География Аргентины

Аргентина занимает большую часть юго-востока Южной Америки (Южный конус). Протяженность Аргентины с севера на юг составляет около 3800 км и около 1400 км с запада на восток. Столица Аргентины — Буэнос-Айрес. Площадь — около 2 780 400 км². Население (оценка 2014 года) составляло 43 024 374 человек. Высшая точка страны, как и всего Южно-Американского континента — гора Аконкагуа с высотой 6962 метра, низшая — Лагуна-дель-Карбон, −105 м.

Географически Аргентину можно разделить на несколько основных регионов: аргентинский Северо-Запад (Гран-Чако, Куйо), северо-восточные равнины (аргентинское Междуречье), Пампасы, Патагония и горные районы Анд (Центральноандийское нагорье, Пампинские Сьерры, Прекордильеры). Поскольку Аргентина имеет большую протяженность с севера на юг, она пересекает сразу несколько климатических зон — от тропиков до самой Антарктиды (Аргентинская Антарктика).

Граница и береговая линия

Общая протяжённость границ Аргентины составляет 9861 км. На юге и западе Аргентина граничит с Чили (5308 км), на севере — с Боливией (832 км) и Парагваем (1880 км), на северо-востоке и востоке — с Бразилией (1261 км) и Уругваем (580 км). Юго-восточную границу Аргентины очерчивает Атлантический океан, а её граница с Чили на западе и юго-западе определяется Андами.

Длина береговой линии Аргентины составляет 4989 км. Берега изрезаны слабо — к югу от залива Ла-Плата вдаются формируемые полуостровом Вальдес заливы Сан-Матиас, Сан-Хосе и Гольфо-Нуэво, южнее расположены заливы Сан-Хорхе и Баия-Гранде.

Территориальные воды — 12 морских миль, также Аргентине принадлежит континентальный шельф на 200 морских миль от берега или до границы шельфа.

Рельеф

Восток Аргентины — обширный, преимущественно равнинный, запад — горный. Весь северо-восток страны — Лаплатская низменность, состоящая из равнин Гран-Чако на северо-западе, Междуречья (область между реками Парана и Уругвай) на северо-востоке и плоской восточной части Пампы на юге. На север Междуречья заходит расчленённый край Бразильского плоскогорья (высоты 300—400 м), а с юга Пампы примыкают возвышенности Сьерра-дель-Тандиль и Сьерра-де-ла-Вентана (вершина Трес-Пикос, 1243 м)

Западная часть Пампы представляет собой возвышенную равнину высотой 500—1000 м. Между равнинными районами и Андами лежит горная область Пампинских Сьерр и Прекордильер с высотами 2—6 тысяч м, которые разделённый глубокими котловинами. На юго-западе страны простирается Патагонское плоскогорье, изрезанное долинами рек. На западе высота плато доходит до 2000 м, при движении на восток спускается ступенями к побережью..

Крайний северо-запад Аргентины занят частью Центральноандийского нагорья, на котором расположены пустынное плоскогорье Пуна (высота около 4000 м), ряд солончаков, гряды хребтов и вулканов (например, вулкан Охос-дель-Саладо высотой 6880 м). Далее на юг (от 28° ю. ш.) тянется Передовая Кордильера Анд, с которой от 31° ю. ш. соединяется Главная Кордильера (водораздельный хребет). До 35° ю. ш. некоторые горные вершины и вулканы превышают 6000 м, (здесь расположена высочайшая точка Южной Америки — гора Аконкагуа, 6960 м), а высота перевалов доходит до 3500 м. Южнее остаётся лишь Главная Кордильера, которая с 39° ю. ш. называется Патагонской — её высота снижаются до 3—4 тыс. м, а действующие вулканы исчезают. Здесь горные массивы глубоко расчленены древнеледниковыми и речными долинами. Самый юг страны — остров Огненная Земля — имеет низменный рельеф на севере и горный на юге.

Пампасы

Пампасы простираются от Пилькомайо до Рио-Негро на 2200 километров, шириною в 370 километров, и на этом огромном пространстве не встречается ни холма, ни камня. Они распадаются на две характерные части, разделенные Рио-Саладо, или Хураменто, и лагуной де-лос-Поронгос. В южных пампасах почва наносная, покрытая мелким песком, под которым на больших пространствах встречается мергелевый и известковый грунт с значительными остатками мегатерий. В северной части горные потоки Сьерры-Кордовы образуют значительное количество рек, из которых только одна, Рио-Терсеро, протекает через Пампасы в Парану, другие пропадают в легко впитывающей почве или в болотистых лагунах.

