Георг II (ландграф Гессен-Дармштадта)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Георг II Гессен-Дармштадтский
ландграф Гессен-Дармштадта
27.7.1626 — 11.6.1661
Предшественник: Людвиг V Гессен-Дармштадтский
Преемник: Людвиг VI Гессен-Дармштадтский
 

Георг II Гессен-Дармштадтский (нем. Georg II. von Hessen-Darmstadt; 17 марта 1605, Дармштадт — 11 июня 1661, Дармштадт) — ландграф Гессен-Дармштадта с 1626 года.





Биография

Георг — сын ландграфа Гессен-Дармштадта Людвига V и его супруги Магдалены Бранденбургской, дочери курфюрста Бранденбурга Иоанна Георга.

Вместе с графом Иоганном Казимиром фон Эрбахом Георг путешествовал по Европе, выполняя одновременно дипломатические миссии по поручению своего отца. Во время военных действий Тридцатилетней войны верный императору Людвиг V попал в плен к курфюрсту Пфальца Фридриху V и умер в то время, как Георг праздновал свою свадьбу в Дрездене.

Во время Тридцатилетней войны ландграф Георг придерживался нейтралитета, сохраняя при этом верность императору Карлу V. Несмотря на это Гессен-Дармштадт был разграблен имперскими солдатами. В 1629 году Георг был вынужден принять реституционный эдикт.

В отличие от большинства немецких протестантских князей ландграф Георг не вступал в союз со Швецией. В Хёхстском договоре 1631 года Георг после личных переговоров с королём Швеции Густавом II Адольфом, признавшим нейтралитет Гессен-Дармштадта, уступил ему крепость Рюссельсхайм.

Ещё в 1625 году начался конфликт с Гессен-Касселем по поводу наследства угасшей линии Гессен-Марбург. Георг стремительно захватил все территории, предоставленные ем императором, которые в 1627 году Касселю пришлось официально уступить. Однако Гессен-Касселю, вступившему в союз со Швецией и Францией, удалось отвоевать земли в 1645 году. Георг вместе со своей семьёй был вынужден бежать от ужасов войны и чумы в замок Лихтенберг, а позднее в Гиссен. По Вестфальскому миру Георг окончательно лишился земель, предоставленных ему императором в 1622 году и отошедших ландграфине Амалии Елизавете Ганау-Мюнценбергской, получив компенсацию в размере 60 тыс. талеров. Гессенская война тем самым завершилась.

Гессен-Дармштадт понёс значительные потери в Тридцатилетней войне. Ремесленничество и земледелие находились в полном упадке. Георг закупил зерно и скот для раздачи населению. Тем самым ему удалось оживить в стране сельское хозяйство. В 1650 году он призвал своих эмигрировавших подданных вернуться на родину. В 1659 году Георг отказался от политической поддержки императора и вступил в Рейнский союз, направленный против Габсбургов. В своём завещании он советовал своим преемникам держаться вместе с Гессен-Касселем.

Потомки

1 июня 1627 года в замке Торгау Георг II женился на Софии Элеоноре Саксонской, дочери курфюрста Саксонии Иоганна Георга I. У них родилось трое сыновей и двенадцать дочерей.

Напишите отзыв о статье "Георг II (ландграф Гессен-Дармштадта)"

Литература

  • Philipp Walther: Georg II. (Landgraf von Hessen-Darmstadt). In: Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 8, Duncker & Humblot, Leipzig 1878, S. 674—677.

Ссылки

  • [www.koni.onlinehome.de/ausfuehrliche-biographien/hess-darm-lang.htm Биография Георга II Гессен-Дармштадтского  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Георг II (ландграф Гессен-Дармштадта)

– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.