Генерал армии (СССР)
Поделись знанием:
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.
Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.
Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.
Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Генерал армии — персональное воинское звание, присваивавшееся в установленном законом СССР порядке, в Вооружённых Силах СССР, ниже воинского звания Маршал Советского Союза и выше звания генерал-полковник.
Содержание
История звания
Воинское звание «генерал армии» стало высшим из четырёх генеральских званий, введённых в Красной Армии 7 мая 1940 года. Его не существовало в дореволюционной России.
Первыми советскими генералами армии стали комкор Г. К. Жуков, командармы 2-го ранга К. А. Мерецков и И. В. Тюленев; до начала войны к ним добавились генерал-полковники И. Р. Апанасенко (командующий Дальневосточным фронтом) и Д. Г. Павлов (командующий войсками Западного особого военного округа). Как и звание Маршала Советского Союза, звание генерала армии не присваивалось никому с начала войны вплоть до января 1943 года, когда новый знак различия — погоны с четырьмя звёздами — получил А. М. Василевский. В дальнейшем высшее генеральское звание до окончания войны было присвоено ещё 18 военачальникам. 10 военачальников, получивших во время Великой Отечественной звание генерала армии, стали впоследствии Маршалами Советского Союза (из них шестеро — ещё в ходе войны). Среди генералов армии — такие прославленные полководцы, как погибшие на войне Н. Ф. Ватутин и И. Д. Черняховский, начальник Генштаба, кавалер ордена «Победа» А. И. Антонов.
В период Великой Отечественной войны генералы армии обычно командовали фронтами, Г. К. Жуков непродолжительное время был главнокомандующим Западным стратегическим направлением. И.Р. Апанасенко и К.А. Мерецков непродолжительное время занимали должности заместителей командующих фронтами (Воронежского и Западного соответственно), а К. А. Мерецков кроме того - командовал 33-й армией Западного фронта.
В завершающий период войны генералы армии занимали, за некоторым исключением, должности заместителей командующих фронтами (исключения - И. Е. Петров, назначенный в марте 1945 года начальником штаба 1-го Украинского фронта, а также генералы армии А. И. Еременко и М. А. Пуркаев, закончившие войну в должности командующих фронтами).
После упразднения званий военно-политического состава (1942) и специальных званий ГБ (1945) высшие чины этих войск получили генеральские звания. Первым генералом армии-политработником (точнее, членом военного совета) стал в 1944 году Н. А. Булганин; в июле 1945 года генералом армии стал комиссар государственной безопасности 1 ранга В. Н. Меркулов.
После войны, и особенно с начала 1970-х годов, звание генерала армии нередко присваивается уже не за особые заслуги, как в годы войны, а по факту нахождения на той или иной предусматривающей это звание должности. Так, присвоение звания генерала армии следовало за назначением на следующие должности в Вооружённых Силах СССР и специальных службах:
- заместитель Министра обороны
- начальник Главного Политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота
- начальник Главного разведывательного управления - заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил
- председатель КГБ
- первый заместитель председателя КГБ
- Министр внутренних дел (не во всех случаях)
- начальник Главного управления Пограничных войск КГБ
- начальник Главного управления Внутренних войск МВД
- командующий войсками военного округа
Кроме того, с 1970-х годов становится обычным присвоение этого звания политработникам и сотрудникам органов государственной безопасности (ранее такие примеры были совершенно единичны). Указанные причины приводят к росту числа лиц, получающих это звание в мирное время: если с 1950 по 1969 год звание генерала армии получили только 39 человек, то с 1970 по 1991 — уже 64. Начиная с 1967 года уже не обходится ни единого года без присвоения звания генерала армии. Несколько повышается средний возраст генералов армии (на время присвоения) — с 57 лет (1950—1960-е) до 59 лет (1970—1980-е).