Значительные водяные массы, образующиеся на снежных вершинах Анд, падают в глубокую котловину у восточного подножия и составляют ряд лагун, соединенных речными рукавами. Этот ряд озёр начинается у 30° шир. с лагуны Гуанакаче и идет на Юг к Бебедеро и к лагуне Амарга. Вследствие недостаточности постоянного орошения равнин растительность их в большой зависимости от времен года и атмосферы. Лесов здесь совсем нет, даже отдельные деревья встречаются только посаженные.

Внутренняя возвышенность

Внутренняя возвышенность между Андами и Сьеррой-Кордовой средним числом достигает вышины в 600 м и сливается на севере и юге с главной равниной. Центр её составляет бассейн Куйо с двумя солончаковыми степями, Салина-де-Кордова и Салина-де-Риойа, разделенные слегка выдающейся Сьеррой-де-лос-Льянос.

Почва здесь вследствие сухости климата глинисто-соленая и совершенно бесплодна; замечательно тоже, что вплоть до самых гор вовсе нет камня. Кроме этих двух солончаковых степей, встречаются ещё другие, более мелкие, местами же песчаные степи (travesia); почва становится более плодородной только там, где является большая сырость. Южнее замечательны наносные песчаные бугры, от 2 до 10 м вышины, известные под названием «меданос». Их наносит южный ветер, и они ложатся на северной стороне; очертания их постоянно меняются; иногда они кольцеобразны и окружают небольшую лагуну, где появляется растительность. Собственно в пампасах они редки, а в лесных полосах их совсем нет. В области Мендоса, на южной границе встречаются сыпучие пески, где гибнут люди и звери. На юге центральная равнина проходит через ряд болотистых озёр, доходящих до восточного подножия Андов; на севере же, проходя через области Тукуман и Сант-Яго, она исчезает в лесистой и богато орошенной местности Гран-Чако.

Западная часть

Запад страны во всю ширину окаймляется могучими Андами, расширяющимися с юга на север. От главной горной цепи, составляющей границу с Чили и разделяющей речные бассейны, на Юг у Рио-Негро и Рио-Колорадо и севернее у Рио-Мендоса идут боковые горные отрасли почти перпендикулярно главному хребту, именно Сьерра-Неукен и Сьерра-Пильма-Магуйда. Новейшие исследования при осмотре пути через проход Планчон (35° южной широты, 2230 м выш.) доказали, что эти отрасли длиннее, чем предполагали и что пампасы начинаются в 250 км на восток от главного хребта. Горный хребет здесь очень узок, только местами образуются более широкие горные площади; к северу он возвышается и в Тупунгато достигает 6810 м выш. Отсюда главный хребет расширяется и образует несколько параллельных цепей. На Северо-Восток от Аконкагуа (6 839 м), между р. Мендоса и р. Сан-Хуан, расширяется снежная горная площадь, пересекаемая параллельными хребтами Сиерра Парамильо и Сонда (3500 м).

