Генрих де Феррьер

Генрих де Феррьер (фр. Henri de Ferrières; ум. до 1101) — нормандский рыцарь, участник нормандского завоевания Англии, основатель английского дворянского рода Феррерс, впоследствии — графов Дерби.

Биография

Генрих был сыном некрупного нормандского феодала Гошелена (или Валкелина) де Феррьер, владельца сеньории Феррьер в Центральной Нормандии, в долине реки Рисль на территории современного департамента Эр. По свидетельству Вильяма Жюмьежского Гошелен де Феррьер погиб в 1040 год в стычке с Гуго де Монфором.

О Генрихе де Феррьере известно мало. Вероятно, он участвовал в нормандском завоевании Англии и сражался в битве при Гастингсе в 1066 году, поскольку король Вильгельм I в течение последующих нескольких лет передал Генриху обширные земельные владения в Англии. О его участии в сражении также упоминает Роберт Вас. Очевидно непосредственно после завоевания Генрих де Феррьер служил кастеляном замка Стаффорд. Около 1067 года он получил от короля ряд владений в Беркшире и Уилтшире, конфискованные у Годрика, бывшего англосаксонского шерифа Беркшира. К концу 1068 года Генриху были также пожалованы земли другого англосаксонского тэна в Бакингемшире, Ноттингемшире, Беркшире и Эссексе. В 1070 году в его владение перешёл уэпентейк Эпплтри, охватывающий значительную часть южного Дербишира, уступленный Генриху де Феррьеру Гуго д'Авраншем, ставшим в то время графом Честера. Наконец в 1071 году, после подавления последнего англосаксонского восстания, Генрих получил обширные земли Сиварда Барна, соратника Хереварда, который сражался с норманнами на острове Или. Помимо маноров в Беркшире и Эссексе, владения Сиварда включали земли в Глостершире, Уорикшире, Ноттингемшире и Дербишире. По данным «Книги страшного суда» к 1085 году Генрих де Феррьер располагал 210 манорами в различных частях Английского королевства, главным образом в Дербишире и Лестершире.

В качестве своей главной резиденции Генрих выбрал замок Татбери (первоначально в Дербишире, в настоящее время — в Стаффордшире), который он значительно укрепил и рядом с которым основал монастырь. Кроме того Генрих построил замок Пилсбери в западном Дербишире и замок Даффилд, охраняющий переправу через Деруэнт. Обе этих крепости представляли собой классические нормандские сооружения типа «motte and bailey», лишь в XII веке перестроенные в камне. Генрих де Феррьер, очевидно, был крупнейшим землевладельцем Дербишира и Стаффордшира и принадлежал к высшему слою англонормандской аристократии. В 1086 году он участвовал в проведении переписи на территории западной части Средней Англии, результаты которой легли в основу «Книги страшного суда». Скончался Генрих де Феррьер не позже 1101 года и был похоронен в Татбери.

Брак и дети

Генрих де Феррьер был женат на некой Берте, чьё происхождение не установлено. Их дети:

• Ингенульф (или Гильом) де Феррьер, наследник нормандских владений отца, участник битвы при Таншбре, в которой был пленён, основатель французского дворянского рода сеньоров де Феррьер и де Шамбре, пресёкшегося в 1502 году. Ингенульф также владел землями в Англии (Лечлейд в Глостершире и Окем в Ратленде), которые в начале XIII века через его правнучку перешли во владение дома Мортимеров. Внук Ингенульфа — Валшелен де Феррьер, был одним из близких соратников английского короля Ричарда Львиное Сердце.
• Вильгельм де Феррьер (ум. при жизни отца; возможно, не существовал, а этим именем называли Ингенульфа);
• Роберт де Феррьер (ум. 1139), 1-й граф Дерби (c 1138), наследник английских владений отца, участник битвы Штандартов 1138 года, женат на некой Хависе, дочери либо Андре де Витре, либо Гуго II де Лаваля, основатель английского дворянского рода Феррерсов;
• Амиция де Феррьер, вероятно была замужем за Нигелем де Альбини, сеньором Кайноу (Бедфордшир), младшим сыном Вильгельма де Альбини, соратника Вильгельма Завоевателя.

Потомками Генриха де Феррьера являлись, в частности, король Георг I, Джордж Вашингтон, Уинстон Черчилль и принцесса Диана..

Ссылки

• [patp.us/genealogy/conq/ferrers.aspx Генрих де Феррьер и нормандское завоевание Англии]  (англ.)
• [fmg.ac/Projects/MedLands/NORMAN%20NOBILITY.htm#_Toc160529799 Генеалогия Генриха де Феррьера и его потомков на сайте Фонд средневековой генеалогии]  (англ.)
• [racineshistoire.free.fr/LGN/PDF/Ferrers.pdf Генеалогия дома Феррерс (де Феррьер) на сайте Racines et Histoire]  (фр.)
• [privatewww.essex.ac.uk/~alan/family/N-Ferrers.html Перечень маноров Генриха де Феррьера в Дербишире]  (англ.)

Литература

• Costambeys M. Ferrers, Henry de (d. 1093x1 100) //Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford, 2004.
• Turbutt G. A History of Derbyshire. Volume 2: Medieval Derbyshire. — Cardiff: Merton Priory Press, 1999.
• Роберт Вас. Роман о Ру.
• Гийом Жюмьежский. Деяния герцогов Нормандии. Под ред. Elisabeth Van Houts. — Oxford: Clarendon Press, 1992—1995.
• Книга страшного суда.

Отрывок, характеризующий Генрих де Феррьер

Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.