Генрих Шотландский, граф Хантингдон

Генрих Шотландский гэльск. Eanric mac Dabíd англ. Henry of Scotland<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Образец серебряного пенни, который чеканился Генрихом Шотландским в Карлайле</td></tr>
граф Хантингдон
февраль 1136 — январь 1138
Предшественник:	Матильда Хантингдонская
Преемник:	Симон де Санлис
апрель 1139 — лето 1141
Предшественник:	Симон де Санлис
Преемник:	Симон де Санлис
граф Нортумбрии
1139 — 12 июня 1152
Предшественник:	титул создан
Преемник:	Вильгельм Лев
Рождение:	ок. 1115
Смерть:	12 июня 1152(1152-06-12)
Место погребения:	аббатство Келсо, Роксбургшир, Шотландия
Род:	Данкельдская династия
Отец:	Давид I Шотландский
Мать:	Матильда Хантингдонская
Супруга:	Ада де Варенн
Дети:	сыновья: Малкольм IV, Вильгельм I Лев, Давид Хантингдонский дочери: Ада Хантингдонская, Маргарита Хантингдонская, Матильда Хантингдонская, Марджори Хантингдонская

Генрих Шотландский (гэльск. Eanric mac Dabíd, англ. Henry of Scotland; ок. 1115 — 12 июня 1152) — англо-шотландский аристократ, второй сын и наследник короля Шотландии Давида I, граф Хантингдон в 1131—1138 и 1139—1141 годах, граф Нортумбрии с 1139 года, активный участник гражданской войны в Англии 1135—1154 годов.

Генрих был верным помощником своего отца, стремившегося расширить Шотландское королевство за счёт Северной Англии. Воспользовавшись ситуацией в Англии, Генрих получил в своё распоряжение Нортумберленд, что повысило благосостояние Шотландии. Однако он не отличался хорошим здоровьем и неожиданно умер в 1152 году, раньше отца. Двое из сыновей Генриха, Малкольм IV и Вильгельм I Лев, впоследствии стали королями Шотландии, а от его младшего сына Давида ведут своё происхождение все шотландские монархи позднего Средневековья и Нового времени, а также современные короли Великобритании.

Биография

Происхождение

Генрих происходил из Данкельдской династии. Его отцом был шотландский король Давид I, 9-й сын короля Малькольма III. Давид унаследовал шотландский трон в 1124 году после смерти своего бездетного брата Александра I, во время правления которого носил титул короля Стратклайда. При этом существовали и другие претенденты на шотландский трон — Уильям Фиц-Дункан, сын короля Дункана II, а также внуки короля Лулаха.

В 1113 году Давид женился на Матильде Хантингдонской. Она была дочерью Вальтеофа, последнего англосаксонского эрла (графа) Нортумбрии, и внучатой племянницей Вильгельма Завоевателя. Матильда была старше Давида, к тому времени она была вдовой Симона I де Санлиса, от брака с которым имела малолетнего сына Симона II. От брака Давида и Матильды родилось двое сыновей и минимум 2 дочери. Старший из сыновей, Малькольм, умер в младенчестве. Существовала легенда, что он был задушен Дональдом Баном, младшим братом короля Малькольма III. 2 дочери также умерли в младенчестве. Единственным сыном Давида I, достигшим зрелого возраста, был Генрих, родившийся около 1115 года.

Брак с Матильдой, вероятно, был заключён исходя из политических соображений: она владела большей частью Южной Берниции (Нортумберлендом) — графством Хантингдонским, в состав которого входили Нортгемптоншир, Хантингдоншир, Бедфордшир и Кембриджшир, а также владениями ещё в 6 английских графствах. Хотя особой политической выгоды этот брак не принёс — формально наследником Матильды был её сын от первого брака, но Давид оказался защитником пасынка, и эти земли увеличили доходы короля. При этом Нортумберленд не был личным владением короля, однако он получил права на него.