Севернее Сан-Хуана эти цепи соединяются и поворачивают к главному хребту на ССЗ, который далее опять расширяется на горные области в 4000 м средней высоты. Долины, лежащие среди гор, местами прекрасно орошены и плодородны, местами покрыты солончаковыми и песчаными степями. На север от равнин Риоха и Катамарка возвышается значительная горная площадь, соединяющаяся под 27° ю. ш. со снеговыми вершинами Сьерры-Аконкиха, с высоким пунктом, южнее Тукумана, свыше 4800 м. Эта горная отрасль на С. идет веерообразно вплоть до р. Хураменто, а на З. посредством Сьерры-Атахо сходится с главными отраслями Анд, состоящими из больших горных площадей с глубоко врезанными долинами. Существующие через Анды горные проходы, выше 33° ю. шир., очень опасны, хотя подъём и спуск на них довольно отлогий. Здесь приходится иногда по целым дням странствовать по безводной и бесплодной местности или подвергаться страшным бурям (temporales); только на некоторых проходах устроены хижины для убежища (casuchas). Снеговая линия проходит по южной полосе Анд приблизительно на высоте 3000 м, в ущелье же Кумбро подымается на 4000 м и на границе Боливии до 5 000 м. Снежные массы на вершинах невелики, потому что сырой западный ветер по пути теряет часть влажности; поэтому летом, напр., Невада только слегка покрыта снегом и на этой стороне гор нет значительных рек. Почти вся вода вследствие необычайной сухости на высотах поглощается испарениями. Большие притоки Ла-Платы падают все с сев. части Анд, где бывают сильные тропические дожди. Сьерра-Аконкиха резко отделяет западные андские долины с сухим климатом от влажного Гран-Чако. На высотах встречается только одно растение с толстым, смолистым корнем, годным для горения — это ларета. Через Аргентинские Анды известны более 20 проходов; почти на всех высотах делается одышка, названная здесь — пуна. Для переезда через Анды употребляются мулы, они кормятся люцерной и афальфой; на самых высотах мулы часто заменяются ламой, так как она ещё выносливее.

Восток

На востоке от Кордильеров между 29° и 34° южн. шир. поднимается центральная горная система, окруженная пампасами и разделяющаяся на две ветви: Сьерра-Кордова и Сьерра-Сан-Луи; местность довольно лесистая и хорошо орошенная. Сиерра-Кордова тянется тремя отрогами с С. на Ю., причем средний — Кумбре-де-лас-Ахалас, к С. сильно расширяется и постепенно переходит в низменность; на Ю. же он достигает 2500 м выс. Здесь находятся прекрасные пастбища и много источников, дающих начало рекам: Рио-Примеро, Сегундо и др., из них только Терсеро доходит до Параны. Восточный отрог начинается у Кордовы и в Кумбре-де-ла-Каль достигает 2570 м, западный же не выдается высотами, но замечателен геогностическими свойствами; здесь встречаются значительные рудные пласты и конусообразные вершины, из которых самая западная, Верба-Буэна (1645 м), круто спускается на равнину Риоха. Такое почти протяжение имеет и Сьерра-С.-Луи. Южнее идут уже одни холмы, богатые металлами. — Самая южн. горная система состоит из двух невысоких отраслей, между 37° и 38 ½° юж. шир. и 49° и 45° зап. долготы, с одной стороны окруженных морем, с другой спускающихся в пампасы и идущих с З. на В. На вершинах нет никакой растительности. Северная отрасль, Сьерра-Вуулькан, начинается у м. Корриентес, идет внутрь страны на 300 км и подымается на 450 м выш.; южная же — от Баия-Бланка, простирается на 50 км, достигая более 1000 м высоты. Вся горная система, как и центральная, состоит из гранита, кварца, гнейса и т. д.

Водные ресурсы

По оценке 2011 года Аргентина обладает 814 км³ возобновляемых водных ресурсов, из которых в год потребляется 32,57 км³ (23 % на коммунальные, 13 % на промышленные и 64 % на сельскохозяйственные нужды).

Реки

Самая крупная речная система в Аргентине — система реки Ла-Плата, которая образуется из слияния рек Уругвай и Парана и из впадения с левой стороны Рио-Гранде-де-Куритиба, а с правой — Парагвая (с притоками Пилькомайо и Вермейо), Хураменто (прежнего Саладо) и р. Терсеро (с притоками р. Куарто и Саладильо); остальная водная система состоит из степных речек и лагун. Параллельно р. Хураменто в Тукуманской области из Кордильеров течет на Ю. р. Дульсе (Саладильо); во время половодья они сливаются и кончаются в лагуне Поронгос, которая питает также р. Примеро и Сегундо. Вообще реки, текущие на юге, начиная с области Катамарка, исчезают в степях. Целая система таких рек образуется из р. де-Гуанаколь (Вермехо), р. Травесия, Сан-Хуан, Мендоса и составляет лагуну Гуанакаче, из которой вытекает р. Десагвадеро и, протекая ряд болот, впадает в лагуну Амарга; отсюда, усиливаясь горными потоками Анд, р. Тунуян, р. Диаманте, р. Атуель при половодье сливаются с р. Колорадо. Из юго-восточных горных отраслей тоже вытекает много небольших потоков, впадающих частью в море, частью в лагуны; только две текут в Рио-Саладо, впадающую в Энсенадо де-Боромбон и принадлежащую в системе р. Ла-Платы. Самые большие южные реки — Колорадо, или Кобу-Лейбу, то есть большая река, и р. Негро или Лимай-Лейбу.