Всего звание «генерал армии» за 1940—1991 годы было присвоено 133 военачальникам, бóльшая часть которых занимала командные должности, значительное количество — также штабные и тыловые. Из них 31 военачальнику впоследствии было присвоено звание Маршала Советского Союза, а ещё одному — В. Ф. Толубко — звание Главного маршала артиллерии. Самым молодым генералом армии был И. Д. Черняховский, получивший звание за три дня до своего 38-летия, самым пожилым в момент присвоения — заместитель председателя КГБ Г. К. Цинёв, которому звание было присвоено в 71-летнем возрасте. Дольше всего имел это звание И. В. Тюленев — 38 лет, самое непродолжительное время, 12 дней, был генералом армии В. Я. Колпакчи, получивший звание 5 мая 1961, а уже 17 мая погибший. А. М. Василевскому всего через 29 дней после звания генерала армии (16 февраля 1943) было присвоено звание Маршала Советского Союза.
Соответствующие звания
В родах войск званию генерала армии с 1943 года соответствовали звания маршала авиации, маршала артиллерии, маршала бронетанковых войск, маршала инженерных войск, маршала войск связи. В 1984 году последние три и в 1993 году первые два звания были упразднены.
В Военно-Морском Флоте в 1940—1945 и с 1962 соответствующим званием являлось звание адмирала флота; в 1945—1962 годах звания, соответствующего генералу армии, не существовало.
Знаки различия
Знаки различия генерала армии были установлены приказом Народного комиссара обороны № 212 от 13 июля 1940 года: пять золочёных звёздочек на красных петлицах; на рукавах вышитая большая золотая звезда, окаймлённая красным кантом, и один шеврон (угольник) из широкого 32-мм золотого галуна, а в верхней части — из красного сукна — шириной 10 мм.
В январе 1943 года эти знаки различия были отменены и введены знаки различия на погонах — 4 звезды в ряд.
В 1974—1997 годах вместо погон с четырьмя звёздами были введены погоны с одной большой звездой и общевойсковой эмблемой, а на галстуке при парадной форме носилась Маршальская Звезда малого образца. Указанное изменение в форме имело целью преодолеть «неравенство» между генералами армии и равными им по статусу маршалами родов войск.
- Образцы знаков различий Генерал армии в СССР (ОФ-9[1])
| Звание |  РККА СССР |
 Советская армия ВС СССР | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Петличный знак шеврон погон |
|
|
|
|
|
|
|
|
| Командарм 1-го ранга (1935—1940) |
Петличный знак к повседневному обмундированию (1940—1943) |
Погон, к парадному обмундированию (1943—1955) |
... парадная (1955—1974, и с 2010) |
... парадная (1974—1991) |
... Милиция | |||
Хронологический список генералов армии
Ныне живущие
| № | ФИО | Дата присвоения | Должность на момент присвоения | Примечания |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Жуков Георгий Константинович (1896—1974) | 4 июня 1940 | командующий войсками Киевского особого военного округа | Маршал Советского Союза с 18 января 1943 г. |
| 2 | Мерецков, Кирилл Афанасьевич (1897—1968) | 4 июня 1940 | заместитель Народного комиссара обороны СССР по боевой подготовке и военно-учебным заведениям | Маршал Советского Союза с 26 октября 1944 г. |
| 3 | Тюленев, Иван Владимирович (1892—1978) | 4 июня 1940 | командующий войсками Московского военного округа | |
| 4 | Апанасенко, Иосиф Родионович (1890—1943) | 22 февраля 1941 | командующий Дальневосточным фронтом | погиб 5.08.1943 г. на фронте |
| 5 | Павлов, Дмитрий Григорьевич (1897—1941) | 22 февраля 1941 | командующий войсками Западного особого военного округа | репрессирован, расстрелян, реабилитирован |
| 6 | Василевский, Александр Михайлович (1895—1977) | 18 января 1943 | начальник Генерального штаба РККА, заместитель народного комиссара обороны СССР | Маршал Советского Союза с 16 февраля 1943 г. |
