Генрих II Плантагенет

Генрих II Henry II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Генрих II на миниатюре XII -XIII веков</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Англии
25 октября 1154 — 6 июля 1189
Коронация:	19 декабря 1154
Предшественник:	Стефан Блуаский
Преемник:	Ричард I Львиное Сердце
Герцог Нормандии
1150 — 6 июля 1189
Предшественник:	Жоффруа Плантагенет
Преемник:	Ричард I Львиное Сердце
Граф Анжу, Мэна и Тура
7 сентября 1151 — 6 июля 1189
Предшественник:	Жоффруа Плантагенет
Преемник:	Ричард I Львиное Сердце
Герцог Аквитании
1152 — 6 июля 1189
Предшественник:	Алиенора Аквитанская
Преемник:	Ричард I Львиное Сердце
По праву жены
Соправитель:	Алиенора Аквитанская
Рождение:	5 марта 1133(1133-03-05) Ле-Ман, графство Мэн
Смерть:	6 июля 1189(1189-07-06) (56 лет) Шинон, графство Анжу, империя Плантагенетов
Место погребения:	Аббатство Фонтевро, Франция
Род:	Плантагенеты
Отец:	Жоффруа V, граф Анжу
Мать:	императрица Матильда
Супруга:	Алиенора Аквитанская
Дети:	сыновья: Уильям, Генрих, Ричард I, Джеффри II, Иоанн I дочери: Матильда, Алиенора, Иоанна От любовницы: сыновья: Джеффри, Уильям, Питер

Ге́нрих II Плантагене́т по прозвищу Короткий Плащ (англ. Henry II Curtmantle, фр. Henri II Court-manteau; 5 марта 1133 — 6 июля 1189) — герцог Нормандии с 1150 года, граф Анжу, Мэна и Тура с 1151 года, король Англии с 1154 года, суверен Ирландии в 1171—1175 годах, старший сын Жоффруа V Плантагенета, графа Анжу, Мэна и Тура, и Матильды Английской. Генрих II был первым королём Англии из династии Плантагенетов, одним из самых могущественных монархов XII века, владения которого простирались от Пиренеев до Шотландии.

Биография

Юность

Генрих II был старшим из трёх сыновей Жоффруа V Плантагенета, графа Анжу, Мэна и Тур, и Матильды Английской, дочери английского короля Генриха I. Генрих родился 5 марта 1133 в Ле-Мане (графство Мэн). Кроме него в этом браке родилось ещё двое сыновей — Жоффруа (род. 1 июня 1134) и Гильом (род. в августе 1136).

Детство Генрих провёл при дворе своего отца в Анжу. Как старший сын Жоффруа V Генрих являлся наследником графств Анжу, Мэн и Турень. По матери он мог претендовать на престол Нормандии и Англии.

После смерти в 1135 году Генриха I его дочь, императрица Матильда, должна была унаследовать английскую корону, однако престол захватил племянник умершего короля Стефан Блуаский. Это положило начало долгой гражданской войне в Англии между сторонниками короля Стефана и императрицы Матильды. Хотя весной 1141 года Матильде удалось добиться своего избрания королевой Англии и занять Лондон, уже осенью её войска были разбиты и власть в Англии вновь перешла к Стефану. Более успешно развивались военные действия в Нормандии: войска Жоффруа V в 1142—1144 годах захватили большую часть герцогства, в 1144 году был взят Руан, а Жоффруа V был провозглашён герцогом Нормандии. В этот период Генрих находился вместе со своей матерью в Бристоле, который служил центром территорий, контролируемых сторонниками императрицы в Англии. Здесь юный принц познакомился с выдающимся английским учёным и путешественником Аделардом Батским, который принял участие в обучении Генриха. В 1144 году Генрих вернулся в Нормандию, где продолжил своё образование под руководством Гильома Конхезия, видного французского философа своего времени.

В 1147 году юный Генрих был вновь послан своим отцом в Англию во главе небольшого отряда анжуйских и нормандских рыцарей с целью активизировать борьбу против Стефана Блуаского. Эта экспедиция, однако, потерпела крах. Спустя несколько месяцев после высадки Генриха скончался Роберт Глостерский, глава партии императрицы Матильды в Англии. Войска молодого принца потерпели поражения от армии Стефана при Криклейде и Буртоне, и лишь великодушие короля, оплатившего его расходы на возвращение в Нормандию, позволило Генриху избежать катастрофы и вернуться на континент. В феврале 1148 года Англию покинула и императрица Матильда.