Граф Хантингдон

Владея северными частями древних королевств Стратклайд и Берниции, Давид I желал включить в состав своего королевства и их южные части. Ко всему прочему, он по матери был наследником англосаксонской династии Кердика, что давало ему права и на английский престол. Однако он был связан родством и с Нормандской династией — король Англии Генрих I Боклерк был женат на его сестре. С Генрихом I Давида связывали и узы личной дружбы, поскольку английский король помогал молодому Давиду тогда, когда тот оказался в фактическом изгнании в Англии.

В 1130 или 1131 году умерла Матильда Хантингдонская, мать Генриха. Её наследником был Симон II де Санлис, сын от первого брака. Однако Генрих I, желавший, чтобы после его смерти корону унаследовала его дочь Матильда, нуждался в поддержке короля Шотландии. Давид I ещё в 1127 году принёс клятву верности Матильде как граф Хантингдон, сохранил он контроль над владениями жены и после её смерти. Попытки Симона получить своё наследство успехом не увенчались.

1 декабря 1135 года умер Генрих I Английский. Его дочь Матильда находилась в это время в Нормандии, её отсутствием воспользовался племянник Генриха I — Стефан Блуасский, который уже 22 декабря был коронован как английский король. Английские бороны, которые ранее поклялись верности дочери Генриха I, признали Стефана королём, однако Давид Шотландский вторгся в Англию, захватив Карлайл, Норгем, Алник, Уорк и Ньюкасл, в феврале он добрался до Дарема. Стефан двинулся с армией ему навстречу. Понимая, что у него нет возможности победить Стефана, Давид предпочёл заключить мир (так называемый Первый Даремский договор), по которому Стефан передавал королю Шотландии Хантингдон, Карлайл и Донкастер. Кроме того, Давиду практически была обещана Нортумбрия. При этом Давид не пожелал приносить Стефану феодальную присягу, в результате оммаж Стефану за Хантингдон, Карлайл и Донкастер в Йорке принёс его наследник Генрих.

Битва штандартов и приобретение Нортумбрии

Обладая значительными владениями в Англии и опираясь на силы Шотландского королевства, Генрих занял одно из ведущих мест при английском короле. Однако мир между королями Англии и Шотландии был недолгим. Во время празднования Рождества 1137 года Генрих посетил королевский двор. За праздничным столом Стефан разместил Генриха, который был наследником короля Шотландии (и близким родственником жены короля Англии) на почётном месте по правую руку от себя (втором месте после короля). Оказанные почести возмутили архиепископа Кентерберийского и Ранульфа де Жернона, графа Честера, которые считали, что на территории Англии подданные иностранного государства не сохраняют свой высокий ранг, и покинули двор, чем оскорбили принца. Кроме того, граф Честер имел претензии на Карлайл, который был дарован Генриху Шотландскому. Возможно, недоволен был и единокровный брат Генриха, Симон II де Санлис, претендовавший на Хантингдон как наследство матери.

Король Шотландии, узнав о нанесённом сыну оскорблении, в гневе отозвал его из Англии и препятствовал его возвращению туда. Он разорвал договор с королём Англии и стал угрожать войной. Архиепископу Йоркскому удалось примирить стороны, заключив перемирие до декабря 1137 года. Но после его окончания мир всё же оказался нарушен. Давид I потребовал в качестве возмещения за нанесённое Генриху оскорбление Нортумберленд. Однако в это время Стефан обрёл уверенность, заключив соглашение с Матильдой Английской и её мужем, Жоффруа Анжуйским. Он отказался выполнить требование шотландского короля. В итоге в январе 1138 года Давид I возобновил войну и вторгся в Нортумберленд.

Командовал шотландской армией Уильям Фиц-Дункан, Генрих возглавлял один из отрядов. Давид при этом использовал знамя, на котором был изображён уэссекский дракон — символ королей из династии Кердика. Возможно, что шотландцам бы и сопутствовал успех, но смешанная армия, в которой наряду с шотландцами были лотианские англы, норвежцы с островов, нормандские искатели приключений и полудикие жители княжества Галлоуэя, зависящего от Шотландии, не смогла удержаться от грабежей. Королю удалось оградить от разорения монастыри, но Северная Англия была опустошена. В итоге шотландской армии пришлось столкнуться с враждебностью местного населения.

Из Нортумберленда шотландцы двинулись к Йоркширу. Их вероятной целью был захват всей Северной Англии до Ланкашира и Тиса. Навстречу им выступил Стефан, но вскоре он был вынужден отступить к Дарему. В это время на юге восстал граф Роберт Глостерский, незаконнорождённый сын Генриха I, решивший поддержать свою единокровную сестру Матильду. Давид, узнав о восстании, выступил навстречу графу Глостеру.

22 августа шотландская армия около Норталлертона наткнулась на армию Стефана, где произошло сражение, получившее название «битва штандартов». В ней принял участие и Генрих, который вёл в атаку кавалерию южношотландских и североанглийских рыцарей. Ему удалось отбросить англичан, однако, увлёкшись преследованием, отряд Генриха оторвался от основных сил. Один из английских воинов, подняв отрубленную голову, закричал, что король Шотландии убит, что привело в замешательство голуэйцев, которые к тому времени понесли тяжёлые потери. Поверив уловке, они бросились бежать, сминая стоявшие за ними войска, за ними бросились и англы. Король Давид пытался остановить бегство, но его охранники не дали ему это сделать, увезя его прочь. Но, несмотря на начавшуюся бойню, Давид смог собрать армию, отступив с нею к Карлайлу. Туда же прибыл и Генрих со своими рыцарями. По словам хрониста Эйлреда из Риво, Генрих единственный из спасающихся бегством шотландских рыцарей сохранил присутствие духа и в то время, как остальные сбросили свои доспехи, держал их при себе и отдал некому бедняку, чтобы тот их продал.

Когда в Карлайле Давид I начал переформировывать армию, туда прибыл папский легат, пытаясь примирить королей. Хотя Давид отказался от мира, легату удалось уговорить его на перемирие. После этого легат уговорил короля Стефана предложить мир Шотландии, тот же поручил вести мирные переговоры своей жене, Матильде Булонской. Она встретилась в Дареме с принцем Генрихом, где они смогли договориться. В итоге 9 апреля 1139 года был заключён так называемый Второй Даремский договор. Согласно его условиям, принц Генрих становился графом Нортумберленда, получив под управление территорию между Тисом и Твидом за исключением Ньюкасла и Бамборо, а также ему был возвращён конфискованный в 1138 году титул графа Хантингдона. Взамен двух городов Генрих должен был получить два равноценных города на юге. Со своей стороны Генрих должен был соблюдать и уважать права и обычаи полученных им владений, а также привилегии архиепископа Йорка и епископа Дарема.

Правление Генриха в Нортумбрии

По итогам Второго Даремского договора в 1139 году под контроль Генриха Шотландского перешла вся Англия к северу от Тайна. В своих новых владениях молодой принц, по свидетельству хронистов, пользовался популярностью. Он славился рыцарственностью, был «гордостью юношей, славой рыцарей, радостью стариков». Вскоре Генрих женился на Аде де Варенн, представительнице одного из наиболее знатных и влиятельных англонормандских родов, члены которого в период противостояния Стефана Блуаского и императрицы Матильды были верными соратниками короля. Вероятно, брак был заключён под влиянием короля Стефана.

В течение лета Генрих сражался на стороне Стефана. Во время осады замка Ладлоу Генрих спас короля от плена, после того как тот лишился лошади. В 1140 году в Англии разразилась Гражданская война. Ранульф де Жернон, граф Честер, который всё ещё был недоволен тем, что Стефан отдал север Англии Генриху Шотландскому, решил устроить Генриху засаду, когда тот будет возвращаться от Стефана после Рождества. До Стефана дошли слухи о планах графа Честера, и он сам сопроводил Генриха на север. Это привело к тому, что Ранульф перешёл на сторону Матильды Английской.

