Генрих I Фландрский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих I Фландрский
фр. Henri de Flandre, Henri de Hainaut<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет из сборника биографий
Promptuarii Iconum Insigniorum (1553 год)</td></tr>

император Латинской Империи
1206 — 1216
Предшественник: Балдуин I Фландрский
Преемник: Пьер II де Куртене
 
Рождение: ок. 1174
Валансьен
Смерть: 11 июня 1216(1216-06-11)
Салоники
Род: Фландрский дом, ветвь Эно
Отец: Бодуэн V (граф Эно)
Мать: Маргарита I (графиня Фландрии)
Супруга: 1.Агнеса де Монтферрат
2.Мария Болгарская

Генрих I Фландрский (фр. Henri de Flandre, Henri de Hainaut; ок. 1174 — 1216) — император Латинской империи с 1206 года. Третий сын Бодуэна (Балдуина) V, графа Эно, и Маргариты I, графини Фландрии.





Крестоносец

Генрих выступил в Четвёртый крестовый поход примерно в 1201 году и отличился при осаде Константинополя. Во время осады 1203 года он был одним из восьми генералов, командовавших наиболее крупными отрядами, наряду с Бонифацием Монферратским, дожем Энрико Дандоло, Людовиком де Блуа и своим родным братом, Балдуином. В ходе осады 1204 года Генрих провел шевоше (карательную экспедицию) в окрестностях замка в Филии, в районе Чёрного моря. Отряд попал в засаду, организованную императором Алексеем V Дукой, но Генрих и его войска разгромили греков, захватили почитаемую икону, якобы содержавшую реликвии Христа, и вернулись в лагерь крестоносцев. Вскоре Генрих стал видным феодалом в новой Латинской империи.

Император

Когда его старший брат, император Балдуин I, был взят в плен в битве при Адрианополе в апреле 1205 года, Генрих был избран регентом империи, а после известия о смерти Балдуина он был коронован 20 августа 1206 года.

Генрих был мудрым правителем, отличался умом и храбростью. Его правление ознаменовалось успешными войнами с болгарами и с никейским императором Феодором Ласкарисом. Позже он воевал против царя Болгарии Борила (12071218) и сумел победить его в битве при Филиппополе. В ходе кампании против Никейской империи он расширил владения в Малой Азии. Был разбит Феодром в 1212 году у Пиг. Желая сосредоточиться на своих европейских проблемах, Генрих заключил с Ласкарисом в 1214 году мирный договор[1].

Во внутренней политике Генрих показал себя беспристрастным и прагматичным правителем. Георгий Акрополит, греческий историк XIII века, отмечал, что Генрих, «хотя франк по рождению, вел себя любезно с римлянами, которые были выходцами из города Константина, …относился к местному населению как к своему собственному народу»[2]. Действительно, когда папский легат Пелагио Гальвани прибыл в Константинополь в 1213 году и стал отправлять в тюрьмы православное духовенство и закрывать церкви по приказу папы Иннокентия III, Генрих отменил эти приказы по просьбе греческого духовенства[3].

Генрих был смел, но не жесток, и терпим, но не слаб, обладал «мужеством, чтобы противостоять гордыне и алчности духовенства». Император умер, отравленный, как говорили, Оберто ди Бьяндрате, экс-регентом Салоник, 11 июня 1216 года[4]. Историк Гарднер предполагает, что это произошло по инициативе жены Генриха, Марии Болгарской[5]. После смерти Генриха его племянник Пьер II де Куртене был коронован императором в Риме, но так никогда и не прибыл в Константинополь. В итоге с 1217 по 1219 годы Латинская империя была фактически под управлением Иоланды, сестры Генриха и матери Пьера.

Семья

В 1204 году Генрих женился на Агнесе, дочери Бонифация Монферратского, лидера крестового похода, но она умерла (вероятно, во время родов) ещё до смерти своего отца в 1207 году. Единственный ребёнок Генриха от Агнесы, по-видимому, умер во время родов вместе с матерью[6].

Некоторые современные историки утверждают, что Генрих заключил мир с болгарами после смерти царя Калояна, и в подтверждение этого в 1213 году был заключен брак Генриха и Марии Болгарской, падчерицы царя Борила[7].

По неподтвержденным данным Генрих имел дочь от неизвестной женщины. Эта дочь позже была выдана замуж за Алексия Слава[8], который создал своё собственное государство в Родопах, а позже получил титул деспота.

Родословная

Напишите отзыв о статье "Генрих I Фландрский"

Примечания

  1. George Akropolites (Ruth Macrides, ed), The History (Oxford: University Press, 2007), pp. 148—151.
  2. Akropolites (Ruth Macrides, ed), p. 153.
  3. Akropolites, pp. 155-6.
  4. Sturdza, M. D. (1999) Dictionnaire Historique et Généalogique des Grandes Familles de Grèce, d’Albanie et de Constantinople (2e edition Paris), p. 477.
  5. Gardner, A. (1912) The Lascarids of Nicæa, The Story of an Empire in Exile (Methuen, London), pp. 85-6.
  6. Shaw, M. R. B. (trans.) (1963) Joinville and Villehardouin, Chronicles of the Crusades (Penguin), pp. 146 and 148.
  7. Fine, J. V. A. (1994) The Late Medieval Balkans, A Critical Survey from the Late Twelfth Century to the Ottoman Conquest (Ann Arbour, University of Michigan Press), pp. 81-2.
  8. Niebuhr, B. G. (ed.) (1840) Ephræmii Monachi Imperatorum et Patriarcharum, Corpus Scriptorum Historiæ Byzantinæ (Bonn) 8130, p. 326.

Литература

  • Akropolites, George (Ruth Macrides, ed.), The History. Oxford: University Press, 2007.
  • Jonathan Harris, Byzantium and the Crusades, Bloomsbury, 2nd ed., 2014. ISBN 978-1-78093-767-0.
  • Queller, Donald. The Fourth Crusade: The Conquest of Constantinople (Middle Ages), 1999.

Отрывок, характеризующий Генрих I Фландрский

Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него: