Гептархия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гепта́рхия (дословно — семицарствие, от греч. ἑπτά — семь и ἀρχή — власть, царство, англ. Heptarchy) — период в древней истории Англии, начавшийся около 500 года с образования нескольких англосаксонских государств на юге Британских островов и закончившийся в 850 году установлением «датского права». Термин «Гептархия» впервые употребил английский историк XII века Генрих Хантингдонский.

В результате нашествия англов, саксов и ютов на территории нынешней Англии в начале VI века сформировалось семь сравнительно крупных государств — Уэссекс (королевство западных саксов), Суссекс (королевство южных саксов), Эссекс (королевство восточных саксов), Кент (королевство ютов), Восточная Англия (королевство восточных англов), Нортумбрия (королевство северных англов) и Мерсия (королевство западных англов). В IX веке эти королевства объединились под главенством Уэссекса в единое королевство Англия.





Определение и историчность концепта

По соглашению, Гептархия длилась с конца римского правления в Британии в V веке, пока большая часть англосаксонских королевств не попала под власть короля Уэссекса Эгберта в 829 году: период европейской истории, часто упоминаемый как Раннее Средневековье или, более спорно, как Тёмные века.

Хоть название «гептархия» и предполагает существование семи королевств, их число менялось, так как короли боролись за господство в разное время внутри договорённого периода.[1] В конце VI века король Кента был выдающимся лордом на юге; в VII веке правители Нортумбрии и Уэссекса были могущественными; в VIII веке Мерсия достигла гегемонии над другими выжившими королевствами, частично с «Оффой Великим». Даже во время правления Эдвига и Эдгара (955-75) среди английского населения всё ещё могли говорить об отдельных королевствах.

В реальности конец Гептархии был постепенным процессом. Набеги викингов в IX веке, которые привели к установлению контролируемого Данией анклава в Йорке и, в конце концов, «датскому праву», получили значительное преимущество над мелкими соперничеством между старыми королевствами. Была признана необходимость объединиться против общего врага, поэтому тем временем король Уэссекса Альфред Великий противостоял датчанам в конце IX века, он делал это, по существу, как лидер англосаксонской нации. Последующие короли Уэссекса (и, в особенности, Этельстан) постепенно усилили английское унитарное государство, пока, в результате, с одновременными распадом Мерсии и подчинением Нортумбрии после передачи власти Эдгару в 959 году, старые составные королевства не консолидировались в одно.

Последние исследования выявили, что некоторые из королевств Гептархии (особенно Эссекс и Суссекс) не достигли того же статуса, что и другие. Наоборот, среди семи королевств также существовало большое количество других политических делений, которые сыграли более значимую роль, чем считалось ранее. Такими были королевства (или подкоролевства): Берниция и Дейра в составе Нортумбрии; Линдси на территории современного Линкольншира; Хвикке на юго-западе Мидлендса; Магонсет королевство в составе Мерсии на территории современного Херефордшира; Вихтвара, королевство ютов на острове Уайт, первоначально такое же важное, как Кент; средние англы, группа племён, базировавшихся около современного Лестершира, позднее завоёванные мерсийцами; Хестингас (около города Гастингс в Суссексе); гевиссы, саксонское племя на территории современного южного Гемпшира, позднее развившееся в королевство Уэссекс.

Безусловно, термин «гептархия» считался недостаточным с начала XX века, и многие профессиональные истории больше не использовали его, чувствуя, что он не описывает точно период, к которому относится. Однако, он всё ещё иногда используется как удобное название для этой стадии развития Англии.

Гербы

См. также

Напишите отзыв о статье "Гептархия"

Примечания

  1. Norman F. Cantor, The Civilization of the Middle Ages1993:163f.

Литература

Ссылки

  • [britton.by.ru/sources/sources.htm Вильям Мальмсберийский. Хроника королей Англии. Книга I].  (рус.)
  • [britton.by.ru/sources/FW/FW_1.htm Хроника Флоренса Вустерского. Пер. на рус. яз. с продолжениями]  (рус.)


Отрывок, характеризующий Гептархия

Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.