Берёзко, Георгий Сергеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Георгий Березко»)
Перейти к: навигация, поиск
Георгий Берёзко
Имя при рождении:

Георгий Сергеевич Берёзко

Дата рождения:

7 сентября 1905(1905-09-07)

Место рождения:

Вильно

Дата смерти:

2 ноября 1982(1982-11-02) (77 лет)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Род деятельности:

прозаик, сценарист

Направление:

социалистический реализм

Премии:

Золотая медаль имени А. А. Фадеева (1974)

Награды:
[www.lib.ru/PRIKL/BEREZKO/ Произведения на сайте Lib.ru]
Георгий Сергеевич Берёзко (1905—1982) — русский советский прозаик, сценарист кино и мультфильмов.



Биография

Родился в семье учителя. С 1925 года публиковал стихи в периодике. В 1927 году окончил литературное отделение этнологического факультета Московского университета. Работал преподавателем в школе, старшим техническим редактором, художником-полиграфистом в издательстве «Новая деревня», редактором, затем кинорежиссёром на студии «Мосфильм». Во время Великой Отечественной войны вступил в народное ополчение, сотрудник дивизионной газеты, режиссёр центрального ансамбля ВМФ, а затем фронтового театра.

С 1942 года начал писать прозу. С 1954 года стал преподавать в Литинституте.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Сочинения

Темы прозы Берёзко — война и армия. Его книги написаны в соответствии с принципами соцреализма, официальная советская критика их высоко оценивала, их переводили в ГДР.[1]

  • Красная ракета, 1943.
  • Ночь полководца, 1946.
  • Мирный город. В 2-х тт., 1952—1954. В романе рассказывается о повороте в ходе войны в 1942 году под Тулой.
  • Избранные повести и рассказы, 1957.
  • Сильнее атома, 1959. В романе, призванном показать Советскую армию в мирное время и самим своим названием проиллюстрировать силу её идеологической позиции, описано обучение подразделения парашютистов. Концовки глав романа, выполняющие функцию комментария, написаны ритмической прозой.[1]
  • Дом учителя, 1973.
  • Присутствие необычайного (журнал «Москва», 1980, № 1-2). Роман считают опытом «поучительного детектива».[1]

Режиссёр

Сценарист

Мультфильмы

Фильмы

Поэт

Критические оценки

Немецкий славист и литературный критик Вольфганг Казак полагал, что «с точки зрения литературного мастерства произведения Берёзко малозначительны».[1] Он упрекал писателя в том, что его произведения изобилуют длиннотами и схематическими персонажами («Мирный город»), а некоторые художественные приёмы («Сильнее атома») производят негативное впечатление.[1]

Напишите отзыв о статье "Берёзко, Георгий Сергеевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
  2. </ol>

Ссылки

  • [www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=16&e_dept_id=1&b_element_id=9366 Энциклопедия отечественного кино]
  • [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=3130 База данных Аниматор.ру]
  • [www.kino-teatr.ru/kino/director/sov/28966/bio/ Георгий Берёзко на сайте Кино-Театр. Ру]

Отрывок, характеризующий Берёзко, Георгий Сергеевич

– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.