Новая попытка добиться английской короны была предпринята Генрихом в 1149 году. Он высадился в Северной Англии и вошёл в контакт с наиболее влиятельными приверженцами Матильды — шотландским королём Давидом I и Ранульфом де Жерноном, графом Честером. В Карлайле Генрих был посвящён в рыцари королём Давидом I. Однако организованная совместная атака на Йорк провалилась: Стефану Блуаскому удалось в короткое время собрать значительную армию и двинуться навстречу отрядам Генриха и Давида. Принц отступил в Глостершир, где на протяжении осени 1149 года оборонялся от непрекращающихся набегов Евстахия Булонского, сына короля Стефана. Единственным успехом Генриха стал его рейд в Девон и захват Бридпорта. В январе 1150 года Генрих Плантагенет вновь вернулся в Нормандию.

Вступление на престол

По возвращении в Нормандию Генрих столкнулся с агрессией французского короля Людовика VII, своего сюзерена, который выдвинул претензии на Вексен и поддержал операции Евстахия Булонского в Нормандии. Военные действия были неудачны для анжуйцев. В конце 1151 года Генрих добился перемирия ценой уступки Людовику VII Жизора и нормандской части Вексена. В том же году скончался Жоффруа Плантагенет, в результате чего Генрих стал графом Анжу, Турени и Мэна, а также единоличным герцогом Нормандии.

Неудачи в Англии и Вексене в начале 1152 года удалось с избытком компенсировать: 18 мая 1152 года Генрих сочетался браком с Алиенорой Аквитанской. Алиенора была правительницей огромного герцогства Аквитания, занимавшего территорию всей юго-западной Франции от Пуату до Пиренеев и от Бордо до Оверни и границ Священной Римской империи. В течение четырнадцати лет Алиенора состояла в браке с французским королём Людовиком VII, однако их отношения не сложились, и 21 мая 1152 года их брак был расторгнут. Покинув излишне благочестивого и слишком строгого короля, Алиенора через два месяца вышла замуж за юного герцога Генриха. В результате их брака под властью Плантагенета оказалась практически вся западная Франция, территория по площади и населению в несколько раз большая, чем земли, находящиеся под контролем самого французского короля. Эти территории, каждая с собственными правовой системой, местной элитой, административным аппаратом и традициями, были объединены лишь персоной своего правителя — Генриха Плантагенета. И несмотря на взаимные отличия Аквитании, Анжу и Нормандии, комплекс этих земель являлся ядром того образования, которое получило у историков название «Анжуйская империя» и которое стало доминирующей силой в политической жизни Западной Европы второй половины XII века. Приобретя обширные владения на континенте, Генрих возобновил свои попытки завоевать английскую корону. К этому времени позиции Стефана Блуаского существенно ослабли из-за конфликта с архиепископом Кентерберийским и папой Евгением III. В 1153 году войска Генриха высадились в Англии. Вскоре ему удалось захватить Мальмсбери, обеспечив тем самым контроль над западной частью Средней Англии. Затем герцог двинулся через Глостер и Ковентри на север и занял Уорик, Лестер, Татбери, Дерби и Бедфорд. После этого Генрих повернул к Темзе и двинулся на Уоллингфорд, осаждаемый армией короля Стефана. К этому времени английские бароны убедили Стефана в необходимости компромисса. У Уоллингфорда состоялась встреча герцога и короля и согласованы условия перемирия. Гибель в августе 1153 года Евстахия Булонского, старшего сына Стефана, открыла возможности для достижения прочного мира. При посредничестве архиепископа Теобальда и Генриха Блуаского были разработаны условия Вестминстерского договора, положившего конец долгой гражданской войне в Англии. Стефан признал Генриха своим наследником на английском престоле, а тот в свою очередь принёс присягу верности королю и гарантировал неприкосновенность земельных владений его сына Вильгельма. В начале 1154 года в Оксфорде английские бароны принесли оммаж Генриху как наследнику короны Англии. 25 октября 1154 года Стефан скончался. На английский престол вступил Генрих II Плантагенет.

