Сапгир, Генрих Вениаминович
Поделись знанием:
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
(перенаправлено с «Генрих Сапгир»)
| Генрих Сапгир | |
 Генрих Сапгир. Париж, октябрь 1989 | |
| Имя при рождении: |
Сапгир Генрих Вениаминович |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель, поэт, сценарист, переводчик |
| Жанр: |
проза для детей, стихотворение |
Ге́нрих Вениами́нович Сапги́р (20 ноября 1928, Бийск — 7 октября 1999, Москва) — русский писатель и поэт, сценарист, переводчик.
Содержание
Творчество
Сапгир принадлежал к редкому типу писателей протеического склада, на протяжении всего творческого пути меняющихся и ищущих новые формы высказывания. В ранних (рубежа 1950-60-х годов) текстах он чаще склонялся к социальной сатире, зачастую принимавшей изящные игровые формы, В дальнейшем в поэзии Сапгира можно встретить также пейзажную лирику и гражданскую поэзию. Безупречно владея традиционными методами стихосложения (например, сонетным), в то же время разрабатывал новые, экспериментальные формы. Критики отзывались о нём как о классике современного русского авангарда.
Автор многих книг. В поздний период в творчестве Сапгира органично сочетаются лаконизм и разнообразие выразительных средств, безоглядный эксперимент, любовь к точной детали, игре, гротеску, иронии и неожиданный искренний пафос, стремление к экстатическим состояниям духа. «У них в Питере был Бродский, а у нас в Москве — Сапгир». Эта широко известная фраза отражает не столько разницу в литературных вкусах двух столиц, сколько реальный творческий вес поэта Генриха Сапгира (Андрей Вознесенский называет его великим), наследника и продолжателя дела гениальных творцов русского поэтического языка — от Василия Тредиаковского до Владимира Маяковского и Велимира Хлебникова. При ближайшем рассмотрении наследия Сапгира становится совершенно очевидно (кому очевидно?), что масштаб и многообразие его дарования, разносторонность и выразительность поэтических средств и устремлений, безусловно (?), во многом превосходят его выдающегося питерского «визави». «Я искал новую гармонию в языке, которую и находил».
Биография
Родился в Бийске Алтайского края, сын московского инженера, бывшего на Алтае в командировке и вскоре возвратившегося с семьёй в Москву.
С 1944 участник литературной студии поэта и художника Евгения Кропивницкого при одном из московских домов пионеров (Ленинградского района). С конца 1950-х годов вокруг Кропивницкого и его ученика художника Оскара Рабина сформировался тесный круг эстетически близких поэтов и художников, получивший впоследствии название «лианозовской школы» (неподалёку от подмосковной станции Лианозово жил Рабин).
В советские годы Сапгир много публиковался как детский писатель (ему принадлежат сценарии классических мультфильмов «Паровозик из Ромашкова» и другие, слова песни «Зелёная карета» (перевод с идиша, стихи Овсея Дриза) и другие).
В 1979 году участвовал в неподцензурном альманахе «Метрополь». Первая публикация «взрослых» стихов Сапгира за границей — в 1968 году, в СССР — только в 1989 году, в Перестройку. Выступал также как переводчик (прежде всего, выдающегося еврейского поэта Овсея Дриза, немецкой конкретной поэзии и американского поэта Джима Кэйтса). Составитель поэтического раздела антологии «Самиздат века» (1998), на основе которого создан Интернет-проект [www.rvb.ru/np/index.htm «Неофициальная поэзия»].
В годы перестройки стал членом Союза Писателей Москвы (с 1988) года, хотя к идее Союза Писателей относился отрицательно. Был членом ПЕН-клуба с 1995 года; перед самой смертью вступил в группу ДООС (в 1999 году).
Умер от сердечного приступа в московском троллейбусе по дороге на презентацию антологии «Поэзия безмолвия», где он должен был выступать. («Рейс троллейбуса — на небо», — строка в тексте Генриха Сапгира «Странная граница», 1999).