| 7 | Ватутин, Николай Фёдорович (1901—1944) | 12 февраля 1943 | командующий Юго-Западным фронтом | умер от ран |
| 8 | Малиновский, Родион Яковлевич (1898—1967) | 28 апреля 1943 | командующий Юго-Западным фронтом | Маршал Советского Союза с 10 сентября 1944 г. |
| 9 | Рокоссовский, Константин Константинович (1896—1968) | 28 апреля 1943 | командующий Центральным фронтом | Маршал Советского Союза с 29 июня 1944 г. |
| 10 | Конев, Иван Степанович (1897—1973) | 26 августа 1943 | командующий Степным фронтом | Маршал Советского Союза с 20 февраля 1944 г. |
| 11 | Попов, Маркиан Михайлович (1902—1969) | 26 августа 1943,
3 августа 1953 |
командующий Брянским фронтом;
командующий войсками Таврического военного округа |
понижен до генерал-полковника 20 апреля 1944 г. |
| 12 | Антонов, Алексей Иннокентьевич (1896—1962) | 27 августа 1943 | 1-й заместитель начальника Генерального штаба РККА | |
| 13 | Ерёменко, Андрей Иванович (1892—1970) | 27 августа 1943 | командующий Калининским фронтом | Маршал Советского Союза с 11 марта 1955 г. |
| 14 | Соколовский, Василий Данилович (1897—1968) | 27 августа 1943 | командующий Западным фронтом | Маршал Советского Союза с 3 июля 1946 г. |
| 15 | Толбухин, Фёдор Иванович (1894—1949) | 21 сентября 1943 | командующий Южным фронтом | Маршал Советского Союза с 12 сентября 1944 г. |
| 16 | Петров, Иван Ефимович (1896—1958) | 9 октября 1943,
26 октября 1944 |
командующий Северо-Кавказским фронтом;
командующий 4-м Украинским фронтом |
понижен до генерал-полковника 4 февраля 1944 г. |
| 17 | Хрулёв, Андрей Васильевич (1892—1962) | 7 ноября 1943 | начальник Тыла РККА | |
| 18 | Баграмян, Иван Христофорович (1897—1982) | 17 ноября 1943 | командующий 1-м Прибалтийским фронтом | Маршал Советского Союза с 11 марта 1955 г. |
| 19 | Говоров, Леонид Александрович (1897—1955) | 17 ноября 1943 | командующий Ленинградским фронтом | Маршал Советского Союза с 18 июня 1944 г. |
| 20 | Черняховский, Иван Данилович (1906—1945) | 26 июня 1944 | командующий 3-м Белорусским фронтом | погиб на фронте |
| 21 | Захаров, Георгий Фёдорович (1897—1957) | 28 июля 1944 | командующий 2-м Белорусским фронтом | |
| 22 | Масленников, Иван Иванович (1900—1954) | 28 июля 1944 | командующий 3-м Прибалтийским фронтом | |
| 23 | Пуркаев, Максим Алексеевич (1894—1953) | 26 октября 1944 | командующий Дальневосточным фронтом | |
| 24 | Булганин, Николай Александрович (1895—1975) | 17 ноября 1944 | заместитель Народного комиссара обороны СССР | Маршал Советского Союза с 3 ноября 1947 г., понижен до генерал-полковника 26 ноября 1958 г. |
| 25 | Захаров, Матвей Васильевич (1898—1972) | 29 мая 1945 | командующий 2-м Украинским фронтом | Маршал Советского Союза с 8 мая 1959 г. |
| 26 | Меркулов, Всеволод Николаевич (1895—1953) | 9 июля 1945 | Народный комиссар государственной безопасности СССР | расстрелян 23 декабря 1953 г., лишён звания 31 декабря 1953 г. |
| 27 | Курасов, Владимир Васильевич (1897—1973) | 12 ноября 1948 | главнокомандующий Центральной группой войск (Австрия) | |
| 28 | Маландин, Герман Капитонович (1894—1961) | 12 ноября 1948 | заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР | |
| 29 | Чуйков, Василий Иванович (1900—1982) | 12 ноября 1948 | 1-й заместитель главнокомандующего Группой советских войск в Германии | Маршал Советского Союза с 11 марта 1955 г. |
| 30 | Штеменко, Сергей Матвеевич (1907—1976) | 12 ноября 1948,
19 февраля 1968 |
начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР;
1-й заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР, начальник штаба Объединённых вооружённых сил государств-участников Варшавского договора |
понижен до генерал-лейтенанта 15 июля 1953 г.,
генерал-полковник с 26 ноября 1956 |
| 31 | Бирюзов, Сергей Семёнович (1904—1964) | 3 августа 1953 | главнокомандующий Центральной группой войск (Австрия) | Маршал Советского Союза с 11 марта 1955 г. |
