Георгиевич, Димитрие

Димитрие Георгиевич-Бугарский
серб. Димитрије Георгијевић-Бугарский
Прозвище	Старик (серб. Старик)
Дата рождения	15 октября 1884(1884-10-15)
Место рождения	Пожаревац, Королевство Сербия
Дата смерти	30 января 1959(1959-01-30) (74 года)
Место смерти	Белград, СФРЮ
Принадлежность	Сербия Сербия СССР СССР /Югославия Югославия
Род войск	пехота
Годы службы	1919—1952
Звание	Генерал-подполковник
Командовал	1-я отдельная югославская пехотная бригада
Сражения/войны	Первая мировая война Октябрьская революция Гражданская война в Испании Великая Отечественная война Народно-освободительная война Югославии
Награды и премии
В отставке	с 1952

Димитрие Георгиевич-Бугарский (серб. Димитрије Георгијевић-Бугарский; 15 октября 1884, Пожаревац — 30 января 1959, Белград) — югославский военный деятель, генерал-полковник, участник обеих мировых войн.

Биография

Родился 15 октября 1892 в Пожареваце (урождённый Димитрие Бугарский). О довоенной жизни известно не очень много: состоял в социал-демократической рабочей партии с 1908 года. В 1914 году был призван в австро-венгерскую армию на фронт Первой мировой войны, в одном из сражений попал в плен к русским. До 1917 года находился в плену, после Февральской революции вступил в РККА и принял участие в Октябрьской революции. После успешного прихода к власти большевиков сменил свою фамилию на Георгиевич, с 1919 года состоит во Всероссийской коммунистической партии (большевиков).

Служил в РККА до 1922 года, после чего занимал разные должности в СССР. Окончил Аграрный институт Свердловского государственного университета. С 1937 по 1939 годы участвовал в гражданской войне в Испании, но после победы националистов вернулся в СССР. В годы Великой Отечественной войны занимал разные должности в войсках РККА, а в июне 1944 года возглавил 1-ю отдельную югославскую пехотную бригаду, получив должность политрука. В октябре 1944 года с бригадой прорвался на родину и вошёл в состав 23-й сербской дивизии из 14-го сербского корпуса НОАЮ.

В послевоенные годы дослужился до звания генерал-подполковника Югославской народной армии. Занимал должность члена Ревизионной комиссии при ЦК КПЮ. В 1952 году ушёл в отставку. Скончался 30 января 1959, похоронен на Новом кладбище в Белграде.

За заслуги перед народном Югославии в годы Второй мировой войны награждён орденом «Заслуга перед народом» с золотой звездой и орденом «Братство и единство» с золотой звездой.

Литература

• Иван Очак, „Югославы в Октябре“. Белград, 1967.
• Военная энциклопедия (книга вторая). Белград, 1971.

Отрывок, характеризующий Георгиевич, Димитрие

«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.