Георгий (Конисский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георгий
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Архиепископ Георгий (в миру — Григорий Осипович Конисский; 20 ноября 1717, Нежин, Черниговский полк, Русское царство — 13 (24) февраля 1795, Могилёв, Российская империя) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Могилёвский, Мстиславский и Оршанский. Философ, педагог, богослов и общественный деятель Речи Посполитой, а затем Российской империи.

Причислен к лику местночтимых святых Белорусского экзархата Русской православной церкви в 1993 году.





Семья и образование

Происходил из казацкого старшинного рода. Отец — Осип Иванович Конисский, сотенный урядник, с 1727 года — бургомистр Нежина.

В 1728 году Георгий Конисский поступил в Киевскую духовную академию, полный курс которой окончил в 1743 «с особенною похвалой». В академии изучил латынь, польский, греческий, древнееврейский, немецкий языки, писал стихи.

Монах и профессор

11 августа 1744 был пострижен в монашество в Киево-Печерской лавре.

В 1744—1746 — проповедник Киево-Печерской лавры.

С 1745 года — учитель пиитики в Киевской духовной академии.

С 1747 года — профессор богословия и философии и префект академии, был рукоположен в сан иеромонаха.

С 1 августа 1751 года — архимандрит Киевского Братского монастыря.

С 30 августа 1752 года — ректор академии.

В 1746 году написал драму «Воскресение мертвых», сюжет которой был основан на навеянном евангельским сюжетом противопоставлении бессердечного богача и терпеливого бедняка, которые после кончины, попадают, соответственно, в ад и рай. В этой драме присутствует социальная критика, а её тема была актуальна для того времени, когда казацкая старшина захватывала земли у более бедных казаков.

Философ и богослов

В своих лекциях по философии Георгий (Конисский) демонстрировал знакомство с творчеством мыслителей различных школ и эпох. Он отождествлял созданную Богом природу с материей как с основой всего сущего, считал, что природа «является внутренним принципом действия и будто домом для вещей, а именно: она обусловливает внутренние процессы в вещах и есть не что иное, как материя и форма». Он полагал, что природа, отожествляемая с материей, является принципом движения и покоя: «Если вещи движутся, их движение обусловливает природа; если покоятся, их покой опять-таки обусловливает природа». По его мнению, «материя никогда не может быть ни порождена, ни уничтожена, она сотворена Богом в начале мира, и какая, и в каком количестве сотворена, такая и в таком количестве по сей день остаётся и будет оставаться в будущем».

Георгий (Конисский) рассказывал студентам о достижениях современных ему астрономических исследований, объясняя многие природные феномены естественными причинами, установленными наукой. Верил в силу человеческого разума, хотя и признавал историческую ограниченность познания. Рассматривая проблемы этики, он провозглашал жизнь с предоставленной ею способностью чувствовать первопричиной, условием и естественной основой счастья человека.

В качестве профессора богословия первым среди учёных из Киевской духовной академии изложил богословие в систематическом порядке. По словам митрополита Макария (Булгакова), он «бесспорно превзошел всех предшественников своих и преемников». В 1749—1751 году он на латыни написал курс философии в духе последовательного рационализма

Воля – это активная свободная способность рациональной души, относящаяся к добру и злу, как они представлены разумом. Отсюда ясно, что объектом воли является добро и зло; настоящее же добро наследственно, зло же – то, чего избегают. Другим авторам хочется утверждать объектом воли только добро, а зло – объектом только случайно. Это хорошо, потому что когда отворачиваемся от зла, тогда желаем добра, поскольку само отвращение и избежание зла есть добро… Активное (хотение воли) подразделяется на абсолютное и условное. Первое создает свой объект без какого-либо отношения к другому и без всякого условия – таким является желание, которым Бог сотворил мир. Условным есть то желание, которое не создает свой объект, если вначале не дается условие. Таким является желание Христа определить весь человеческий род после падения к вечной жизни. Оно содержит в себе условие: если все поверят во Христа и будут хорошо жить»[1].