Внешняя политика Генриха II

Отдав в 1151 году крепость Вексен, Генрих II после коронации стал требовать его возвращения. В 1158 году французский король передал Вексен в качестве приданого своей старшей дочери Маргариты, вышедшей замуж за Генриха Молодого.

В 1157 году Генрих начал наступление на Уэльс. В 1158 году ему удалось сделать правителей Уэльса своими вассалами. Но дальнейшие попытки Генриха напрямую включить Уэльс в своё королевство потерпели крах. После 1165 года завоевание Уэльса было отложено.

Сразу после восшествия на английский престол Генрих II заявил (как муж Алиеноры) о претензиях на графство Тулузу. В 1159 году он напал на Тулузу и захватил графство Каор. При поддержке Людовика VII Раймунду V удалось отстоять своё графство.

В 1160 году Генрих II сблизился с одним из союзников по тулузской кампании — с Рамоном Беренгером IV графом Барселоны. Два правителя заключили союз, а также решили обручить своих маленьких детей Ричарда и Дульсу.

Владея после смерти брата Жоффруа южной Бретанью, Генрих II планировал подчинить и северную. В 1166 году он вторгся в Бретань и принудил Конана отречься от титула герцога в пользу дочери Констанции, опекуном которой стал сам Генрих II. В дальнейшем она станет женой Жоффруа, третьего сына Генриха II. В 1168 году, пытаясь лишить недовольных аквитанских баронов (совершавших нападение даже на кортеж Алиеноры) поддержки Парижа, Генрих решил обручить своего сына Ричарда с Алисой, дочерью Людовика VII. В 1177 году Генрих II купил графство Марш.

Ирландия

Генрих в 1158 году получил у папы Адриана IV — англичанина по происхождению — буллу на завоевание Ирландии. Предполагалось, что королём Ирландии станет младший брат Генриха, Вильгельм. Но Вильгельм скоро умер, и ирландский проект был отложен. Вновь актуальным он стал в 1166 году. Король Лейнстера Диармайд мак Мурхада был изгнан из своих владений верховным королём Ирландии Руайдри Уа Конхобайром. Диармайд приехал в Аквитанию, где просил помощи у Генриха II. Английский король, занятый континентальными делами, выдал Диармайду грамоту, по которой тот мог нанимать войска. Союзником короля Лейнстера оказался Ричард де Клэр, ставший зятем и наследником Диармайда. В 1167—1171 годы английские рыцари восстановили Диармайда и начали борьбу за власть над всем островом. Чрезмерное усиление вассалов вызвало обеспокоенность Генриха, который планировал реквизировать их английские владения. Ричард де Клэр предложил стать вассалом короля Генриха II в качестве лорда Лейстера. В 1171 году Генрих II во главе крупного войска (240 кораблей, 500 рыцарей, 400 пехотинцев и лучников) прибыл из Франции с армией и провозгласил себя правителем Ирландии. Получив клятву верности от местных правителей и духовенства, 17 апреля 1172 года Генрих покинул остров, чтобы встретиться с легатами папы.

После отъезда Генриха II борьба между англичанами и ирландцами продолжалась. Западная часть острова продолжала оказывать сопротивление. В 1177 году королём Ирландии был провозглашен сын Генриха Иоанн. 25 мая 1185 года в качестве правителя он высадился в Уотерфорде во главе войска из 300 рыцарей и нескольких сотен лучников. Но поход Иоанна провалился, а его войска были разбиты.

Внутренняя политика Генриха II

Светские реформы

Генрих II большую часть своего правления провёл в разъездах. Он лишил своих баронов права судить, законы короля были поставлены выше местных законов. В 1166 году был создан суд обвинительных присяжных. Присяжные, выбранные из каждой сотни (по 12 человек) и в каждой деревне (по 4 человека), должны были под присягой сообщать шерифу и судьям о подозрительных лицах — потенциальных разбойниках, убийцах, грабителях. Подозрительные лица принуждались к «Божьему суду».

Генрих стремился уничтожить те замки, что незаконно были созданы во время гражданской войны. Для борьбы с уклонением от военной службы, он ввёл новый налог — «щитовые деньги». Этот налог, который королю платили все свободные землевладельцы, позволил королю содержать наёмное войско; он заменил собой существовавшую 40-дневную военную службу в году за лен. В 1184 году «Лесной асизой» все леса королевства провозглашались собственностью короля.

