Генрих II де Гиз

Генрих II де Гиз фр. Henri II de Guise<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти ван Дейка</td></tr>
герцог де Гиз
30 сентября 1640 — 2 июня 1664
Предшественник:	Карл I де Гиз
Преемник:	Луи Жозеф де Гиз
Рождение:	4 апреля 1614(1614-04-04) Париж
Смерть:	2 июня 1664(1664-06-02) (50 лет) Париж
Род:	Лотарингский дом, Гизы
Отец:	Карл I де Гиз
Мать:	Генриетта-Екатерина де Жуайез

Генрих (Анри) II де Гиз (фр. Henri II de Guise; 4 апреля 1614, Париж — 2 июня 1664, Париж) — архиепископ Реймский, впоследствии 5-й герцог де Гиз.

Был третьим сыном герцога Карла де Гиза, губернатора Прованса и внуком Генриха де Гиза по прозвищу «Меченый».

Биография

С детства предназначался к клерикальной карьере. В 1630 году в шестнадцатилетнем возрасте стал архиепископом Реймским, но свои обязанности прелата исполнял неохотно и даже тайно вступил в брак со своей родственницей — Анной Гонзага, дочерью Карла I, герцога Мантуи. Этот брачный союз был впоследствии признан недействительным.

В 1641 году после смерти отца и двух старших братьев принял на себя титул герцога де Гиза, возглавил младшую ветвь Лотарингского дома, отказавшись от кафедры архиепископа Реймского.

Принял участие в заговоре графа Суассона против кардинала Ришелье. После раскрытия заговора и начала репрессий против его участников герцог де Гиз вынужден был уехать из Франции во Фландрию, где вступил в брак с дочерью местного аристократа, Оноратой де Гримберг из побочной (бергской) линии Брабантского дома. Через два года брак был расторгнут.

В 1642 году после кончины кардинала Генрих де Гиз получил прощение королевы-регентши Анны Австрийской и смог вернуться ко французскому двору. Также ему были возвращены все его должности, титулы и привилегии, соответствующие его происхождению и положению. На следующий год в Париже смертельно ранил на дуэли графа Мориса де Колиньи, внука Великого Колиньи. Спустя несколько недель граф скончался.

Когда Мазаньелло поднял восстание в Неаполитанском королевстве против испанского владычества и была провозглашена Неаполитанская республика (1647), восставшие, желавшие заручиться поддержкой Франции, пригласили герцога де Гиза, доверив ему руководство государством. Герцог, находясь на тот момент в Риме, принял предложение, в надежде приобрести неаполитанский трон и примкнул к восставшим, прибыв в Неаполь 15 ноября. 17 ноября в Неаполитанском соборе, в присутствии кардинала Асканио Филомарино он принёс торжественная присягу на верность республике, объявив себя дожем. Его тиранические замашки через 2 месяца привели к его изгнанию из Неаполя. Попытка де Гиза вернуть себе город в 1654 году потерпела неудачу, отчасти из-за присутствия английского флота, под командованием Роберта Блейка.

Последние годы жизни Генрих II Лотарингский провёл в Париже при королевском дворе. Так как он не оставил после себя законного потомства, после его смерти титул и владения дома Гизов перешли к его племяннику Луи Жозефу (сыну его младшего брата Людовика де Жуайеза).

Отрывок, характеризующий Генрих II де Гиз

Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.