Архиерей

Годы служения в Речи Посполитой

20 августа 1755 года хиротонисан во епископа Могилёвского. Чин хиротонии совершили митрополит Киевский Тимофей (Щербацкий), епископ Черниговский Ираклий (Комаровский) и епископ Переяславский Иоанн (Козлович).

Его епархия находилась на территории Речи Посполитой, где даже униаты (равно как и протестанты) подвергались дискриминации, а православные находились вообще вне закона. Боролся за равенство прав подданных Речи Посполитой, принадлежавших к различным конфессиям. Заботился о просвещении подведомственному ему духовенства с тем, чтобы оно способствовало повышению образовательного уровня своей паствы. В 1757 году он открыл в Могилёве духовную семинарию и организовал типографию при архиепископском доме. Много позднее, уже после присоединения восточной Белоруссии к России, в 1780 году семинария была реорганизована, в ней открылись классы богословских и философских наук; в 1785 году был построен новый двухэтажный учебный корпус.

Активность владыки Георгия встречала неприятие со стороны части католической шляхты. Летом 1759 года во время богослужения в храме в Орше его изгнали из церкви, заставили укрыться в монастыре, который после этого был осаждён толпой, намеревавшейся убить епископа. Ему удалось тайно выбраться из монастыря в крестьянской телеге, покрытой сверху навозом. В 1760 на архиерейский дом и семинарию было совершено нападение, в результате которого несколько семинаристов были ранены, а епископ нашёл убежище в подвале.

В 1762 году епископ Георгий (Конисский) присутствовал в Москве на коронации Екатерины II, где просил русскую императрицу оказать помощь православным на территории Польши. В 1765 году выступил с яркой речью в защиту православных перед новым польским королём и великим князем литовским Станиславом Понятовским. Направил правительству Речи Посполитой записку о положении православных во всех западно-русских епархиях. В своей деятельности опирался на многочисленные исторические документы и юридические акты, определявшие права православных верующих на польской территории.

Формально не являясь лидером Слуцкой конфедерации, стал одним из её фактических руководителей и, действуя при поддержке российских властей (арестовавших нескольких ультракатолических лидеров) и в союзе с протестантами, добился на сейме 1767—1768 годов уравнения во многих правах римокатоликов, униатов, православных и протестантов и признания православных диссидентами. Впрочем, значительная часть общества Речи Посполитой не признала этих принятых под давлением решений, и в условиях разразившейся гражданской войны епископ Георгий был вынужден уехать на российскую территорию (в Смоленск), вернувшись в Могилёв лишь после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году.

Служение в России

В результате первого раздела Речи Посполитой восточная часть Великого Княжества Литовского была присоединена к России, и владыка Георгий стал именоваться епископом Могилевским, Мстиславским и Оршанским.

В 1780 он заложил в Могилёве храм во имя праведного Иосифа в присутствии императрицы Екатерины II и австрийского императора Иосифа II. Тогда же добился от Екатерины II издания указа, разрешающего переход униатского прихода в православие в том случае, если в униатском приходе вакантно священническое место. В течение трёх последующих лет к православию присоединились 112 578 униатов. При этом епископ Георгий нашёл способ обойти указ императрицы, ограничивавший переход униатов в православие — в том случае, если униатский священник симпатизировал православным, епископ сначала присоединял его к православию. А так как в результате униатский приход становился вакантным, то после этого появлялась возможность присоединить к православию и прихожан. 22 сентября 1783 он был возведён в сан архиепископа и назначен членом Святейшего Синода.

В 1784 предложил проект создания православной епархии в Польше с центром в Слуцке и рекомендовал на пост её правящего архиерея своего давнего сотрудника игумена Виктора (Садковского), долгое время руководившего Могилёвской духовной семинарией. В 1785 предложения владыки Георгия были приняты, что укрепило позиции православных в Польше.

Автор ряда книг, наибольшую известность среди которых получило руководство для священников «О должностях пресвитеров приходских», выдержавшее при его жизни четыре издания. Был собирателем литературных памятников, его личная библиотека насчитывала 1269 книг и 241 экземпляр рукописей и документов.