Речная область представляет слегка волнующуюся, богатую травой равнину, высоты которой не превышают 250 м, за исключением северо-восточной Сьерры Миссионы, более высокой. На совсем низменных местах образуются лагуны, частью такие как Ибера и Ламалойа, окруженные топями и болотами, частью же настоящие озера с твердыми берегами, например лагуна-Брава. Речные потоки многочисленны. Крутые берега Параны (150 км) и берега внутренних рек покрыты лесом; на Миссионе же, где почва состоит из твердой, краевой глины, встречаются непроходимые леса.

Озёра

Во впадинах Пампинских сьерр и в Пуне раскинулись обширные солончаки (Салинас-Грандес, Арисаро и другие). Многие районы в Гран-Чако, в центре Междуречья и в Пампе заболочены. В северной части Пампы находится крупнейшее солёное озеро страны — Мар-Чикита, которое не имеет стока в океан.

В западной части Патагонии, располагаются крупные ледниковые озёра Науэль-Уапи, Буэнос-Айрес, Вьедма, Пуэйрредон, Архентино, Сан-Мартин и другие. Крупнейшее озеро Огненной Земли — Фаньяно.

Почвы

На 2011 год пахотные земли занимали 13,68 % территории страны, на 0,36 % выращивались постоянные зерновые культуры. Орошается 15,5 тыс. км² (2003 год).

Животный и растительный мир

Растительность пампасов

Главное богатство пампасов — трава; так, в штате Буэнос-Айрес огромные равнины покрыты клевером и другими питательными травами, благоприятствующими скотоводству. Среди них встречаются растения, занесенные из Европы; это особый вид репейника, Abrojos, и чертополох, достигающий около Буэнос-Айреса 3 м вышины; оба растения приносят большую пользу, заслоняя широкой тенью траву от палящих лучей солнца, и в подобных местах трава держится дольше; к концу лета растения засыхают и вырываются осенними бурями. На однообразной равнине редко встречаются, и то около жилищ, отдельные деревья — омбу (Phytolacca dioica) или группы кривых и колючих чаньяр (Geoffroea decorticans), или же небольшие пальмы тритринакс равнинный (Trithrinax campestris). Местами трава, клевер и овес достигают 1 и 1 ½ м.

Миражные явления здесь очень часты.

Животный мир пампасов

Из животных в этих равнинах встречаются: огромные стада рогатого скота, лошадей, оленей, страусы (Avestruz), ягуары, игуаны и вискача (Callomys Viscacha). Потоков очень немного, зато масса маленьких бассейнов с пресной и соленой водой, частью быстро высыхающих, частью постоянных. Вдоль Параны находятся лучшие поселения и скот. Совсем иной характер носят пампасы вблизи центральных горных цепей; там мелкий кустарник покрывает равнину и около рек образует более густые чащи. Северная же часть равнины, Гран-Чако, простирается далеко во владения Боливии и Парагвая, и только часть её принадлежит Аргентинская конфедерация республике; в ней, как в полосе подтропической, чувствуется недостаток орошения, но разливы таких рек, как Пилькомайо и Рио-Бермехо, питающихся тропическими дождями, способствуют развитию богатой тропической флоры. Из деревьев здесь замечательны: карандай-пальма, дающая великолепный строевой лес, альгарробо и чаньяр (Prosopis dulcis) — из плодов их выделывают спиртные напитки. Густые чащи состоят главным образом из лавровых деревьев, особенно вблизи Анд; на левом берегу р. Хураменто колючие чащи мимоз в бобовых образуют почти непроходимый вал, через который местами существуют просветы, которыми пользуются индейцы Чако при торговле и разбоях. Но во внутренней части, куда не достигают разливы вышеназванных рек, встречаются большие безводные пространства, переходящие местами, между Рио-Бермехо и Саладо, в сухие песчаные степи с бедной растительностью из кактусов и солончаковых трав.

Природоохранные территории

См. также: Список национальных парков Аргентины

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий География Аргентины

В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.