Церковная политика

В отношении церкви Генрих II продолжил политику своих предшественников из Нормандской династии. Церковь по-прежнему считалась неотъемлемой частью английского государства и часто использовалась в целях пополнения королевского бюджета. В 1159 году, в частности, священнослужители были обложены крупным налогом для финансирования Тулузской кампании короля. Генрих II также полностью контролировал процедуру избрания епископов и аббатов и подолгу держал вакантными церковные должности для изъятия соответствующих доходов в свою пользу. Одним из главных проводников этой политики короля был его канцлер Томас Бекет. В то же время, слабость королевской власти в период анархии 1135—1154 годов и быстрое развитие церковного права в результате деятельности архиепископа Теобальда, существенно расширили сферу церковной юрисдикции за счёт прерогатив короля. Церковные суды присвоили себе исключительное право отправления правосудия в отношении священнослужителей, а также в отношении значительного числа дел, связанных с нарушением обязательств, в том числе касательно светских фьефов и исков о взыскании задолженности. Ситуацию осложнял тот факт, что к священнослужителям, совершившим преступление, церковные суды обычно применяли в качестве санкции лишь наложение некрупного штрафа. По свидетельству Уильяма Ньюбургского, со времени восшествия Генриха II на английский престол до 1163 года английскими священнослужителями было совершено более 100 убийств. Очевидно, именно с целью поставить церковную судебную систему под контроль светской власти король добился после смерти Теобальда избрания архиепископом Кентерберийским и примасом Англии в 1162 году своего канцлера Томаса Бекета. Однако эти расчёты оказались ошибочными: Бекет, не обладавший особым авторитетом в церковных кругах ни как теолог, ни как благочестивый праведник, был выдающимся администратором и амбициозным политиком. Сразу после своего избрания архиепископом он сложил с себя функции канцлера и посвятил свою жизнь бескомпромиссному отстаиванию интересов церкви.

В январе 1164 года Томас Бекет не поддержал «Кларендонские постановления» короля Генриха, так как считал их наступлением на церковные свободы. 8 октября 1164 года король вызвал архиепископа на суд, но вместо этого Томас Бекет бежал во Францию под защиту Людовика VII Французского. Конфликт архиепископа Кентерберийского и короля длился 6 лет, лишь в 1170 году в связи с коронацией Генриха Молодого произошло их примирение. Первоначально коронацию за отсутствием Бекета провели архиепископ Йоркский и епископы Лондонский и Солсберийский, но после протеста Бекета, поддержанного папой произошла встреча короля и Бекета, примирение и вторичное коронование Генриха Молодого и его жены.

Убийство Томаса Бекета

После возвращения в Англию Томас Бекет продолжил борьбу со своими противниками (отрешая от должностей и отлучая от церкви), что вызвало недовольство короля. Чуть ранее римский папа пригрозил наложить интердикт на Англию, если Бекет будет арестован. Легенда гласит, что Генрих в гневе произнёс фразу: «Неужели нет никого, кто освободил бы меня от этого попа». Четыре рыцаря Генриха: Реджинальд Фитц-Урс, Хьюг де Моревиль, Уильям де Траси и Ричард ле Бретон, услышав это, восприняли слова короля как приказ и решили действовать.

29 декабря 1170 года они вошли в Кентерберийский собор, где находился Томас Бекет и, обвинив его в преступлениях против короля Генриха, потребовали покинуть Англию. После того, как тот отказался, они ушли и, вернувшись с оружием, убили Бекета. После убийства архиепископ Нормандский наложил на Англию интердикт, снятый папой римским Александром III. 21 февраля 1173 года Бекет был канонизирован, а 12 июля 1174 года к гробнице Томаса Бекета приходил с покаянием босой Генрих II

Восстания сыновей и гражданская война

Кризис 1173 года

Попытки Генриха разделить его владения среди его многочисленных детей вызывали скандалы. Генрих Молодой был коронован, титуловался королём Англии, правителем Нормандии, Бретани, Анжу, Мэна, но не владел ничем. Ричард, которому должна была принадлежать Аквитания, мог быть недовольным тем, что Генрих после обручения дочери Алиеноры пообещал передать Гасконь Кастилии после смерти Алиеноры Аквитанской. К тому же невесту Ричарда Алису называли любовницей Генриха II.