Жена — Родовская Людмила Станиславовна.
Премии
Лауреат Пушкинской премии Российской Федерации, премий журналов «Знамя» (1993) и «Стрелец» (1995, 1996), премии «За особые заслуги» Тургеневского фестиваля малой прозы (1998).
Издания
- Сапгир Г. Сказка звёздной карты. — Изд. «Детский мир», 1962. — Рис. А. Порет.
- Сапгир Г. Звёздная карусель — Изд. «Детская литература», 1964. — Рис. В. Стацинского.
- Сапгир Г. Зверятки на зарядке. — Физкультура и спорт, 1970. — 16 с.
- Сапгир Г. Избранное. — Библиотека новой русской поэзии, 1993. — 256 с.
- Сапгир Г. Смеянцы. — М.: ИД ПИК, 1995. — 158 с.
- Сапгир Г. Летящий и спящий. — М.: НЛО, 1997. — 352 с.
- Сапгир Г. Собрание сочинений. Тт. 1, 2. — Третья волна, 1999. — 320 с. + 320 с.
- Сапгир Г. Армагеддон. — М.: издательство Руслана Элинина, 1999. — 336 с.
- Сапгир Г. Лошарик. — М.: Самовар, 2000. — 48 с.
- Сапгир Г. Лето с ангелами. — М., НЛО, 2000. — 445 с.
- Сапгир Г. Неоконченный сонет. — М.: Олимп, АСТ, 2000. — 288 с.
- Сапгир Г. Книга азбук, считалок, загадок и стихов. — Планета детства, М.: Астрель, 2002. — 232 с.
- Сапгир Г. Азбука. — Планета детства, М.: Астрель, 2003. — 288 с.
- Сапгир Г. Великан и великанчик. — М.: Дрофа, 2003. — 48 с.
- Сапгир Г. Стихотворения и поэмы. / Сост. и вступ. статья М. Д. Шраера и Д. П. Шраера-Петрова. Новая библиотека поэта: Малая серия. — СПб., 2004. — 604 с.
- Сапгир Г. Складень. — М.: Время, 2008. — 926 с.
- Генрих Сапгир. Стихи. — М.: Дрофа-плюс, 2013. — 96 с. — (Современные писатели — детям). — 3000 экз. — ISBN 978-5-9555-1575-5.
- Сапгир Г. Леса-чудеса. — СПб.: издательство Речь, 2013. — 32 с. — ISBN 978-5-9268-1475-7 художник В. Пивоваров
- Сапгир Г. Четыре конверта - Москва, издательство "Детская литература,1976. - 143с.
Переводы
- Овсей Дриз. Белое пламя. — М,: Сов. писатель, 1990. — 384с
Нотные издания
- Юрий Евграфов. Хоровые произведения без сопровождения. Т.1 — АУ. Стихи Генриха Сапгира. Т.2 — БОЧКА. Стихи Генриха Сапгира.- М,: Композитор, 2009. — 210с
Сценарист
- 1964 — «Лягушонок ищет папу» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1965 — «Медвежонок на дороге» (мультфильм) — автор сценария совместно с Р. Качановым
- 1966 — «Главный Звездный» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1966 — «Мой зеленый крокодил» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1967 — «Как стать большим» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1967 — «Легенда о Григе» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1967 — «Паровозик из Ромашкова» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1967 — «Честное крокодильское» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1968 — «Не в шляпе счастье» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1968 — «Ничто не забыто» (Человек с закрытыми глазами) (мультфильм) — автор сценария
- 1968 — «Пугало» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1969 — «Солнечное зернышко» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1970 — «Сладкая сказка» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1970 — «Я нарисую солнце» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1971 — «Край земли» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1971 — «Ослик Плюш» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1971 — «Удивительный китёнок» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1972 — «В тридесятом веке» (мультфильм) — автор сценария
