Генрих I (король Кипра)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих I Толстый де Лузиньян
фр. Henri I le Gros de Lusignan<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Генрих I, король Кипра.
Миниатюра из Больших французских хроник, XIV век</td></tr>

Король Кипра
10 января 1218 — 18 января 1253
Коронация: 1225, Собор Святой Софии, Никосия
Регенты: Алиса Шампанская (1218 — 1232),
Фридрих II Гогенштауфен (1228 — 1228)
Предшественник: Гуго I
Преемник: Гуго II
Бальи и регент
Иерусалимского королевства
1246 — 18 января 1253
Предшественник: Алиса Шампанская
Преемник: Плезанция Антиохийская
 
Рождение: 3 мая 1217(1217-05-03)
Смерть: 18 января 1253(1253-01-18) (35 лет)
Никосия
Место погребения: Никосия, собор Тамплиеров
Род: Лузиньяны
Отец: Гуго I
Мать: Алиса Шампанская
Супруга: 1. Алиса Монферратская
2. Стефания II Паперонская
3. Плезанция Антиохийская
Дети: от 3-го брака: Гуго II

Генрих I де Лузиньян по прозвищу «Толстый» (фр. Henri I le Gros de Lusignan; 3 мая 1217 — 18 января 1253) — король Кипра с 1218 года, сын Гуго I, короля Кипра, и Алисы Шампанской.





Биография

Когда его отец Гуго I скончался 10 января 1218 года, 8-месячный Генрих стал королём. Официальным регентом стала его мать, но она отдала всю реальную власть в руки своего дяди Филиппа Ибелина (сына Балиана Ибелина и Марии Комнины). После смерти Филиппа реальным регентом стал его брат, Жан I Ибелин. Генрих был коронован в 1225 году в Соборе Святой Софии в Никосии, будучи 8 лет от роду. Причиной столь ранней коронации было политическое маневрирование Филиппа Ибелина, который чувствовал, что император Фридрих II попытается захватить власть. Это действительно произошло в 1228 году, когда Фридрих II вынудил Филиппа передать ему регентство и остров Кипр. Однако, когда в апреле Фридрих II покинул остров, Жан Ибелин контратаковал и восстановил контроль над королевством — этот эпизод стал началом войны с ломбардцами. Генрих сумел взять свои руки контроль над королевством после победы при Агриди в 1232 году, когда ему было 15 лет. Он поддерживал тесные связи с родом Ибелин.

Сам Генрих был в 1246—1253 годах регентом Иерусалимского королевства при Конраде II Гогенштауфене.

Генрих был женат трижды. Первые два брака были бездетными. В 1250 году он женился на Плезанции, дочери Боэмунда V Антиохийского, в этом браке у них родился сын Гуго.

После смерти Генриха новым королём Кипра с 1253 года стал его сын Гуго; в случае, если у него не оставалось потомков (что и случилось после его смерти в 1267 году), права на Кипрское королевство переходили к сыновьям старших сестёр Генриха.

Генрих похоронен в соборе Тамплиеров в Никосии.

Брак и дети

1-я жена: с мая 1229 года (Лимасол) Алиса Монферратская (1210/1215 — 1232/1233), дочь маркргафа Монферратского Гульельмо VI и Берты ди Клавесано.

2-я жена: с 1237/1238 (Никосия) Стефания де Лампрон (1220/1225 — 1249), дочь Константина де Лампрон, регента Киликийской Армении, и Стефании де Барбарон.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4290 дней]

3-я жена: с 1250 (Никосия) Плезанция Антиохийская (1235—1261), регент Кипра и Иерусалима с 1253, дочь Боэмунда V Антиохийского и Лючиэнны де Сеньи. Дети:

  • Гуго II (1252— 5 декабря 1267), король Кипра с 1253, титулярный король Иерусалима с 1253/1261, граф Бейрута с 1264/1265

Напишите отзыв о статье "Генрих I (король Кипра)"

Литература

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/CYPRUS.htm#_Toc166909483 KINGS of CYPRUS 1196-1267 (LUSIGNAN)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 22 ноября 2009. [www.webcitation.org/61BpgeL8J Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
Предшественник:
Гуго I
Король Кипра
12181253
Преемник:
Гуго II

Отрывок, характеризующий Генрих I (король Кипра)

– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.