Генрих II желая женить сына Иоанна на наследнице Гумберта III Морьенского выделил из владений Генриха Младшего три замка в Анжу — Шинон, Лудён, Мирбо. В ответ в марте 1173 года Генрих Молодой потребовал передачи полной власти над одним из его «владений», а также доходов с них. Генрих II, не желая делить власть, отказал. Генрих Молодой бежал ко двору Людовика VII, где вскоре к нему примкнули братья Ричард и Жоффруа, а Алиенора возглавила мятеж аквитанских баронов. Баронские мятежи вспыхнули в Англии и Бретани. На север Англии вторглись шотландцы. В такой ситуации Генрих II нанял наёмников и стал бить войска своих противников по отдельности. При попытке бегства в Париж Алиенора попала в плен к мужу, где провела 12 лет. В сентябре 1173 года мятеж был подавлен.

Кризис 1180-х

В 1182 году Генрих II потребовал у младших сыновей принести вассальную клятву Генриху Молодому. Ричард отказался. Генрих II примирил сыновей, но в начале 1183 года Жоффруа и Генрих Молодой поддержали бунтовавших против Ричарда вассалов. Тот в ответ разорил Бретань. Генрих II поддержал Ричарда, но после того как 11 июня Генрих Молодой умер, война быстро окончилась.

В сентябре 1183 года Генрих II пригласил к себе Ричарда и Иоанна. Король предложил своему наследнику Ричарду передать Иоанну Аквитанию в качестве лена. Ричард, не желая быть сеньором без владений (как его брат Генрих Молодой), попросил отсрочки, а сам бежал в Аквитанию. В свою очередь Жоффруа, узнав о том, что его младший брат Иоанн должен стать правителем Аквитании, потребовал присоединения к Бретани графства Анжу, Мена и Турени.

Конфликтом также поспешил воспользоваться король Франции, потребовавший возвращения Вексена (приданого сестры Маргариты). Не желая терять Вексен, Генрих заключил договор с Филиппом, по которому Маргарите вплоть до её следующего брака выплачивалась пенсия в 2700 фунтов, Генрих приносил клятву за свои континентальные владения, а Вексен становился приданым Алисы, которая должна была выйти замуж за одного из сыновей английского короля.

В 1184 году Генрих приказал Иоанну силой отобрать Аквитанию у Ричарда. Иоанну помогал Жоффруа, и поэтому Ричард вновь разорил южную Бретань. Одновременно Генрих пытался привлечь к конфликту Фридриха Барбароссу, дочь которого сосватали за Ричарда. Но невеста не дожила до конца года.

Осенью 1184 года Генрих вызвал сыновей в Англию и пытался их примирить. Ради этого он даже освободил жену Алиенору, но в 1185 году конфликт сыновей продолжился. В 1186, в очередной раз ища помощи у Филиппа Французского, погиб на турнире Жоффруа.

Последние годы и смерть

Последние три года жизни короля прошли в борьбе с королём Франции. Порой в этих войнах Генрих и его наследник Ричард выступали как союзники, а порой как противники.

Филипп Август потребовал опеки над детьми Жоффруа, прекращения войны между Ричардом и графом Тулузы, а также решить вопрос об Алисе и её приданом Вексене. Эти требования были в феврале 1187 года отвергнуты Генрихом. Стороны стали готовиться к войне — Генрих командовал войсками в Нормандии, Ричард в Аквитании. Филипп вторгся в Берри и занял замок Исудён. Ричард выступил ему навстречу и они встретились у Шатору. Филипп предложил мир и при помощи папского легата (призывавшего правителей в новый крестовый поход) на два года было заключено перемирие.

Филипп и Ричард после перемирия поехали в Париж. Генрих требовал приезда сына. Осенью Ричард принял звание крестоносца.

В начале 1188 года английский и французский короли вновь встретились. И там было принято решение отправиться в крестовый поход. Но в середине года вновь возобновилась война, которая вызвала новые трения между Генрихом и Ричардом.

