Георгиевский монастырь (Балаклава)

Монастырь
Свято-Георгиевский монастырь
Страна	Россия/Украина
Конфессия	православие
Епархия	Симферопольская и Крымская епархия
Дата основания	891
Настоятель	Игумен Савватий (Мызников)
Статус	мужской монастырь
Состояние	действующий
Сайт	[georgievsky-mon.church.ua/ Официальный сайт]

Балаклавский Свято-Георгиевский монастырь — православный мужской монастырь Симферопольской епархии Украинской православной церкви (Московского Патриархата), расположенный в Балаклавском районе Севастополя у побережья Чёрного моря, рядом с мысом Фиолент.

История

По легенде, монастырь был основан в 891 году таврическими греками-мореплавателями, которых у Фиолента настигла буря. Судно едва не разбилось о прибрежную скалу, но моряки взмолились святому Георгию Победоносцу, и буря утихла, а на скале они нашли икону святого Георгия. В благодарность за спасение моряки основали на береговом склоне обитель с пещерной церковью во имя Георгия Победоносца. На самой скале был установлен крест.

Считается, что в средневековье монастырь процветал и оставался действующим как при генуэзцах, так и во времена Крымского ханства, когда Георгиевский монастырь оставался одной из немногих действующих христианских обителей на полуострове. Первое документальное свидетельство о существовании монастыря на мысе Фиолент относится лишь к 1578 году («Описание Крыма» послом Стефана Батория Мартином Вроневским).

В 1794 году, когда Крым уже был в составе Российской империи, греческие монахи покинули Георгиевский монастырь, не пожелав перейти в подчинение Русской православной церкви вместо Константинопольского патриархата. После этого обитель перешла под крыло Святейшего Синода. В начале XIX века монастырь использовался в качестве местопребывания военного духовенства Черноморского флота и назывался «флотским». В 1810—1816 годы обветшавший Георгиевский храм был разобран и заменен на новый, возведённый в стиле классицизма. Тогда же были построены новые кельи, Георгиевский фонтан и трапезная.

В 1820 году Свято-Георгиевский монастырь посетил Александр Пушкин, о чём напоминает установленная в 2011 году близ монастыря площадка-ротонда с памятным знаком. В XIX веке монастырь многократно посещали и русские цари: Александр I (в 1818 и 1825 годах), Николай I (1837), Александр II (1861), Александр III (1893), Николай II (1898). Другие известные посетители Георгиевского монастыря в XIX веке: Александр Грибоедов (1825), Иван Айвазовский (1846), Александр Островский (1860), Иван Бунин (1889), Антон Чехов (1898).

В ходе Крымской войны 1853—1856 годов монастырь был в течение почти двух лет занят англо-французскими войсками, однако здания монастыря от военных действий не пострадали. В 1891 году монастырь отметил своё 1000-летие, в эти же годы были благоустроена территория, отремонтированы здания, а также проложена 640-метровая лестница к монастырю и к берегу моря напротив Георгиевской скалы.

В годы Первой мировой войны на территории обители действовал лазарет. После установления советской власти в Крыму, в 1922 г. имущество монастыря было национализировано, на его базе был создан совхоз «Георгиевский монастырь», а храмы и ряд построек были переданы общине верующих, в число которых вошли и монахи, по-прежнему проживавшие в стенах обители. В ходе кампании по изъятию церковных ценностей в связи с голодом настоятель монастыря иеромонах Ипполит был арестован и осуждён в 1923 г. по обвинению в сокрытии церковных ценностей. В 1927 г. наиболее поврежденный в результате землетрясения храм св. Георгия был разобран, как не подлежащий восстановлению. В 1929 обитель была закрыта, монастырские здания были переданы ОСОАВИАХИМу под санаторий, храм Рождества Христова отдали Севастопольскому музейному объединению, в храме Воздвижения службы продолжались до 1930 г. В 1939—1941 гг. в монастыре находились военно-политические курсы Черноморского флота. В годы Великой Отечественной войны — курсы для офицеров и медсанбаты. После войны — воинская часть Черноморского флота. Утрачены парк, виноградники и некрополь.

