Георгий Синкелл

Георгий Синкелл (греч. Γεωργιος Συνκέλλος) — византийский историк на рубеже VIII—IX вв., автор известной хроники.

Точное время жизни Георгия не установлено. Все биографические данные извлекаются из его «Хроники» и частично сохранились в свидетельствах современников. Монах Георгий состоял личным секретарем константинопольского патриарха Тарасия (784—806) — синкеллом (συνκέλλος; букв. «сокелейник»), от чего приобрёл у поздних историков условное прозвище Синкелл. После смерти патриарха он удалился в монастырь, где вероятно составил свой исторический труд. Известно, что в 810 году он был ещё жив, так как упомянул 6302 год от сотворения мира как текущий год. После смерти Георгия Хроника была продолжена его другом Феофаном Исповедником, также выступавшим против иконоборцев.

«Избранная Хронография» (или Извлечения из Хронографии, Ἐκλογὴ Χρονογραφίας) Георгия Синкелла, составленная им в виде компилляции исторических сведений, начинается от сотворения мира и доведена до прихода к власти римского императора Диоклетиана (284 год). Материал для Хроники Георгий Синкелл черпал из книг Библии, произведений Иосифа Флавия и других древних авторов. По сравнению с другими византийскими хрониками Синкелл ввёл хронологические вычисления по отсчету лет согласно древнегреческим олимпиадам для событий греко-римской истории. Для согласования с историей других стран он заимствует данные из таблиц, составленных древнеегипетским жрецом Манефоном и вавилонянином Бероссом (по труду Юлия Африкана). Установив хронологию и согласовав её с библейской, Синкелл располагает события по годам.

По мнению академика В. М. Истрина сокращённый перевод Хронографии Синкелла на старославянский язык мог появиться во времена Киевской Руси, известно 3 списка XV века (сохранилось два). Выдержка из перевода:

«Ахазу царюющю в Иерусалимѣ первое лѣто, олумпия первая быс[ть]. В пятое лѣто Ахазоу бѣаше олимпия вторая егда Ромоуилъ и Ромъ родиста. Ахазово бо с перваго лѣт[а] олимпиада еллинскы начинають ся чисти. Соберуть ся лѣта оубо от Адама даж и до римьскаго единовластьства лѣт всѣх ЕУЛГ [5433 лет].»

В русских летописях Хронография почти не использовалась в силу краткости изложения.

Ссылки

• [pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4706 Хроника Георгия Синкелла]: публикация Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
• Покровская В. Ф., [feb-web.ru/feb/irl/il0/il1/il121142.htm Византийская историческая литература]: в 10 т. / АН СССР. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941—1956. Т. I. Литература XI — начала XIII века. — 1941. — С. 114—134.
• [www.newadvent.org/cathen/06463a.htm Georgius Syncellus]: Catholic Encyclopedia  (англ.).

Отрывок, характеризующий Георгий Синкелл

В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.