18 ноября 1188 года в Боулене встретились Генрих, Ричард и Филипп. Филипп потребовал, чтобы Ричарда женили на Алисе, а также чтобы английские бароны признали его наследником Генриха. После того как Генрих отказался, Ричард присягнул на верность Филиппу за Аквитанию, Анжу, Нормандию, Берри и те земли, которые были им заняты в Тулузе. Филипп принял клятву. До пасхи 1189 года длилось перемирие. Началась война, в ходе которой Генрих потерял Мэн, Турень. 4 июля 1189 года был заключён мир, по которому Генрих обязывался выплатить 20 тыс. марок, выдать Алису замуж за сына Ричарда, которого должны официально провозгласить наследником трона. Иначе подданные короля освобождаются от клятвы верности ему. После чего короли должны были отправиться в крестовый поход.

6 июля 1189 года Генрих II умер. Он был захоронен в аббатстве Фонтевро. В 1204 году рядом с ним там будет похоронена его жена Алиенора.

Двор

При дворе Генриха были законовед Томас Бекет, хронисты Джон Солсберийский, Пьер Блуаский, Уолтер Мап, Гираут де Барри, поэты Вас, Тома Английский, Бенуа де Сент-Мор, Вальтер Шатильонский, Нигел Верекер, какое-то время — знаменитый Бернарт де Вентадорн. Один из них, Пьер Блуаский, оставил очень интересную характеристику молодого короля, где он, в частности, писал: «Когда он не держит в руке лук или меч, он находится в совете или занят чтением. Нет человека более остроумного и красноречивого, и, когда он может освободиться от своих забот, он любит спорить с учеными».

Браки и дети

Жена: с 18 мая 1152 (Пуатье, Франция) Алиенора Аквитанская (1124—1204), герцогиня Аквитании. Дети:

• Уильям (1152—1156)
• Генрих Молодой Король (1155—1183), со-король Англии
• Матильда (1156 — 28 июня 1189), замужем за Генрихом Львом, герцогом Саксонии и Баварии
• Ричард I Львиное Сердце (1157—1199)
• Джеффри (Жоффруа) II (1158—1186)
• Алиенора (1162—1214) жена Альфонсо VIII короля Кастилии
• Джоанна (1165—1199), первый муж — Вильгельм II Добрый, король Сицилии, второй муж — граф Раймунд VI (VIII) Тулузский
• Иоанн (Джон) Безземельный (1167—1216), король Англии

Также у Генриха известно несколько любовниц, от которых было несколько детей.

Внебрачная связь: Икенаи. Дети:

• Джеффри (ок.1159—1212), архиепископ Йоркский (1190)

Внебрачная связь: Алиса де Пороэт, дочь Эда II де Пороэта, графа де Пороэт и герцога Бретани, от брака с герцогиней Бертой Бретонской. Дети:

• дочь (Матильда?) (1168—?)

Внебрачная связь: Розамунда де Клиффорд (ум. 1176). Детей от этой связи, вероятно, не было, хотя легенды приписывали, что именно Розамунда была матерью Джеффри и Уильяма Длинного Меча.

Внебрачная связь: Ида де Тосни, с 1181 года жена Роджера Биго, 2-го графа Норфолк. Дети:

• Уильям Длинный Меч (1161—1226), 3-й граф Солсбери

Внебрачная связь: Неста, вдова Ральфа Блё. Дети:

• Морган (ок. 1180/1189 — после 1213), епископ Дарема в 1213

Также, возможно, внебрачными детьми Генриха от неизвестных любовниц были:

• (?) Матильда (ум. до 1202), аббатиса Бёркинга в Эссексе
• (?) Гуго из Авалона (ок. 1154—1235), епископ Линкольна в 1186
• (?) Ричард
• (?) Юлита

В литературе и кино

Генрих II — главный герой исторической драмы «Лев зимой» и её экранизаций: «Лев зимой» (1968) и «Лев зимой» (2003). В этой пьесе его роль играли Питер О’Тул, Патрик Стюарт (в кино) и Роберт Престон, Лоуренс Фишборн, Михаил Матвеев, Дмитрий Певцов (в театре).

Кроме того, Питер О’Тул играл его роль в кинофильме «Бекет».

В сериале «Столпы Земли», основанном на одноименном романе Кена Фоллета в эпизодической роли его сыграл Фредди Боат.