С его именем долгое время связывалось историческое сочинение «История русов», однако современная историческая наука опровергает его авторство.

Проповедник

Был известен как выдающийся проповедник, резко критиковавший человеческие пороки и затрагивавший в своих проповедях острые социальные проблемы:

Суды хотя носят имя алтарей неприкосновенных, именуются прибежищем и покровительством обидимых, престолом Самого Бога, но в них нередко прибегающий находит совет нечестивых, седалище грабителей. Законы же хотя сами по себе священны и справедливы, однако и они в сих седалищах нередко истязания терпят, когда подъятыми на неправду, как струна пыточная натягиваются.

Резко критиковал грехи не только светских, но и духовных лиц, в том числе и нерадивых священников, не желающих проповедовать своей пастве («немых псов, не могущих лаяти, любящих дремати»), и лицемерных монашествующих («обещавшихся с клятвою постническое житие вести, больше прочих и жрём, и празднуем»). По словам А. С. Пушкина (считавшего владыку «одним из самых достопамятных мужей» XVIII столетия),

проповеди Георгия просты, и даже несколько грубы, как поучения старцев первоначальных; но их искренность увлекательна. Политические речи его имеют большое достоинство.

Эпитафия

Был похоронен в Спасской церкви Могилёва, которая была при нём достроена и освящена. Над его могилой была прибита медная доска с эпитафией, составленной самим архиепископом:

Колыбель — Нежин, Киев мой учитель,
Я в тридцать восемь лет назван: Святитель.
Семнадцать лет боролся я с волками.
А двадцать два, как Пастырь, отдохнул с овцами.
За претерпенные труды и непогоду
Архиепископом и Членом стал Синоду,
Георгий именем, я из Конисских дому,
Коню подобен был я почтовому.
Тут трупа моего зарыты кости.
В год семисотый пятый девяностый.

(Цитируется по книге: Булгаков М., священник. Преосвященный Георгий Конисский. Минск, 2000. С. 505. Существуют и другие, несколько отличающиеся по стилистике, варианты этой эпитафии).

Память об архиепископе Георгии

Владыка Георгий в числе других исторических личностей изображён на барельефе памятника 1000-летия России, возведённого в Новгороде в 1862.

Определением Синода Белорусского Экзархата Русской Православной Церкви 6 августа 1993 архиепископ Георгий Конисский причислен к лику местночтимых святых. Ему составлены служба и акафист.

Труды

  • Права и вольности жителей, греко-восточную веру исповедающих в Польше и Литве. 1767.
  • Исторические известия о епархии Могилевской. 1775.
  • О должностях пресвитеров приходских (руководство приходскому духовенству). 1776.
  • История русов или Малой России. 1817.
  • Записки о том, что в России до конца XVII столетия не было никакой унии с Римской Церковью // Чтения в обществе истории и древностей Российских, 1847, № 8.
  • О воскресении мертвых (трагедия), интермедии. // Древняя и Новая Россия, 1878, ч. III.
  • Слова и речи. Могилёв, 1892.

Напишите отзыв о статье "Георгий (Конисский)"

Литература

Примечания

  1. (Перевод на русский язык по Георгий Конисский. Философски твори. Киев, Наукова думка, 1990, с. 505).

Ссылки

  • [www.pravoslavie.ru/archiv/archiereology05.htm Биография]
  • [www.rusk.ru/st.php?idar=24875 Могилёвская земля — Куликово поле святителя Георгия Конисского]
  • [www.vipdissertation.com/bankref/detail.php?ID=22200 Георгий Конисский — философ XVIII века]
  • [history-mda.ru/publ/svyatitel_georgiy_ko_51.html Г. Е. Колыванов. Святитель Георгий Конисский и его время]
  • [nash-sovremennik.ru/archive/2007/n12/256-260_Tchasovnikov.pdf Пастырь православной Белоруссии].

Отрывок, характеризующий Георгий (Конисский)


«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.