| 32 | Гречко, Андрей Антонович (1903—1976) | 3 августа 1953 | главнокомандующий Группой советских оккупационных войск в Германии | Маршал Советского Союза с 11 марта 1955 г. |
| 33 | Малинин, Михаил Сергеевич (1899—1960) | 3 августа 1953 | 1-й заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР | |
| 34 | Москаленко, Кирилл Семёнович (1902—1985) | 3 августа 1953 | командующий войсками Московского военного округа | Маршал Советского Союза с 11 марта 1955 г. |
| 35 | Крылов, Николай Иванович (1903—1972) | 18 сентября 1953 | 1-й заместитель командующего войсками Дальневосточного военного округа | Маршал Советского Союза с 28 апреля 1962 г. |
| 36 | Батов, Павел Иванович (1897—1985) | 10 марта 1955 | командующий войсками Прикарпатского военного округа | |
| 37 | Галицкий, Кузьма Никитович (1897—1973) | 8 августа 1955 | командующий Северной группой войск (Польша) | |
| 38 | Горбатов, Александр Васильевич (1891—1973) | 8 августа 1955 | командующий войсками Прибалтийского военного округа | |
| 39 | Жадов, Алексей Семёнович (1901—1977) | 8 августа 1955 | главнокомандующий Центральной группой войск (Австрия) | |
| 40 | Казаков, Михаил Ильич (1901—1979) | 8 августа 1955 | командующий войсками Уральского военного округа | |
| 41 | Лучинский, Александр Александрович (1900—1990) | 8 августа 1955 | командующий войсками Туркестанского военного округа | |
| 42 | Серов, Иван Александрович (1905—1990) | 8 августа 1955 | председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР | понижен до генерал-майора 12 марта 1963 г. |
| 43 | Федюнинский, Иван Иванович (1900—1977) | 8 августа 1955 | командующий войсками Закавказского военного округа | |
| 44 | Поплавский, Станислав Гилярович (1902—1973) | 12 августа 1955 | заместитель Министра национальной обороны Польской Народной Республики | |
| 45 | Голиков, Филипп Иванович (1900—1980) | 8 мая 1959 | начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота | Маршал Советского Союза с 6 мая 1961 г. |
| 46 | Курочкин, Павел Алексеевич (1900—1989) | 8 мая 1959 | начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе | |
| 47 | Лелюшенко, Дмитрий Данилович (1901—1987) | 8 мая 1959 | командующий войсками Уральского военного округа | |
| 48 | Батицкий, Павел Фёдорович (1910—1984) | 5 мая 1961 | командующий войсками Московского округа ПВО | Маршал Советского Союза с 15 апреля 1968 г. |
| 49 | Иванов, Владимир Дмитриевич (1900—1968) | 5 мая 1961 | 1-й заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР | |
| 50 | Колпакчи, Владимир Яковлевич (1899—1961) | 5 мая 1961 | начальник Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск | |
| 51 | Пеньковский, Валентин Антонович (1904—1969) | 5 мая 1961 | командующий войсками Дальневосточного военного округа | |
| 52 | Крейзер, Яков Григорьевич (1905—1969) | 27 апреля 1962 | командующий войсками Дальневосточного военного округа | |
| 53 | Плиев, Исса Александрович (1903—1979) | 27 апреля 1962 | командующий войсками Северо-Кавказского военного округа | |
| 54 | Якубовский, Иван Игнатьевич (1912—1976) | 27 апреля 1962 | главнокомандующий Группой советских войск в Германии | Маршал Советского Союза с 12 апреля 1967 г. |
| 55 | Епишев, Алексей Алексеевич (1908—1985) | 11 мая 1962 | начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, | повышен в звании из генерал-майоров |
| 56 | Белобородов, Афанасий Павлантьевич (1903—1990) | 22 февраля 1963 | командующий войсками Московского военного округа | |
| 57 | Гетман, Андрей Лаврентьевич (1903—1987) | 13 апреля 1964 | командующий войсками Прикарпатского военного округа | |
| 58 | Кошевой, Пётр Кириллович (1904—1976) | 13 апреля 1964 | командующий войсками Киевского военного округа | Маршал Советского Союза с 15 апреля 1968 г. |