Генрих II Плантагенет (так же Анри) — один из главных героев романа Анны О’Брайен «Меч и корона»

Литература

• Грановский, А. История короля Ричарда I Львиное Сердце. — М. : Русская панорама, 2007. — 320 с. — (Под знаком креста и короны). — 2000 экз. — ISBN 978-5-93165-126-2.</span>
• Сапрыкин, Ю. М. Английское завоевание Ирландии XII—XVII веков. — М. : Высшая школа, 1982. — 176 с. — (Библиотека историка). — 10 000 экз.</span>
• Флори Ж. Алиенора Аквитанская. Непокорная королева / Пер. с франц. И. А. Эгипти. — СПб.: Евразия, 2012. — 432 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-91852-018-5.
• Эплби Джон Т. Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов / Пер. с англ. Е. В. Ламановой. — М.: ЗАО Центрополиграф, 2014. — 413 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9524-5133-9.
• Эпоха крестовых походов / под ред. Э. Лависса и А. Рамбо. — Смоленск : Русич, 2002. — 672 с. — (Популярная историческая библиотека). — 5100 экз. — ISBN 5-8138-0196-0.</span>
• Штокмар, В. В. История Англии в Средние века. — Алетейя, 2005. — 203 с. — (Pax Britannica). — 1000 экз. — ISBN 5-89329-264-2.</span>
• Петрушевский Д. М. Генрих II, английский король // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.hrono.info/biograf/bio_g/genrih2plant.php Генрих II Плантагенет, Анжуйский]. Хронос. Проверено 5 января 2011. [www.webcitation.org/61AtR4LbV Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLAND,%20Kings%201066-1603.htm#HenriIIdied1189B Kings of ENGLAND 1154-1485 (Anjou)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 сентября 2014.

Генрих II Плантагенет — предки

Жоффруа II Ферреоль (ок. 1000 — 30 апреля 1042/1045) граф Гатине и сеньор де Шато-Ландон               Фульк IV Ле Решен (1043 — 14 апреля 1109) граф Анжу и Тура                       Ирменгарда (Бланка) Анжуйская (ок. 1018 — 18 марта 1076) наследница Анжу и Тура               Фульк V Молодой (ок. 1089/1092 — 13 ноября 1143) граф Анжу, Мэна и Тура, король Иерусалима                             Симон I (ум. 1083) сеньор де Монфор               Бертрада де Монфор (ок. 1070 — 1115/1116)                         Агнес д’Эврё                 Жоффруа V Плантагенет (24 августа 1113 — 7 сентября 1151) граф Анжу, Мэна и Тура                                   Жан де Божанси (ум. ок. 1097) сеньор де ла Флеш               Эли I (ум. 11 июля 1110) граф Мэна                       Паула дю Мэн (ок. 1025/1035 — ?)                 Ирменгарда дю Мэн (1091 — 14/15 января или 12 октября 1126) графиня Мэна                             Жерве II (ок. 1035/1045 — ок. 1095/1097) сеньор де Шато-дю-Луар               Матильда (ок. 1055 — 10/25 марта 1099) дама де Шато-дю-Луар                       Эрембурга (ум. 4 июня 1085/1095)                 Генрих II Плантагенет король Англии                                         Роберт II Дьявол (ок. 1000 — 3 июля 1035) герцог Нормандии               Вильгельм I Завоеватель (ок. 1027/1028 — 9 сентября 1087) герцог Нормандии и король Англии                       Герлева из Фалеза                 Генрих I Боклерк (ок. сентября 1068 — 1 декабря 1135) король Англии                             Бодуэн V Благочестивый (ок. 1012/1013 — 1 сентября 1067) граф Фландрии               Матильда Фландрская (ок. 1031 — 2 ноября 1083)                         Адела Французская (1009 — 5 июня 1063) принцесса Французская               Матильда Английская (1102 — 10 сентября 1167) королева Англии                                   Дункан I Добрый (ок. 1001 — 14 августа 1040) король Стратклайда и Альбы (Шотландии)               Малькольм III Кэнмор (26 марта 1031 — 13 ноября 1093) король Шотландии                       Сибилла Нортумбрийская                 Матильда (Эдита) Шотландская (1079 — 1 мая 1118) принцесса Шотландская                             Эдуард Этелинг (1016 — февраль 1057) англосаксонский принц               Маргарита Святая (ок. 1045 — 16 ноября 1093) англосаксонская принцесса                       Агата (ум. после 1067)

Англия   История   Персоналии

Отрывок, характеризующий Генрих II Плантагенет

Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.