Георгий Агрикола

Георгий Агрикола
Georgius Agricola
Научная сфера:	Геология, Минералогия, Горное дело
Известен как:	Учёный эпохи Возрождения, основоположник минералогии

Гео́ргий Агри́кола (лат. Georgius Agricola), настоящее имя — Гео́рг Павер (нем. Georg Pawer) или Георг Бауэр (нем. Bauer, то есть крестьянин); 24 марта 1494, Глаухау — 21 ноября 1555, Хемниц) — немецкий учёный, считающийся одним из отцов минералогии.

Будучи учёным эпохи Возрождения, он также добился выдающихся достижений в области образования, медицины, метрологии, философии и истории.

Биография

Георг Пауэр родился 24 марта 1494 года в саксонском городе Глаухау, и был вторым из семи детей преуспевающего портного.

С 1514 по 1518 годы учился филологии в Лейпцигском университете у профессора Петера Мозеллануса, гуманиста, последователя Эразма Роттердамского, который затем рекомендовал его в государственную школу в Цвиккау, где Агрикола стал ректором (1518 год). В 1520 году Агрикола возвратился в университет Лейпцига, чтобы изучить медицину. Там он вошёл в тесный контакт с кругом учёных гуманистов, которые поддерживали живой обмен идеями с Эразмусом, и это послужило началом дружбы между Агриколой и Эразмусом.

В 1518—1522 годах был ректором школы в Цвиккау.

Самые известные университеты тех дней были в Италии, и в 1523—1524 годах Агрикола занимался в университетах Болоньи и Падуи. Он посещал лекции Пьетро Помпонацци, преподавателя философии, который учил, что человек достигает счастья через практические, нравственно безупречные действия, а не благочестие. Агрикола впитал все эти идеи и сделал их основой своего будущего образа мыслей, при этом оставаясь почтительным католиком в течение всей жизни.

В 1526 году Агрикола вернулся в Саксонию и принял пост городского врача в Йоахимстале в Богемии (Чехии). Йохамистал располагается посреди «Рудных гор» — в то время самая важная область горной промышленности в центральной Европе, именно там была выпущена серебряная монета, известная как «Joachimstaler» или просто «Taler», и на протяжении многих лет это была одна из самых популярных валют. В конечном счёте, название валюты было сформулировано на английском языке и звучало как «доллар». В Йоахимстале в 1527 году женился на вдове чиновника Анне Мейнер, которая принесла в семью большую долю акций соседнего серебряного рудника. Тот факт, что он стал совладельцем шахты, оказал сильное воздействие на дальнейшую жизнь Агриколы: он посвящал любое свободное время вопросам минералогии.

Переселившись в 1531 году в Хемниц, он целиком посвятил себя науке горного дела, получил от курфюрста Морица годовое содержание и готовую квартиру, а впоследствии занял в Хемнице место городского врача. Своё свободное время он посвятил написанию ещё 15 работ, в которых помимо минералогии и металлургии были затронуты такие темы как религия, политика, история, лекарственные средства и землетрясения.

В 1546 году курфюрст Мориц сделал Агриколу бургомистром Хемница, впоследствии он повторно был выбран на эту однолетнюю должность в 1547, 1551 и 1553 годах. Это было весьма необычным, так как Агрикола был католиком, в то время как в населении Саксонии преобладали протестанты.

Агрикола был первым систематическим минералогом в Германии. Принимая во внимание морфологические признаки ископаемых, он различал простые и сложные минералы и разделял первые на земли, конкреции, камни и металлы. Эта система легла в основание всех дальнейших минералогических работ до XVIII столетия включительно.

До конца своих дней Агрикола оставался убеждённым католиком, несмотря на то, что весь Хемниц перешёл к лютеранскому вероисповеданию. 21 ноября 1555 года, в возрасте 61 года, он умер согласно легенде от удара, который он перенёс во время горячих религиозных дебатов в Хемнице. Его родной город плохо отблагодарил его за экономические и политические достижения: они отказались от похорон католика, поэтому среди враждебных демонстраций его перевезли в Цайц, расположенный на расстоянии 50 километров от Хемница. Там Агриколу похоронили в кафедральном соборе. Отказ от захоронения Агриколы в Хемнице принёс печальные последствия: наследники Агриколы отказались сдать его неопубликованную работу, и, по крайней мере, восемь из его главных работ были утеряны.

В его честь названы лунные горы Агрикола. Изображён на почтовой марке ГДР 1955 года.

Сочинения и издания

Во время пребывания в Йохамистале Агрикола издал свою первую работу Bermannus sive de рe Metallica (1530 год), в которой он описал прогресс в технологии добычи, транспортировки, подготовки и переработки руд. Работа была издана в издательстве «Foben» в Базеле, Швейцария, главным редактором которого являлся никто иной, как Эразмус.

В 1544 году была написана De Ortu et Causis Subterraneorum, а в 1545 году — De Natura Quae Effluunt ex Terra, посвящённые физическим основам геологии. В них Агрикола описал ветер и воду, как важные геологические силы. Именно благодаря этим работам он по праву считается «отцом геологии».

В 1546 году Агрикола создал книгу De natura fossilum, в которой он предлагает морфологическую классификацию полезных ископаемых (названных тогда «окаменелостями») с точки зрения формы (сферы, конусы, пластины). Он был первым, кто смог различить «простые вещества» и «соединения». Во времена Агриколы химического знания практически не существовало и не было надлежащего химического анализа (кроме анализа руд при помощи огня), таким образом, морфологическая классификация руд в любом случае была несовершенна.

