Генкина, Эсфирь Борисовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эсфирь Борисовна Генкина

Фото 1974 года
Дата рождения:

16 февраля 1901(1901-02-16)

Место рождения:

Екатеринослав

Дата смерти:

18 сентября 1978(1978-09-18) (77 лет)

Место смерти:

Москва

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

история СССР

Место работы:

МГУ, Институт истории СССР

Учёная степень:

доктор исторических наук (1939)

Учёное звание:

профессор (1939)

Научный руководитель:

М. Н. Покровский

Известна как:

историк Гражданской войны в России

Награды и премии:

Эсфи́рь Бори́совна Ге́нкина (16 февраля 1901, Екатеринослав — 18 сентября 1978, Москва) — советский историк, лауреат Сталинской премии.





Биография

Дочь торгового служащего. Окончила Екатеринославское коммерческое училище (1919), работала в редакции газеты и журнала «Звезда». С 1920 член РКП(б).

В 1920—1923 училась в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова (лекторская группа), в 1925—1930 — в Институте красной профессуры (в семинаре М. Н. Покровского). С 1923 года на педагогической, партийной и научной работе:

Доктор исторических наук (1939), степень присвоена за книгу «Борьба за Царицын в 1918 г.». Профессор (1939).

Основные работы

  • «Героический Сталинград» (1943),
  • «Образование СССР» (М., 1943),
  • «СССР в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930—1934). Лекции» (1952),
  • «Переход Советского государства к новой экономической политике (1921—1922)» (М., 1954),
  • «Государственная деятельность В. И. Ленина (1921—1923)» (М., 1969)

Награды и премии

  • Орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
  • Сталинская премия 1943 года — в составе авторского коллектива за научный труд «История Гражданской войны в СССР. Т. 2» (1942).
  • Премия имени Б. Д. Грекова АН СССР (1974) за монографию «Государственная деятельность В. И. Ленина. 1921—1923 гг.».

Напишите отзыв о статье "Генкина, Эсфирь Борисовна"

Литература

Ссылки

  • [letopis.msu.ru/peoples/3444 Статья] на сайте «Летопись Московского университета»
  • [www.rujen.ru/index.php/%D0%93%D0%95%D0%9D%D0%9A%D0%98%D0%9D%D0%90_%D0%AD%D1%81%D1%84%D0%B8%D1%80%D1%8C_%D0%91%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D0%B0 РЕЭ. Генкина Эсфирь Борисовна]


Отрывок, характеризующий Генкина, Эсфирь Борисовна


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.