник Генерального штаба РККА Георгий Жуков отдал приказ о преобразовании западных военных округов в Европейской части СССР во фронты с образованием Фронтовых полевых управлений (ФПУ) и выводе Управлений на заблаговренно подготовленные Полевые пункты управления (ППУ фронта).

Нападение Германии на СССР и образование Восточного фронта

С нападением Германии на СССР 22 июня 1941 года на советско-германском Восточном фронте в годы Второй мировой войны в период 1941—1945 годов Генеральный штаб являлся основным органом Ставки Верховного Главнокомандования стратегического планирования и руководства Вооруженными силами СССР на фронтах. Начальниками Генерального штаба были:

Б. М. Шапошников, июль 1941 — май 1942.

А. М. Василевский, май 1942 — февраль 1945.

А. И. Антонов, февраль 1945 — март 1946.

Генеральный штаб в 1945—1991 годах

Начальниками Генерального штаба в послевоенное время были:

А. И. Антонов, февраль 1945 — март 1946.

А. М. Василевский, март 1946 — ноябрь 1948.

С. М. Штеменко, ноябрь 1948 — июнь 1952.

В. Д. Соколовский, июнь 1952 — апрель 1960.

М. В. Захаров, апрель 1960 — март 1963.

С. С. Бирюзов, март 1963 — октябрь 1964.

М. В. Захаров, ноябрь 1964 — сентябрь 1971.

В. Г. Куликов, сентябрь 1971 — январь 1977.

Н. В. Огарков, январь 1977 — сентябрь 1984.

С. Ф. Ахромеев, сентябрь 1984 — декабрь 1988.

М. А. Моисеев, декабрь 1988 — август 1991.

В. Н. Лобов, август — декабрь 1991.

В составе ГШ ВС СССР имели следующие Главные управления:

  • Главное оперативное управление
  • Главное разведывательное управление
  • Главное организационно-мобилизационное управление
  • Главное управление АСУ и РЭБ (расформировано в 1989 году)
  • 10-е Главное управление

В 1991 году Генеральный штаб вооруженных сил СССР прекратил своё существование в связи с ликвидацией Союза Советских Социалистических Республик после подписания 8 декабря 1991 года в Республике Беларусь Беловежских соглашений — Межгосударственного соглашения Беларуси, России и Украины.

С образованием нового государства — Российской Федерации — Генеральный штаб СССР реорганизован в Генеральный штаб Вооруженных сил РФ.

Генеральный штаб Вооружённых сил Российской Федерации

См. также

Библиография

  • [militera.lib.ru/h/0/djvu/glinoetsky_np02-1.djvu Глиноецкий Н. П. История Русского генерального штаба. В 2-х т. Том I: 1698—1825 г. — СПб.: Тип. Штаба войск гвардии и Петербургскаго военнаго окр., 1883. — VIII, 427, [2] с.]
  • [militera.lib.ru/h/0/djvu/glinoetsky_np02-2.djvu Глиноецкий Н. П. История Русского генерального штаба. В 2-х т. Том II: 1826—1855 гг. — СПб.: Тип. Штаба войск гвардии и Петербургскаго военнаго окр., 1894. — II, 284, [2] с.]

Напишите отзыв о статье "История Генерального штаба России"

Примечания

  1. Генеральный штаб // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Военная энциклопедия «Российские военачальники», издание И. Д. Сытина, репринтное издание СПб, 1996 г., том I,С.22
  3. s:Письмо Ивана Ивановича Германа Павлу I
  4. [www.reenactor.ru/ARH/PDF/Rychkov.pdf Рычков С. Ю. «Депо карт и квартирмейстерская часть накануне войны 1812 года» //Военно-исторический журнал, № 4, 2006 г.]
  5. [books.google.ru/books?id=HHz-AgAAQBAJ&pg=PA82&lpg=PA82&dq=Гвардейский+Генеральный+штаб&source=bl&ots=kLwO767kYt&sig=lpzoMzjpBp0Kr94TQVWOdbJKoq0&hl=ru&sa=X&ei=Jz_FVKCGC-GfyAPh64GYBA&ved=0CE0Q6AEwCQ#v=onepage&q=%D0%93%D0%B2%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B5%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%93%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D1%88%D1%82%D0%B0%D0%B1&f=false Русский военный костюм XVIII — начала XX века. / Автор В. М. Глинка]
  6. Илл. 25. Генеральный Штаб. Генерал в походной форме, Штаб-Офицер в обыкновенной форме и Обер-Офицер в парадной форме. прик. по воен. вед. 1882 г. № 31 и 64. // Иллюстрированное описание перемен в обмундировании и снаряжении войск Императорской Российской армии за 1881–1900 гг.: в 3 т.: в 21 вып.: 187 рис. / Сост. в Техн. ком. Гл. интендантского упр. — СПб.: Картографическое заведение А.Ильина, 1881–1900.

Ссылки

  • Генеральный штаб // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Генеральный штаб — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.redstar.ru/2009/01/24_01/1_04.html Начальник Генерального штаба Вооруженных Сил РФ — первый заместитель министра обороны РФ генерал армии Николай МАКАРОВ. Главный орган военного управления. К годовщине образования Генерального штаба]
  • Шапошников, Борис Михайлович [militera.lib.ru/science/shaposhnikov1/ Мозг армии. — М.: Военгиз,1927]
  • [guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html;jsessionid=abcJ3Mj0iDPF_8a5I6-ds?bid=238&fund_id=821099&sort=endDate&direction=asc Фонды ГУГШ в РГВИА]
  • [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=238&sid=821097 Фонды Главного Штаба в РГВИА]
  • [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=238&sid=821063 Фонды Главного Штаба Е. И. В. в РГВИА]
  • [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=238&sid=821079#refid821073 Фонды Департамента Генерального Штаба и Главного Управления Генерального Штаба в РГВИА]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/shtemenko/index.html Штеменко Сергей Матвеевич «Генеральный штаб в годы войны» (мемуары)]

Отрывок, характеризующий История Генерального штаба России

– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.