При написании De natura fossilum и других работ по геологии и минералогии Агрикола встретился с рядом трудностей, связанных с тем, что в латинском языке не существовало аналогов терминам из области геологии, существовавшим лишь на английском и немецком языках. Чтобы обойти эти трудности, он был вынужден использовать более старые латинские слова, не подходящие по контексту, а также придумывать новые слова самостоятельно.

Агрикола был первым систематическим минералогом в Германии. Принимая во внимание морфологические признаки ископаемых, он различал простые и сложные минералы, и разделял первые на земли, конкреции, камни и металлы. Эта система легла в основание всех дальнейших минералогических работ до XVIII столетия включительно.

Благодаря многочисленным поездкам в горнодобывающие районы Саксонии Агрикола сумел изучить всю технологию горного дела. Результатом его двадцатилетних наблюдений является книга De Re Metallica Libri XII, появившаяся в 1556 году, спустя год после его смерти, прелюдией к которой был изданный ранее трактат Bermannus sive de pe Metallica. Книга была издана в Базеле на латинском языке, позже она была переведена на многие другие языки. Друг Агриколы, Филипп Бехиус (1521—1560), профессор Базельского университета, способствовал переводу книги на немецкий язык и опубликовал её в 1557 году под названием Vom Bergkwerck XII Bücher. Это было первое систематическое исследование технологических процессов горного дела, и в течение двух столетий оно оставалось важнейшим руководством шахтёра. Книга состоит из 12 томов, включая сотни ксилографий, некоторые из которых изображают не что иное, как раннюю промышленную революцию.

Первая глава содержит извинения за сравнение горного дела с другими отраслями добычи, такими, как сельское хозяйство или торговля. Во второй обсуждается развитие условий, то есть географические характеристики, дренажные системы, дороги, национальный суверенитет, в третьей — маркшейдерское дело. Четвёртый том говорит о распределении добычи и обязательствах чиновников. В пятом томе описаны виды шахт и возможности их усовершенствования. Шестая книга является самой большой, в ней описано оборудование горнодобывающей промышленности. Описание руд можно найти в седьмой книге, процесс их подготовки — в восьмой. Процесс плавления и извлечения металлов, как и руководство по использованию плавильных печей, занимают девятую книгу. В десятой, одиннадцатой и двенадцатой речь идёт о месторождениях драгоценных металлов, добыче соли, серы, битумов, а также стекла.

Самая захватывающая цитата эпоса De Re Metallica Libri XII встречается в первом томе: «…не может быть достойного возмещения за смерть или увечья», — нетипичное заявление для «бизнесмена» эпохи Возрождения. Агрикола, судя по всему, также заботился об окружающей среде: «Леса и рощи вырубаются, а затем уничтожаются звери и птицы, очень многие из которых являются приятной пищей для человека. Кроме того, после промывки руд использованная вода отравляет ручьи и потоки, и либо уничтожает рыбу, либо вынуждает её мигрировать. Поэтому жители этих регионов … испытывают значительные трудности в приобретении необходимого для жизни …»

Сочинения

• Bermannus sive de re metallica. Belles Lettres, Paris 1990, ISBN 2-251-34504-3 (Nachdruck der Ausgabe Basel 1530)
• De re metallica libri XII. Springer, Berlin 2004, ISBN 3-540-20870-4
• De animantibus subterraneis liber. VDI-Verlag, Düsseldorf 1978, ISBN 3-18-400400-7 (Nachdruck der Ausgabe Basel 1549)
• De natura eorum, quae effluunt ex terra. SNM, Bratislava 1996, ISBN 80-85753-91-X (Nachdruck der Ausgabe Basel 1546)
• De natura fossilium libri X. Dover Publications, Mineola, N.Y. 2004, ISBN 0-486-49591-4 (Nachdruck der Ausgabe Basel 1546)
• 1544: De ortu et causis subterraneorum libri V
• 1546: De veteribus et novis metallis libri II
• 1550: De mensuris quibus intervalla metimur liber
• 1550: De precio metallorum et monetis liber III

• в рус. пер. — О горном деле и металлургии, [М], 1962.
• Агрикола Г. О горном деле и металлургии в двенадцати книгах. М.: Недра, 1986
• в немецком переводе «Bergwerksbuch» Баз., 1621)

Литература

• Шухардин С. В. Георгий Агрикола. М., 1955;
• Georgius Agricola. 1494—1555, В., 1955.
• [ruthenia.info/txt/pavlo/agricola.pdf Агрікола Г. Про гірничу справу в дванадцяти книгах (книги I – VI)/ Переклад і редакція В. Білецького, Г. Гайка. – Донецьк: Східний видавничий дім, 2014.]

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Георгий Агрикола
• [www.peoples.ru/science/chemistry/agricola/ Е. Савинкина. Георгиус Агрикола]
• [www.farlang.com/gemstones/agricola_textbook_of_mineralogy/page_002 Georgius Agricola. De Natura Fossilium]
• [toxsci.oxfordjournals.org/content/69/2/292.fullLutz W. Weber. Georgius Agricola]

Отрывок, характеризующий Георгий Агрикола

– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.