Геннин, Георг Вильгельм де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Георг Вильгельм де Геннин»)
Перейти к: навигация, поиск
Вилим Иванович де Геннин
Георг Вильгельм де Геннин
нем. Georg Wilhelm de Hennin
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 — Один из основателей Екатеринбурга и Перми
 
Рождение: 11 (21) октября 1676(1676-10-21)
Ганновер в Нижней Саксонии в Германии (по другим сведениям Зиген в Северный Рейн-Вестфалия)
Смерть: 12 апреля 1750(1750-04-12) (73 года)
Санкт-Петербург, Российская империя
Отец: Иоханес Геннин
Мать: Катарина Геннин
Дети: два сына
 
Награды:

Георг Вильгельм де Ге́ннин (нидерл. Georg Wilhelm de Hennin), также Ви́лим Ива́нович де Ге́ннин (11 (21) октября 1665 — 12 апреля 1750) — российский военный и инженер немецкого (по некоторым источникам — голландского) происхождения, генерал-лейтенант (с 1728 года), друг и соратник Петра Великого, специалист в области горного дела и металлургического производства.

В России сам он себя называл Вилим Иванович Геннин. На русскую службу поступил в 1697 году, сообщив о себе: «с юности своей научен и ныне основательно разумею архитектуру гражданскую, домов строение, делание всяких потешных огнестрельных вещей, японской олифой крашеные соломой изображения преизрядно на бумаге вырезать и прочие хитрости». В прошение о приеме на службу от 1697 года сам В. де Геннин пишет: «Его превосходительствам высокошляхетным Господам послам чрезвычайным великого Московского посольства в здешней земле. Объявляет во всей покорности Юрья Вилим Де-геннин, родом из Ганова…»





Биография

Георг Вильгельм де Геннин родился в Нижней Саксонии или, по другим сведениям, в городе Зиген (Северный Рейн-Вестфалия).

В 1697 году он был приглашён генералом Ф. Я. Лефортом в Россию и участвовал в Северной войне в качестве артиллериста и инженера-фортификатора.

Карьерный рост: в 1700 году — поручик, в 1706 году капитан, в 1708 году — майор, в 1710 году — подполковник, в 1716 году — полковник, в марте 1722 года — генерал-майор, в 1727 году — генерал-лейтенант. Проявил себя при взятии Выборга, Кексгольма, Гангута. Судьба свела его с людьми из окружения Петра Великого: Меньшиков, Апраксин, Брюс и другие сподвижники царя.

До 1701 года архитектор оружейной палаты. Затем Северная война: строительство крепостей, пороховых заводов, литейного двора в Петербурге, петровской слободы.

С 1713 года де Геннин комендант Олонецких заводов под Петрозаводском, которые под его руководством стали крупнейшим промышленным комплексом по производству вооружения в России. В больших масштабах под его руководством развивается металлургическое и металлообрабатывающее производства. Там же в 1714 году он поддержал создание первого российского курорта «Марциальные воды», организовав строительство санатория в 17171718 году у источника «На Олонце», который в 1719 году посетил Пётр I. Здесь де Геннин показал себя в качестве геолога рудознатца, решив проблему дефицита железной руды разного состава и качества открыв несколько месторождений железных руд и попутно марциальное и кончезерское месторождения минеральной воды в гористой и болотистой местности Карелии.

В 1719 году загранкомандировка для обозрения горных заводов. Де Геннин привозит из-за границы 16 мастеров и идею внедрить машинное производство в России.

С июля 1721 по май 1722 года полковник Вильям Геннин назначен главным на строительстве Сестрорецкого оружейного завода.[1] Инженер от бога, металлург обладавший даром лозоходца, сопровождавшим Петра I в его походах, через места ныне называемые Курортный район Санкт-Петербурга. Он определил, что в окрестных недрах есть запасы железной руды, необходимой при выплавке стали и производстве оружия, для разраставшихся военных кампаний по укреплению границы государства.

Вторым условием сталелитейного производства является наличие большого количества воды, необходимой, как для технологии выплавки стали, так и для облегчения труда рабочих при вращении колёс машин. Выбор пал на устье реки Сестры, одной из крупнейших на Карельском перешейке. Применить энергию воды Пётр I хотел не только для вращение колёс завода, но и для создания парка с фонтанами напротив Петергофа[2]. Любуясь красотой здешних мест и природных ландшафтов было принято парадоксальное решение затопить всю эту красоту, построив плотину на крутом повороте реки Сестры.

Строили быстро. Одновременно производили наблюдения за режимом рек, за условиями её будущего использования для нужд завода. Воды явно будет не хватать для работы завода, идея фонтанов отпала. Территория подлежащая затоплению огромна. Строительство стало тормозиться. Когда работ оставалось менее, чем на полгода Петру I пришлось отправить Де Геннина на Урал в апреле 1722 года, для развития сталелитейных заводов на реке Исеть, удалив его тем самым от царского двора и от Сестрорецка. Мастера присланные с других заводов завершили строительство. 27 января 1724 года плотина была достроена полковником Вырубовым и завод начал функционировать с новым более производительным оборудованием.