| 59 | Стученко, Андрей Трофимович (1904—1972) | 13 апреля 1964 | командующий войсками Закавказского военного округа | |
| 60 | Павловский, Иван Григорьевич (1909—1999) | 12 апреля 1967 | заместитель Министра обороны СССР | |
| 61 | Соколов, Сергей Леонидович (1911—2012) | 12 апреля 1967 | 1-й заместитель Министра обороны СССР | Маршал Советского Союза с 17 февраля 1978 г. |
| 62 | Маргелов, Василий Филиппович (1909—1990) | 25 октября 1967 | командующий Воздушно-десантными войсками | |
| 63 | Гусаковский, Иосиф Ираклиевич (1904—1995) | 19 февраля 1968 | начальник Главного управления кадров Министерства обороны СССР | |
| 64 | Иванов, Семён Павлович (1907—1993) | 19 февраля 1968 | командующий войсками Сибирского военного округа | |
| 65 | Лащенко, Пётр Николаевич (1910—1992) | 19 февраля 1968 | главный военный советник в Объединённой Арабской Республике | |
| 66 | Лященко, Николай Григорьевич (1910—2000) | 19 февраля 1968 | командующий войсками Туркестанского военного округа | |
| 67 | Хетагуров, Георгий Иванович (1903—1975) | 19 февраля 1968 | командующий войсками Прибалтийского военного округа | |
| 68 | Маряхин, Сергей Степанович (1911—1972) | 22 февраля 1968 | 1-й заместитель начальника Тыла Вооружённых сил СССР | |
| 69 | Белик, Пётр Алексеевич (1909—1980) | 21 февраля 1969 | командующий войсками Забайкальского военного округа | |
| 70 | Куликов, Виктор Георгиевич (1921—2013) | 29 апреля 1970 | главнокомандующий Группой советских войск в Германии | Маршал Советского Союза с 14 января 1977 г. |
| 71 | Толубко, Владимир Фёдорович (1914—1989) | 29 апреля 1970 | командующий войсками Дальневосточного военного округа | Главный маршал артиллерии с 25 марта 1983 г. |
| 72 | Щеглов, Афанасий Фёдорович (1912—1995) | 29 апреля 1970 | 1-й заместитель Главнокомандующего войсками ПВО страны | |
| 73 | Ивашутин, Пётр Иванович (1909—2002) | 22 февраля 1971 | заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР — начальник Главного разведывательного управления | |
| 74 | Ивановский, Евгений Филиппович (1918—1991) | 2 ноября 1972 | главнокомандующий Группой советских войск в Германии | |
| 75 | Комаровский, Александр Николаевич (1906—1973) | 2 ноября 1972 | заместитель Министра обороны СССР по строительству и расквартированию войск | |
| 76 | Куркоткин, Семён Константинович (1917—1990) | 2 ноября 1972 | заместитель Министра обороны СССР — начальник Тыла Вооружённых сил СССР | Маршал Советского Союза с 25 марта 1983 г. |
| 77 | Радзиевский, Алексей Иванович (1911—1979) | 2 ноября 1972 | начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе | |
| 78 | Петров, Василий Иванович (1917—2014) | 15 декабря 1972 | командующий войсками Дальневосточного военного округа | Маршал Советского Союза с 25 марта 1983 г. |
| 79 | Мальцев, Евдоким Егорович (1910—1981) | 4 ноября 1973 | начальник Военно-политической академии имени В. И. Ленина | |
| 80 | Огарков, Николай Васильевич (1917—1994) | 4 ноября 1973 | 1-й заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР | Маршал Советского Союза с 30 октября 1977 г. |
| 81 | Шавров, Иван Егорович (1916—1992) | 4 ноября 1973 | начальник Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил СССР имени К. Е. Ворошилова | |
| 82 | Брежнев, Леонид Ильич (1906—1982) | 22 марта 1974 | Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета обороны СССР | Маршал Советского Союза с 7 мая 1976 г. |
| 83 | Шкадов, Иван Николаевич (1913—1991) | 29 апреля 1975 | начальник Главного управления кадров Министерства обороны СССР | |
| 84 | Васягин, Семён Петрович (1910—1991) | 19 февраля 1976 | член Военного Совета - начальник Политического управления Сухопутных войск | |
| 85 | Устинов, Дмитрий Фёдорович (1908—1984) | 29 апреля 1976 | Министр обороны СССР | Маршал Советского Союза с 30 июля 1976 г. |