- 1972 — «Ветерок» (мультфильм) — автор сценария
- 1972 — «Самый уважаемый» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1973 — «Волшебные фонарики» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1973 — «Небылицы в лицах» (в к/а Весёлая карусель № 5) (мультфильм) — автор сценария
- 1973 — «Первые встречи» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1973 — «Спасибо» (мультфильм) — автор сценария
- 1974 — «Как козлик землю держал» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Цыферовым
- 1974 — «Утренняя музыка» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Баллом
- 1975 — «И мама меня простит» (мультфильм) — автор сценария
- 1975 — «Наша няня» (мультфильм) — автор сценария
- 1976 — «Птичий праздник» (мультфильм) — автор сценария
- 1976 — «Сказка о жадности» (мультфильм) — автор сценария совместно с С. Прокофьевой
- 1976 — «Чуридило» (мультфильм) — автор сценария
- 1977 — «Не любо — не слушай» (мультфильм) — автор сценария совместно с Л. Носыревым
- 1977 — «Серебряное копытце» (мультфильм) — автор сценария
- 1978 — «Мой приятель светофор» (мультфильм) — автор сценария совместно с С. Прокофьевой
- 1979 — «Недодел и передел» (мультфильм) — автор сценария совместно с Г. Сокольским
- 1979 — «Принцесса и людоед» (в к/а Весёлая карусель № 9) (мультфильм) — автор сценария совместно с Э. Назаровым
- 1980 — «Пирог со смеяникой» (мультфильм) — автор сценария
- 1981 — «Мороз Иванович» (мультфильм) — автор сценария
- 1982 — «Сладкий родник» (мультфильм) — автор сценария
- 1983 — «Сказка об очень высоком человеке» (мультфильм) — автор сценария совместно с О. Дризом
- 1984 — «Охотник до сказок» (мультфильм) — автор сценария
- 1984 — «Про Буку» (мультфильм) — автор сценария
- 1984 — «Про Фому и про Ерему» (мультфильм) — автор сценария
- 1984 — «Синеглазка» (мультфильм) — автор сценария
- 1986 — «Дореми» (мультфильм) — автор сценария
- 1986 — «Трое на острове» (мультфильм) — автор сценария
- 1986 — «Улыбка Леонардо да Винчи» (мультфильм) — автор сценария
- 1987 — «Вечные льды» (мультфильм) — автор сценария совместно с Л. Носыревым
- 1987 — «Как ослик грустью заболел» (мультфильм) — автор сценария
- 1987 — «Морожены песни» (мультфильм) — автор сценария
- 1991 — «Маленькая колдунья» (мультфильм) — автор сценария
Автор текстов
- 1964 — «Светлячок № 5» (мультфильм)
- 1973 — «Часы с кукушкой» (мультфильм)
- 1981 — «Раз — горох, два — горох» (мультфильм)
Автор текстов песен
- 1970 — «Приключения жёлтого чемоданчика»
- 1975 — «В гостях у гномов» (мультфильм)
- 1976 — «Голубой слонёнок» (мультфильм)
- 1978 — «Дед Мороз и серый волк» (мультфильм)
- 1979 — «Золушка» (мультфильм)
- 1979 — «Принцесса и людоед» (в к/а Весёлая карусель № 9) (мультфильм)
- 1980 — «Шарик-фонарик» (мультфильм)
- 1981 — «Раз — горох, два — горох» (мультфильм)
- 1981 — «Ничуть не страшно» (мультфильм)
- 1982 — «Тайна жёлтого куста» (мультфильм)
- 1983 — «Змей на чердаке» (мультфильм)
- 1983 — «Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные»
- 1989 — «Смех и горе у Бела моря» (мультфильм)
Об авторе
- Кривулин,В. Голос и пауза Генриха Сапгира.(вст.статья к изд.: Генрих Сапгир. Лето с ангелами. — М.,НЛО, 2000.
- Великий Генрих. Сапгир и о Сапгире. (Сост. Т.Михайловская). — М.: Рос. гос. гуманитарный университет, 2003. — 370с.