Однако летом 1141 года Стефан лишил Генриха владений в Хантингдоншире и Нортгемптоншире, передав их вместе с титулом графа Хантингдона своему верному соратнику Симону II де Санлису, хотя точное положение Симона в графстве остаётся вопросом дискуссионным. В результате шотландцы покинули Стефана.

На протяжении следующего десятилетия Генрих в целом сохранял лояльность Стефану, за исключением короткого периода после пленения короля в битве при Линкольне, однако активного участия в военных действиях в Средней Англии не принимал, сосредоточившись на управлении своими владениями. Известно, что граф оказывал покровительство монастырям и церквям и основал в Камберленде аббатство Холмултрам, дочерний монастырь шотландского Мелроуза. В Нортумберленде Генрих чеканил собственную монету (в Корбридже, Карлайле и Бамборо) и проводил практически независимую от английского короля политику.

Мир в северных графствах в период правления Генриха резко контрастировал с анархией и непрерывными военными действиями между сторонниками Стефана и императрицы Матильды в Средней и Южной Англии. Конфликт с Ранульфом де Жерноном был урегулирован в 1149 году, когда Генрих передал графу Честеру свои владения в Ланкашире в обмен на его отказ от претензий на Карлайл, а также предложил ему жениться на своей дочери. Во время пребывания в Карлайле в 1149 году Генрих Плантагенет, сын императрицы Матильды и будущий король Англии, был посвящён в рыцари Давидом I и обещал после своего вступления на престол уступить Давиду I (по другой версии, Генриху Шотландскому) весь Нортумберленд от Тайна до Туида, включая Ньюкасл.

Смерть

Генрих был признанным наследником шотландского престола. К 1144—1145 годам относятся свидетельства об использовании в отношении Генриха титула «будущий король», хотя он так и не был коронован. Однако он, вероятно, не обладал крепким здоровьем. Генрих тяжело болел в 1140 году, когда его выздоровление было приписано вмешательству посетившего шотландский двор ирландского реформатора Святому Малахии.

12 июня 1152 года граф Генрих неожиданно скончался, оставив трёх малолетних сыновей. Его смерть потрясла Давида, который пережил сына на год, после чего шотландский престол унаследовал старший сын Генриха — юный Малкольм IV. Другой сын, Вильгельм (будущий король Вильгельм Лев), унаследовал Нортумберленд.

Брак и дети

Жена: с 1139 года Ада де Варенн (ум. 1178), дочь Вильгельма де Варенна, 2-го графа Суррей, и Элизабет де Вермандуа. Их дети:

• Малкольм IV (20 марта 1142 — 9 декабря 1165), король Шотландии с 1153, граф Хантингдон с 1157;
• Вильгельм I Лев (1143 — 4 декабря 1214), король Шотландии с 1165, граф Нортумбрии в 1152—1157, граф Хантингдон в 1165—1174 и 1185;
• Маргарита Хантингдонская (ок. 1144/1145 — 1201); 1-й муж: с 1160 Конан IV (ок. 1138 — 18 или 20 февраля 1171), герцог Бретани в 1156—1166, граф Ричмонд с 1146, граф Ренна с 1158; 2-й муж: с 1171 Хамфри IV де Богун (ум. ок. 1180/1182), лорд Троубридж и констебль Англии с 1176;
• Давид Хантингдонский (ок. 1144 — 17 июня 1219), граф Хантингдон в 1185—1215 и 1218—1219;
• Ада Хантингдонская (ок. 1146/1148 — 11 января после 1205); муж: с 1162 Флорис III (ок. 1140 — 1 августа 1190), граф Голландии с 1157, граф Росс в 1162;
• Матильда Хантингдонская (ум. 1152);
• Марджори Хантингдонская (возможно, незаконнорожденная); муж: Гилкрист (ум. ок. 1207/1211), мормэр Ангуса.