| 86 | Андропов, Юрий Владимирович (1914—1984) | 10 сентября 1976 | председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР | |
| 87 | Щёлоков, Николай Анисимович (1910—1984) | 10 сентября 1976 | Министр внутренних дел СССР | лишён звания 6 ноября 1984 |
| 88 | Грибков, Анатолий Иванович (1919—2008) | 29 октября 1976 | 1-й заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР - начальник штаба Объединённых вооружённых сил государств-участников Варшавского договора | |
| 89 | Третьяк, Иван Моисеевич (1923—2007) | 29 октября 1976 | командующий войсками Дальневосточного военного округа | |
| 90 | Алтунин, Александр Терентьевич (1921—1989) | 16 февраля 1977 | заместитель Министра обороны СССР — начальник Гражданской обороны СССР | |
| 91 | Герасимов, Иван Александрович (1921—2008) | 28 октября 1977 | командующий войсками Киевского военного округа | |
| 92 | Говоров, Владимир Леонидович (1924—2006) | 28 октября 1977 | командующий войсками Московского военного округа | |
| 93 | Майоров, Александр Михайлович (1920—2008) | 28 октября 1977 | командующий войсками Прибалтийского военного округа | |
| 94 | Варенников, Валентин Иванович (1923—2009) | 17 февраля 1978 | командующий войсками Прикарпатского военного округа | |
| 95 | Матросов, Вадим Александрович (1917—1999) | 13 декабря 1978 | начальник Главного управления пограничных войск Комитета государственной безопасности СССР | |
| 96 | Цвигун, Семён Кузьмич (1917—1982) | 13 декабря 1978 | 1-й заместитель председателя Комитета государственной безопасности СССР | |
| 97 | Цинёв, Георгий Карпович (1907—1996) | 13 декабря 1978 | заместитель председателя Комитета государственной безопасности СССР | |
| 98 | Козлов, Михаил Михайлович (1917—2004) | 2 февраля 1979 | начальник Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил СССР имени К. Е. Ворошилова | |
| 99 | Обатуров, Геннадий Иванович (1915—1996) | 19 февраля 1979 | главный военный советник при Министре национальной обороны Социалистической Республики Вьетнам | |
| 100 | Ахромеев, Сергей Фёдорович (1923—1991) | 23 апреля 1979 | 1-й заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР | Маршал Советского Союза с 25 марта 1983 г. |
| 101 | Салманов, Григорий Иванович (1922—1993) | 29 октября 1979 | командующий войсками Забайкальского военного округа | |
| 102 | Яковлев, Иван Кириллович (1918—2002) | 7 мая 1980 | начальник Главного управления внутренних войск Министерства внутренних дел СССР | |
| 103 | Зайцев, Михаил Митрофанович (1923—2009) | 4 ноября 1980 | главнокомандующий Группой советских войск в Германии | |
| 104 | Лушев, Пётр Георгиевич (1923—1997) | 2 ноября 1981 | командующий войсками Московского военного округа | |
| 105 | Сорокин, Михаил Иванович (1922—2005) | 2 ноября 1981 | главный военный советник в Афганистане | |
| 106 | Шабанов, Виталий Михайлович (1923—1995) | 2 ноября 1981 | заместитель Министра обороны СССР по вооружению | |
| 107 | Максимов, Юрий Павлович (1924—2002) | 16 декабря 1982 | командующий войсками Туркестанского военного округа | |
| 108 | Сухоруков, Дмитрий Семёнович (1922—2003) | 16 декабря 1982 | командующий Воздушно-десантными войсками | |
| 109 | Федорчук, Виталий Васильевич (1918—2008) | 17 декабря 1982 | Министр внутренних дел СССР | |
| 110 | Беликов, Валерий Александрович (1925—1987) | 4 ноября 1983 | командующий войсками Прикарпатского военного округа | |
| 111 | Чебриков, Виктор Михайлович (1923—1999) | 4 ноября 1983 | председатель Комитета государственной безопасности СССР | |
| 112 | Язов, Дмитрий Тимофеевич (род. 1924) | 6 февраля 1984 | командующий войсками Среднеазиатского военного округа | Маршал Советского Союза с 28 апреля 1990 г. |
| 113 | Кривда, Федот Филиппович (1923—1998) | 31 октября 1984 | главный военный советник при Министре национальной обороны Социалистической Республики Вьетнам | |
