Генерал-лейтенант (США)
Генерал-лейтенант (англ. Lieutenant general) — должностное воинское звание (чин) в ВС США.
История
Существует в сухопутных войсках ВС США (US Army), Корпусе морской пехоты (US Marine Corps) и ВВС ВС США (US Air Force). Является генеральским званием старших офицеров (трехзвёздочный генерал), с денежным содержанием класса О-9 (около $11 000 в месяц). Звание генерал-лейтенант является званием выше звания генерал-майор и ниже звания (чина) (полный) генерал. Звание генерал-лейтенант эквивалентно званию вице-адмирал в ВМС ВС США и Береговой охране США.
Звание является временным и присваивается Президентом США с согласия Конгресса США генералам исключительно на время нахождения их на должностях, соответствующих званию (чину) генерал-лейтенанта, и при условии выслуги 20 лет в ВС. Высший офицер, которому присвоено это звание, может занимать должность командира корпуса или приравненые к ней.
Впервые это звание было установлено Конгрессом США и присвоено 2 марта 1864 года У. С. Гранту (будущему Президенту США) во время Гражданской войны в США (1861—65).
Знаки различия
Применялись и применяются следующие знаки различия для воинского звания генерал-лейтенант: погоны, петлицы, пуговицы и так далее. Знаки различия: три (серебряные) звезды на погонах, расположенные перпендикулярно нижнему краю погона.
- US Air Force O9 shoulderboard.svg
- Army-USA-OF-08.svg
Нарукавный знак.
- Flag of a United States Army lieutenant general.svg
- Pattons-M3A1-scout-car-1.jpg
Должностной флаг на средстве моторизации пехоты США, M3 Scout Car времен Второй мировой войны, броневой автомобиль генерал-лейтенанта Паттона.
- GeorgeSPatton.jpg
Персоналии
Звание было присвоено:
См. также
Напишите отзыв о статье "Генерал-лейтенант (США)"
Примечания
Ссылки
- [usmilitary.about.com/od/army/a/armyltgen.htm]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Генерал-лейтенант (США)
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
