Генри, Роберт
| Роберт Генри | |
| Robert Henri | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Стиль: | |
 Работы на Викискладе | |
Роберт Генри, наст. имя Роберт Генри Козад (англ. Robert Henri; 24 июня 1865, Цинциннати, Огайо — 12 июля 1929, Нью-Йорк) — американский художник реалистического направления. Один из основоположников Школы мусорных вёдер. Также известен как педагог.
Жизнь и творчество
Роберт Генри родился в семье торговца недвижимостью, земельными участками. В 1871 году отец Р. Генри, Джон Джексон Козад, основывает в Огайо город Коззадейл. В 1873 году семья переезжает в Небраску и основывает город Козард[1]. В 1883 году Козады вновь переезжают, сперва в Нью-Йорк, затем в Атлантик-Сити. В 1886 Роберт Генри поступает в пенсильванскую Академию изящных искусств. В 1888 он уезжает в Париж, где с 1889 по 1891 год посещает Академию Жюлиана и Академию изящных искусств.
В 1891 году художник возвращается в Пенсильванию, где вступает в художественную группу Восемь. Её члены, выступавшие против официального, академического искусства, в 1908 году объединились в группу, окрещённую позднее историками искусства «школой мусорного ведра» (Ashcan School). Из неё вышли такие прославленные мастера, как Стюарт Дэвис, Артур Гарфилд Доув, Джозеф Стелла. Р. Генри был ведущим представителем группы.
С 1909 года Роберт Генри преподаёт в нью-йоркской Школе искусств. Затем открывает собственную художественную школу, которую ведёт до 1912 года. В этой школе обучались мастерству среди прочих Джордж Беллоуз, Рокуэлл Кент, Эдвард Хоппер, Норман Рэбен (сын Шолом-Алейхема). В 1913 году Р. Генри принял участие в скандально известной Арсенальной выставке.
С 1915 по 1928 год Генри преподавал на курсах Художественной студенческой лиги в Нью-Йорке. Ученики собрали изречения Генри в книге «Дух искусства», которую называет своей «художественной библией» режиссёр Дэвид Линч.[2]
Напишите отзыв о статье "Генри, Роберт"
Примечания
Литература
- Роберт Генри. Дух искусства. Филадельфия, 1923. ISBN 0-06-430138-9 (переиздание 1984)
- Валери Энн Лидс. Мои люди: Портреты Роберта Генри. Орландo, 1994. ISBN 1-880699-03-6
- Валери Энн Лидс. Роберт Генри: Дух в живописи. Нью-Йорк, 2005. ISBN 1-931717-15-X
- Уильям Иннес Гомер. Роберт Генри и его творчество. Итхака, 1969. ISBN 0-87817-326-9 (переиздание 1988)
- Джессика Ф. Николь. Очарование побережием озера Мэн: Роберт Генри и его творчество, 1903—1918. Портленд, 1995. ISBN 0-916857-07-7
- Беннард Б. Перлман. Роберт Генри: Жизнь и творчество. «Dover Publications», 1991. ISBN 0-486-26722-9
- Валери Энн Лидс. Роберт Генри в Санта-Фе. Нью-Йорк, 1998. ISBN 0-935037-83-7
Отрывок, характеризующий Генри, Роберт
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