| 114 | Емохонов, Николай Павлович (1921—2014) | 10 апреля 1985 | 1-й заместитель председателя Комитета государственной безопасности СССР | |
| 115 | Лизичев, Алексей Дмитриевич (1928—2006) | 19 февраля 1986 | начальник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота | |
| 116 | Волошин, Иван Макарович (1923—1990) | 7 мая 1986 | главнокомандующий войсками Дальнего Востока | |
| 117 | Снетков, Борис Васильевич (1925—2006) | 7 мая 1986 | командующий войсками Ленинградского военного округа | |
| 118 | Постников, Станислав Иванович (1928—2012) | 3 ноября 1986 | командующий войсками Забайкальского военного округа | |
| 119 | Бобков, Филипп Денисович (род. 1925) | 30 ноября 1987 | 1-й заместитель председателя Комитета государственной безопасности СССР | |
| 120 | Крючков, Владимир Александрович (1924—2007) | 27 января 1988 | заместитель председателя Комитета государственной безопасности СССР — начальник Первого главного управления | |
| 121 | Архипов, Владимир Михайлович (1933—2004) | 16 февраля 1988 | командующий войсками Московского военного округа | |
| 122 | Попов, Николай Иванович (1930—2008) | 16 февраля 1988 | командующий войсками Туркестанского военного округа | |
| 123 | Кочетов, Константин Алексеевич (род. 1932) | 29 апреля 1988 | командующий войсками Закавказского военного округа | |
| 124 | Бетехтин, Анатолий Владимирович (1931—2012) | 4 ноября 1988 | 1-й заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками | |
| 125 | Лобов, Владимир Николаевич (род. 1935) | 15 февраля 1989 | начальник штаба Объединённых вооружённых сил государств-участников Варшавского договора - первый заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР | |
| 126 | Моисеев, Михаил Алексеевич (род. 1939) | 15 февраля 1989 | начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР — первый заместитель Министра обороны СССР | |
| 127 | Шуралёв, Владимир Михайлович (род. 1935) | 15 февраля 1989 | представитель главнокомандующего Объединёнными вооружёнными силами государств-участников Варшавского договора в Национальной народной армии ГДР | |
| 128 | Гареев, Махмут Ахметович (род. 1923) | 14 ноября 1989 | главный военный советник при Верховном главнокомандующем вооружёнными силами Демократической Республики Афганистан | |
| 129 | Михайлов, Владлен Михайлович (1925—2004) | 24 октября 1990 | заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР — начальник Главного разведывательного управления | |
| 130 | Грачёв, Николай Фёдорович (1930—2013) | 6 февраля 1991 | главный военный советник при Верховном главнокомандующем вооружёнными силами Демократической Республики Афганистан | |
| 131 | Ермаков, Виктор Фёдорович (род. 1935) | 6 февраля 1991 | начальник Главного управления кадров Министерства обороны СССР | |
| 132 | Яшин, Юрий Алексеевич (1930—2011) | 29 апреля 1991 | заместитель Министра обороны СССР — председатель Государственной технической комиссии | |
| 133 | Кобец, Константин Иванович (1939—2012) | 24 августа 1991 | начальник связи Вооружённых сил СССР — заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых сил СССР; министр обороны РСФСР (должность не предусмотренная Конституцией РСФСР) |
См. также
Напишите отзыв о статье "Генерал армии (СССР)"
Примечания
- ↑ Значение сокращения "ОФ" обосначает de: "Offizier / en: officer / fr: officier / ru: офицер"
Ссылки
[marshals.narod.ru/ruindex.html Сайт «Маршалы и Адмиралы Флота Советского Союза»] [clubs.ya.ru/4611686018427429251/replies.xml?item_no=72 ]
Отрывок, характеризующий Генерал армии (СССР)
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.
Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.
Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.
Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