Литература

• Мак-Кензи Агнес. Рождение Шотландии / Перевод, научная ред., вступит. статья С. В. Иванова. — СПб.: Евразия, 2003. — 336 с. — (Clio fundationis). — 1 500 экз. — ISBN 5-8071-0120-0.
• Эплби Джон Т. Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов / Пер. с англ. Е. В. Ламановой. — М.: ЗАО Центрополиграф, 2014. — 413 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9524-5133-9.
• Davis R. H. C. [books.google.co.uk/books?id=GrQOvl8MXDgC&printsec=frontcover&source=gbs_ge_summary_r&cad=0 King Stephen]. — London: Longman, 1977. — ISBN 0-582-48727-7.
• Dunbar Sir Archibald H., Bt. [archive.org/details/scottishkingsrev00dunbuoft Scottish Kings, a Revised Chronology of Scottish History, 1005 - 1625]. — Edinburgh, 1899. — 488 p.
• Duncan A.A.M. [books.google.ru/books?id=ssh4PgAACAAJ&dq=isbn:9780901824837&hl=ru&sa=X&ei=uTkZVLZaxsjIA92vgpgM&redir_esc=y Scotland: Making of the Kingdom]. — Edinburgh: Mercat Press, 1975. — 705 p. — ISBN 978-0-901824-83-7.
• Oram Richard. [books.google.ru/books/about/David_I.html?id=KKZnAAAAMAAJ&redir_esc=y David: The King Who Made Scotland]. — Gloucestershire: Tempus, 2004. — 255 p. — ISBN 9780752428253.
• Poole A. L. [books.google.ru/books?id=m8CnngEACAAJ&dq=isbn:0192852876&hl=ru&sa=X&ei=IzoZVLbZEen8ygPRmICgAw&redir_esc=y From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. Volume 3 of Oxford history of England]. — Oxford: Oxford University Press, 1956. — 541 p. — ISBN 0-19-285287-6.
• Stringer Keith. [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/12956 Henry, earl of Northumberland (c.1115–1152)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/SCOTLAND.htm#Henrydied1152 Kings of Scotland 1034-1290] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 17 сентября 2014.

Генрих Шотландский, граф Хантингдон — предки

Кринан Тан (ум. 1045) светский аббат Данкельда, мормэр Атолла               Дункан I Добрый (ок. 1001 — 14 августа 1040) король Стратклайда и Альбы (Шотландии)                       Беток шотландская принцесса               Малькольм III Кэнмор (1031 — 13 ноября 1093) король Шотландии                             Сибилла Нортумбрийская                         Давид I (ок. 1080 — 24 мая 1153) король Шотландии                                   Эдмунд Железнобокий (ок. 990 — 30 ноября 1016) король Англии               Эдуард Этелинг (1016 — февраль 1057) англосаксонский принц                       Эльдгита                 Маргарита Святая (ок. 1046/1053 — 16 ноября 1093) англосаксонская принцесса                             Агата (ум. после 1067)                         Генрих Шотландский граф Хантингдон                                         Бьорн Берссон ярл               Сивард (ум. 26 марта 1055) эрл Нортумбрии                       Вальтеоф (ум. 31 мая 1076) граф Нортумбрии                             Элдред (ум. 1039) эрл Берниции               Эльфледа Нортумбрийская                         Матильда Хантингдонская (ок. 1071/1076 — 23 апреля 1130/22 апреля 1131) графиня Хантингдон                                   Эсташ (Евстахий) I (ум. ок. 1049) граф Булони               Ламберт II Булонский (ум. 1054) граф Ланса                       Матильда Лувенская (ок. 990/1000 — ?)                 Юдита Лансская (1054 — после 1086)                               Роберт II Дьявол (ок. 1000 — 3 июля 1035) герцог Нормандии               Аделаида Нормандская (ум. 1082/1084)

Отрывок, характеризующий Генрих Шотландский, граф Хантингдон

Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.