Генерал парашютных войск

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Генерал парашютных войск»

Петлицы

</div>

</div>
<center>Нарукавный знак
Знаки различия Люфтваффе
(ВВС)

</div>

</div>


Генерал парашютных войск (нем. General der Fallschirmtruppe) — должностное воинское звание «генерала рода войск» в Вермахте.

В Люфтваффе звание генерала парашютных войск находилось по старшинству между генерал-лейтенантом и генерал-полковником.





Генералы

Имя Фото Дата
производства
Примечания
Курт Штудент
(1890–1978)
1 мая 1943[1]   генерал авиации (19 июля 1940),
генерал-полковник (13 июля 1944)
Альфред Шлемм
(1894–1986)
4 ноября 1944[2]   генерал авиации (1 января 1943)
Ойген Майндль
(1892–1951)
1 апреля 1944[3]  
Бруно Бройер
(1893–1947)
1 июня 1944[4]  
Бернхард Рамке
(1889–1968)
1 сентября 1944[5]  
Рихард Хайдрих
(1896–1947)
1 октября 1944[6]  
Пауль Конрат
(1896–1979)
1 января 1945[7]  

См. также

Напишите отзыв о статье "Генерал парашютных войск"

Примечания

  1. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/S/StudentK.htm Штудент на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]
  2. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/S/SchlemmAlfred.htm Шлемм на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]
  3. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/M/MeindlE.htm Майндль на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]
  4. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/B/BraeuerB.htm Бройер на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]
  5. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/R/RamckeHB.htm Рамке на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]
  6. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/H/HeidrichR.htm Хайдрих на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]
  7. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/C/ConrathP-R.htm Конрат на сайте Lexikon-der-wehrmacht.de]

Литература

  • Dermot Bradley (Hrsg.), Karl Friedrich Hildebrandt: Die Generale der Luftwaffe 1935–1945. Biblio-Verlag. Osnabrück 1991. 3 Bände. ISBN 376481701-1.

Отрывок, характеризующий Генерал парашютных войск

Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.