В 1991 году монастырь был возвращён верующим, а 14 сентября 1991 года в честь 1100-летнего юбилея на Георгиевской скале по благословению епископа Симферопольского и Крымского Василия, на средства благотворителя Валерия Черненко был установлен новый, металлический, крест (высотой 7 м и весом 1300 кг) взамен уничтоженного советской властью в 1920-е годы мраморного.

6 мая 1993 года архиепископ Симферопольский и Крымский Лазарь совершил на территории обители Божественную Литургию в сослужении севастопольского духовенства, при участии представителей городских властей и командующего Черноморским флотом вице-адмирала Эдуарда Балтина. 22 июля 1993 года состоялась государственная регистрация устава возрождаемой обители.

27 декабря 1994 года Священный Синод УПЦ благословил открытие Свято-Георгиевской обители. 11 июня 1995 года в день Св. Троицы здесь состоялось первое монастырское богослужение. 2 февраля 1995 года монастырю были подчинены храм святых 12-ти апостолов в Балаклаве и храм святых равноапостольных Константина и Елены в с. Флотском.

В 1997 году в Свято-Георгиевском монастыре были освящены Андреевские флаги ряда воинских частей и кораблей Черноморского флота. 15 ноября 2005 года на краю обрыва над пещерным храмом Рождества Христова установлен памятник св. апостолу Андрею Первозванному. В 2000—2009 годах восстановлен храм св. Георгия.

Настоятели обители после её возрождения

• 30.8.1994—13.9.1996 — игумен Августин (Александр Половецкий, 1955—13.09.1996)
• игумен Аристарх (Макаренко)
• игумен Савватий (Мызников)

Захоронения

• 1840 — граф Витт, Иван Осипович, генерал от кавалерии, герой 1812 года.
• 1844 — князь Голицын, Александр Николаевич, министр народного просвещения.
• 1857 — граф Перовский, Василий Алексеевич, оренбургский генерал-губернатор
• 1890 — Тригони, Николай Иванович, генерал-майор
• 1894 — Соковнин, Николай Михайлович, вице-адмирал
• 1896 — Карнеев, Аким Егорович, академик живописи

Ансамбль

Плато

• колокольня (XIX в.)
• бывший Воздвиженский храм, ныне библиотека военной части (1850)
• часовня на могиле митрополита Хрисанфа (1893)
• памятник Пушкину (1952, перенесен из Севастополя в 1983)
• памятник св. ап. Андрею Первозванному (2005)

Западная часть террасы

• 2 старинных братских корпуса (XIX в.)
• главный братский корпус (XIX в.)
• храм св. Георгия (1810—1816; воссоздан в 2000—2009)
• трапезная (1838)
• пещерный храм Рождества Христова (1892-93)
• часовня Иверской иконы Божией Матери (2000)
• источник св. Георгия (1816/1846)

Окрестности

• некрополь монастыря
• беседка-ротонда с памятным знаком в честь А. С. Пушкина (2011)
• развалины дома адмирала М. П. Лазарева
• лестница к Яшмовому пляжу (1891)
• Георгиевская скала с лестницей и крестом (в море напротив Яшмового пляжа)

Современный вид монастыря

Георгиевская скала	Георгиевский храм	Беседка-ротонда	Вид на корпуса

Ссылки

• [georgievsky-mon.church.ua/ Официальный сайт]
• Бертье-Делагард А.Л. [dlib.rsl.ru/viewer/01003764412#?page=1 К истории христианства в Крыму : Мнимое тысячелетие.]. — "Славянская" тип. Е. Хрисогелос, 1909. — 113 с.

Отрывок, характеризующий Георгиевский монастырь (Балаклава)

– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.