Генцен, Йоханнес

Йоханнес Генцен
нем. Johannes Gentzen
Прозвище	Ханнес
Дата рождения	1906(1906)
Дата смерти	26 мая 1940(1940-05-26)
Место смерти	Люксембург, Бельгия
Род войск	Люфтваффе
Годы службы	1937 — 1940
Звание	Майор
Командовал	Jagdgruppe 102
Сражения/войны	Вторая мировая война: Польская кампания Французская кампания
Награды и премии

Йоха́ннес Генцен (нем. Johannes Gentzen) по прозвищу Ха́ннес (нем. Hannes) — самый первый германский лётчик-ас Второй мировой войны, лучший пилот Люфтваффе во время Польской кампании. На момент своей смерти Генцен был самым результативным лётчиком-истребителем не только люфтваффе, но и всех стран, участвовавших в тот момент во Второй мировой войне).

Биография

Йоханнес Генцен родился в 1906 году. Лётное образование получил в секретной авиационной школе на объекте «Липецк». 1 мая 1939 года гауптман Генцен был назначен командующим только что созданного подразделения высотных истребителей Jagdgruppe 102, на вооружении которого состояли Мессершмитты Bf.109D.

В составе группы Генцен участвовал во вторжении в Польшу, где и одержал свою первую воздушную победу 4 сентября 1939 года. В этот день за два вылета Ханнес сбил три польских самолёта: два бомбардировщика PZL.37 Łoś и истребитель-моноплан PZL P.11. 14 сентября группа Генцена обнаружила недалеко от советской границы польский аэродром, где базировались лёгкие бомбардировщики. Во время атаки Ханнес сбил четыре заходящих на посадку PZL.37. Всего группа уничтожила около семи PZL.23 (находились на земле) и семи PZL.37 (пять заходили на посадку и два находились на земле). В результате этой операции (увеличив счёт сбитых самолётов противника), Ханнес Генцен был назван лучшим германским лётчиком Польской кампании и награждён Железным крестом 1-го класса.

6 ноября 1939 года в воздушном бою с вражескими Кёртисс P-36 Хок из GC II/5 ВВС Франции группа Генцена потеряла 4 самолёта (сам Ханнес сбил только один самолёт противника), большинство других получили тяжёлые повреждения. Этот бой лишь подтвердил, что устаревшие Bf.109D не могут достойно конкурировать с более современными истребителями союзников. В результате, в начале 1940 года остатки группы были переброшены в Бонн, где были укомплектованы Bf.110C. Сам Ханнес Генцен получил звание майора, и весной Jagdgruppe 102 была переброшена на запад, где приняла активное участие во Французской кампании. За две недели воздушных боёв Генцен увеличил свой счёт сбитых самолётов противника до 18.

26 мая 1940 года группа Генцена была поднята по тревоге на перехват британских бомбардировщиков Fairey Battle. Во время экстренного взлёта аэродрома в Нёфшато (Бельгия), один из двигателей Bf.110 C4 Ханнеса заглох, в результате чего скорость резко снизилась и самолёт, зацепившись за деревья, рухнул на землю. Во время аварии майор Ханнес Генцен и его бортстрелок, лейтенант Хартвиг Домайер (нем. Hartwig Domeier), погибли. Йоханнес Генцен был похоронен в Нойбранденбурге.

Награды

• Кавалер Железного креста 1-го класса (15.09.1939).

Ссылки

• Janowicz K. [www.elknet.pl/acestory/gentzen/gentzen.htm Hannes Gentzen - first Luftwaffe ace in WW2] (англ.). — WW II ACE STORIES. Проверено 14 июля 2011. [www.webcitation.org/67f5sxwEQ Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].
• [www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilotg/gentzen.html Генцен Ханнес] (рус.) на сайте [www.airwar.ru/index.html авиационной энциклопедии «Уголок неба»].

Отрывок, характеризующий Генцен, Йоханнес

– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.