- Шраер, М., Шраер-Петров, Д. Генрих Сапгир: Классик авангарда. — СПб, изд-во Дмитрий Буланина, 2004
- Smith, A. 'Genrikh Sapgir: Klassik avangarda.' Рец. на кн. [Шраер, М., Шраер-Петров, Д. Генрих Сапгир: Классик авангарда.].
- The Slavonic and East European Review, Volume 83, Number 4, 1 October 2005, pp. 746—747(2).
- Сергей Капков. Энциклопедия отечественной мультипликации. — М.: Алгоритм, 2006. — С. 570-571. — 816 с. — 3 000 экз. — ISBN 5-9265-0319-4.
- [polylogue.polutona.ru/upload/private/Polylogue_2_2009.pdf «Полилог», № 2, 2009] (спецвыпуск, посвящённый творчеству Г. Сапгира).
Напишите отзыв о статье "Сапгир, Генрих Вениаминович"
Примечания
Ссылки
- Genrikh Sapgir (1928–1999) (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [russiancinema.ru/names/name9187/ Генрих Сапгир — Энциклопедия отечественного кино]
- [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=1148 Генрих Сапгир — animator.ru]
- [znayka.net/genrih-sapgir/ Детские стихи Генриха Сапгира] на Знайка.нет
- [www.rvb.ru/np/ Генрих Сапгир] на сайте «Неофициальная поэзия»
- [www.vavilon.ru/texts/sapgir0.html Страница Генриха Сапгира на сайте «Вавилон»]
- [sapgir.narod.ru/ Мемориальный сайт Генриха Сапгира]
- [magazines.russ.ru/authors/s/sapgir/ Генрих Сапгир] в «Журнальном зале»
- [sapgir.blogspot.com Сайт Сапгира с его стихами по-русски и в переводе на английский язык]
- [gallery.vavilon.ru/people/s/sapgir Изображения Генриха Сапгира на сайте «Лица русской литературы»]
- [kudryavitsky.narod.ru/interview.html Интервью Анатолия Кудрявицкого о Генрихе Сапгире]
- [www.ng.ru/events/1999-10-12/sapgir.html Некролог в «Независимой газете»]
- [lib.userline.ru/samizdat/30857?page=3 Генрих Сапгир читает стихотворение «Тени ангелов». Видео 1,70 МБ]
- [lib.userline.ru/samizdat/31965?page=2 Фотография Генриха Сапгира в фотохронике ИТАР-ТАСС]
- [lib.userline.ru/samizdat/40450?page=3 Поэма Г.Сапгира «Чучело Паскаля»]
- [okno.webs.com/No2/heritage.htm Стихотворение Сапгира «Вместо ответа» и история его написания]
- [booknik.ru/context/all/idaje-ne-zamechu-kak-umrui/ Воспоминания о Генрихе Сапгире Киры Сапгир, Константина Кедрова и Славы Лёна; автобиографические тексты Сапгира]).
- [polylogue.polutona.ru/ Электронный журнал «Полилог-2» (полностью посвящён Сапгиру)]
- [archive.is/20121209231029/elenka-knigolub.livejournal.com/138761.html Сканы «Звездная карусель»]
- Александр Карпенко [reading-hall.ru/publication.php?id=8693 Юбилей поэта Генриха Сапгира. Поэтоград № 3 (104), 2014]
Отрывок, характеризующий Сапгир, Генрих Вениаминович
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Поэты по алфавиту
- Поэты СССР
- Поэты России
- Писатели по алфавиту
- Похороненные на Троекуровском кладбище
- Писатели России XX века
- Русские поэты
- Поэты России XX века
- Поэты Москвы
- Русские писатели XX века
- Детские писатели по алфавиту
- Детские писатели СССР
- Детские писатели России
- Сценаристы мультипликации
- Генрих Сапгир
- Переводчики России
- Переводчики поэзии на русский язык
