Георги, Фридрих фон
| Барон Фридрих Роберт фон Георги нем. Friedrich Robert Freiherr von Georgi<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 12 января 1907 — 23 июня 1917 | |||
| Предшественник: | Юлиус фон Лачер-Лауэндорф | ||
| Преемник: | Карл Чапп фон Биркенштеттен | ||
| Рождение: | 27 января 1852 Прага, Королевство Богемия, Австрийская империя | ||
| Смерть: | 23 января 1926 (73 года) Вена, Австрия | ||
| Награды: |
| ||
Фридрих Роберт фон Георги (нем. Friedrich Robert Freiherr von Georgi, 27 января 1852 - 23 января 1926) - австро-венгерский военачальник, министр ландвера Цислейтании в 1907 - 1917. Барон (с 1912). Генерал-полковник (с 1916).
Содержание
Биография
Семья Георги происходит из Саксонии. Известен предок Ганс Герге (Hans Görge), умерший до 1692. Отец - полковник.
Образование и карьера
Обучался в военной школе в Хайнбурге, затем в Терезианской военной академии. 1 сентября 1871 направлен лейтенантом на службу в 6 фельдъегерский батальон. В мае 1877 произведен в чин обер-лейтенанта.
В 1878 вступил в брак с Бертой Штамм. В семье родились четыре ребёнка (двое умерли в раннем возрасте).
В 1879 - 1881 проходил обучение в Императорской и королевской Военной школе в Вене. По окончании назначен прикомандированным офицером Генерального штаба при 5 горно-стрелковой бригаде. Отличился при подавлении восстания в Боснии и Герцеговине в 1882. В течение двух лет проходил службу в Генеральном штабе. Затем, до 1890 - вновь в 6 фельдъегерском батальоне и 27-м пехотном полку. 1 мая 1884 представлен к чину капитана 2 класса; 1 ноября 1885 - капитана 1 класса.
17 марта 1891 назначен начальником штаба 15 пехотной дивизии, с 1 мая 1891 - майор.
С февраля 1893 до 1898 - на преподавательской работе, преподавал курс штабного офицера, был председателем комиссии по оценке штабных офицеров. В этот период короткое время служил в 100-м пехотном полку. С 1 мая 1894 - подполковник; с 31 декабря 1896 - полковник.
В 1898 - 1903 - шеф 10 отделения Военного министерства. По службе неизменно получал высокие оценки командования, в том числе начальника Генерального штаба Фридриха фон Бек-Ржиковского.
В ознаменование 30-летней воинской службы и в память об успехах во время службы на Балканах 1 ноября 1901 возведён в дворянское достоинство. Весной 1903 назначен командиром 42 ландверной пехотной бригады. 2 мая 1903 удостоен чина генерал-майора.
18 июля 1906 получил должность шефа секции Министерства ландвера Цислейтании. Входил в окружение эрцгерцога Франца Фердинанда, снискал репутацию молодого перспективного генерала свободных взглядов, реформатора. Георги считался вероятным наследником Бек-Ржиковского на посту начальника Генерального штаба. 1 мая 1907 получил чин фельдмаршал-лейтенанта.
1 декабря 1907 назначен министром ландвера, возглавив территориальные вооружённые силы австрийской части империи. К этому времени ландвер представлял собой вспомогательную структуру, существующую лишь как зеркальное отражение венгерского гонведа. Георги добился существенного увеличения финансирования территориальных войск, добился создания в них самостоятельных артиллерийских и кавалерийских частей. Для повышения уровня образования офицеров была основана Военная академия Франца Иосифа и Высшее реальное училище.
Вместе со своим другом, Конрадом фон Гётцендорфом, создал ландверные горно-стрелковые войска. 1 ноября 1911 представил новый законопроект об обороне и предложение о введении в ландвере чина генерала пехоты. 5 июля 1912 соответствующие документы были подписаны императором и таким образом в ландвере были введены те же стандарты, что и в общеимперской армии. В 1912 стал шефом 15 пехотного полка. 9 сентября 1912 пожалован титулом барона.
Во время первой мировой войны
После начала войны Георги подал рапорт о назначении в действующую армию, однако получил отказ. Сыграл большую роль в организации функционирования армии на фронтах, помощи раненым. В 1915 удостоен Большого рыцарского креста степени магистра Мальтийского ордена. После убийства министр-президента фон Штюргка, рассматривался в качестве кандидата на замещение должности главы правительства. 6 мая 1916 удостоен чина генерал-полковника.
После смерти в 1916 Франца Иосифа и воцарения Карла I стал одним из немногих высших чиновников, сохранивших свой пост.
31 марта 1917 стал почётным гражданином города Лейтмерица. Назначен пожизненным членом Палаты господ (Herrenhaus) парламента Цислейтании.
Покинул пост 23 июня 1917 после формирования кабинета Клам-Мартиница. Сдал пост генералу Карлу Чаппу фон Биркенштеттену. Поскольку Георги к этому времени уже исполнилось 66 лет, он не мог быть назначен в действующую армию и вышел в отставку. Проживал в Вене, умер в 1926.
В 1940 именем генерала названа улица в 21 округе Вены Флоридсдорф - Георгиштрассе.
Награды
- Военная медаль за заслуги в бронзе (1890)
- Крест «За военные заслуги» (1898)
- Орден Железной короны III класса (1903)
- Назначение членом Тайного совета (1908)
- Орден Красного орла (1908)
- Орден Железной короны I класса (1909)
- Орден «Святой Александр» (Болгария, 1912)
- Железный крест II и I класса (Пруссия, 1914)
- Большой крест Ордена «За военные заслуги» (Бавария, 1914)
- Большой крест Ордена Леопольда (1913, военного отличия - 1916)
- Орден "За военные заслуги" I класса (Бавария, 1915)
- Почётный знак Красного Креста (Австрия, 1915)
- Военная медаль за заслуги в золоте (1916)
- Орден Вюртембергской короны с мечами (Вюртемберг, 1916)
- Крест Марии Тевтонского ордена (1916)
- Медаль Красного креста (Пруссия, 1916)
- Орден Меджидие (Османская империя, 1916)
- Королевский Саксонский Орден Альбрехта с золотой звездой и мечами, (Саксония, 1917)
- Галлиполийская звезда, (Османская империя, 1917)
- Медаль Имтияз в золоте (Османская империя, 1917)
Напишите отзыв о статье "Георги, Фридрих фон"
Литература
- Georgi, Friedrich Robert Frh. von. // Österreichisches Biographisches Lexikon 1815—1950 (ÖBL). — Bd. 1. — W.: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 1957.
- Manfried Rauchensteiner. Der Tod des Doppeladlers. Sonderausgabe. — Graz, W., Köln: Verlag Styria, 1997. — ISBN 3-222-12454-X
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Георги, Фридрих фон
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