Ещё 20 ноября 1723 года в письме Геннину на сибирские заводы Пётр I писал: «…что вы заводы Уктуские, Алапаевские и Каменские исправляли и железо доброе на них делают и зачнёте по указу пушки и мортиры лить, то хорошо, а что вы зачали делать фузеи и шпаги, то по получении сего вели отставить и впредь там ружья делать не надобно, а железо потребное на ружейное дело присылайте сюда на Сестрорецкие заводы, которые уже совсем сделаны».[3]

Будущее показало, что Сестрорецкая плотина была не достаточно надёжной. Неоднократно паводковые воды её прорывали, снося деревянные цеха, унося жизни рабочих. Большую часть времени, водохранилище Сестрорецкий Разлив и завод простаивали без воды. Её хватало на 1—2 месяца работы после наполнения водохранилища весенним, а затем осенним паводком. В остальное время машины заменялись мускульной силой рабочих.[4]

В феврале 1723 года на Урале Де Геннин на основании разработанной им же административной инструкции получает законное разрешение на строительство нового металлургического завода по производству меди и стали, названного именем императрицы Екатерины Первой, также святой Екатерины покровительницы горного дела. Завод стал градообразующим Екатеринбурга. На строительство, а в дальнейшем и для эксплуатации были привлечены солдаты всех близлежащих частей и гарнизонов, крепостные и вольнонаёмные крестьяне всех окрестных волостей и губерний. Грандиозный размах строительства использовал весь предшествовавший жизненный опыт Де Геннина. Пуск завода состоялся 18 ноября 1723 года (по новому стилю). Это официальная дата основания Екатеринбурга. Здесь генерал проработал 12 лет. Построил девять новых заводов в том числе Егошихинский, градообразующий для города Пермь.

В 1734 году вернулся в Санкт-Петербург. Пожизненный член военной коллегии и начальник оружейных заводов, единственный имевший право докладывать Императрице Анне Иоанновне. Под его руководством проведена реконструкция оружейных заводов в Туле и Сестрорецке.

Умер 12 апреля 1750 года. Имел двух сыновей.

Публикации

  • Г. В. де Геннин — автор книги «Описание Уральских и Сибирских заводов», где впервые приведено географическое и историческое описание Пермского края, описания Ягошихинского, Пыскорского, Суксунского заводов с планами и чертежами. 1735. — М.: Гос. изд-во «История заводов», 1937.

Память

  • В память Вильгельма де Геннина названа одна из улиц Екатеринбурга.
  • Де Геннину и Татищеву в Екатеринбурге установлен памятник.
  • Де Геннину установлена мемориальная доска в Петрозаводске.
  • Памятная медаль и Премия имени В. Н. Татищева и Г. В. де Геннина за работы, внесшие значительный вклад в науку, технику, медицину, искусство, культуру, архитектуру, строительство и разви­тие производства, выполненные жителями Екатеринбурга или реализованные впервые в городе Екатеринбурге (1998).

См. также

Напишите отзыв о статье "Геннин, Георг Вильгельм де"

Примечания

  1. ЦГАВМФ, ф. 233, канц. гр. Апраксина, оп. 1, ед. хр. 246, л. 105.
  2. ЦГАВМФ, ф. 146, оп. 1, ед. хр. 44, л. 173
  3. ПСЗ, 1723, ст. 4369; ЦГАВМФ, ф. 146, оп. 1, ед. хр. 58, л. 68.
  4. Гаусман Р. Исторический очерк гидротехнических сооружений Сестррецкого оружейного завода. — Инж. журн., 1861, № 2 с. 117—151.

Литература

  • Глаголева А. П. Олонецкие заводы в первой четверти XVIII века. М., 1957.
  • Максимов М. М. Русский геологоразведчик В. И. Геннин. М., 1966.
  • Голиков И. И. Деяния Петра Великого, т.8. М., 1838.
  • Самойлов Н. Пётр Великий на Марциальных водах, открытых в 1716 году в Олонецкой губернии. СПб., 1852.
  • Вильгельм де Геннин. Описание Уральских и Сибирских заводов. М., 1937. (Природа, геология, техника и технология всех заводов построенных Де Геннином).
  • Гаусман. Инж. журнал 1861—1864 гг.
  • Корепанов Н. С. Геннин на Урале. Екатеринбург, 2006 (Очерки истории Урала. Выпуск 39).
  • Худяков Ю. С., Борисенко А. Ю. [new.hist.asu.ru/skif/pub/skep/xudbo.html Археологические материалы скифского времени из коллекции Г.В. де Геннина из Прииртышья] // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий : сборник. — Барнаул, 1999. — С. 226-228.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Геннин, Георг Вильгельм де

– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.